Андрей Константинов - Тульский – Токарев

…Когда Харламов притащил полубесчувственного Ужинского в 16-е отделение и объяснил все Тульскому, то… То Артур очень спокойно усадил «клиента» посреди комнаты и заварил чайку. Сдерживаясь, Тульский начал играть в «доброго следователя»:

– Видел, как Свету убили?

– Да, но… Вы поймите!

– Спокойно, спокойно… чем убили?

– Как спицей…

– Куда воткнул?

Наручники у задержанного были сняты Тульским для чаепития, свободной от чашки рукой Ужинский, дрожа, показал на Артуре.

– На себе, ублюдок, показывай! – заорал Харламов так, что подозреваемый облился чаем.

Тульский «возмущенно» одернул его:

– Степа! Ну зачем ты?! Гражданин все рассказывает… раскаивается… правильно?

– Угу…гу… – глотал истерично чай Ужинский. Артур понимающе сочувственно покивал и спросил:

– А за что убили-то?

– Просто так, – всхлипнул Ужинский. – Но это – не я!

Тульский резко отшатнулся, ему было невмоготу больше притворяться добрым.

– Это тебе тоже «просто так»! – Харламов со всей дури вмазал ойкнувшему задержанному по спине – из рук у него вылетела чашка и, упав на пол, разбилась.

– Это на счастье, – сказал Степа. – Но, сука, не на твое. Тебе, падаль, счастья не видать, потому что ты меня рассердить не боишься…

Артур присел перед Ужинским на корточки:

– Слушай! Ты инвалидом хочешь стать!

– Нет!!! Но я же не…

– А веришь, что можешь?!

– Но послушайте, я же даже не…

Сзади подошел Харламов и резко ударил Ужинского ладонями по ушам – тот завыл и упал со стула на колени.

– А сейчас – веришь?

– Да, да!

Артур встал на колени рядом с Ужинским и, практически касаясь щекой его подбородка, зашептал:

– Я тебя медленно-медленно мучить буду… А потом, когда ты падалью станешь, – выкину на помойку, и тебя там крысы обглодают. Я одно такое укромное местечко знаю – за пару часов без остатка все сожрут…

Ужинский заплакал в голос – страшно, с подвывом. Он был на грани безумия. Харламов одобрительно закивал:

– Жа-алко себя… Пожалей, пожалей, тут тебя никто больше не пожалеет!

Артур, уже почти слетая с катушек, рявкнул:

– Фамилию, имя, телефон! Все конкретное о подельнике! Ну, сука!!!

Ужинский отчаянно завыл:

– Не зна-а-а-ю!!!

Тульский переглянулся с Харламовым, взял задержанного под мышки и начал усаживать обратно на стул. Последним усилием воли Артур заставил себя не сорваться и почти спокойно выдохнул:

– Сразу трудно сказать – понимаю! Успокойся… ну… все хорошо… Итак – как его звали?

Тульский почти перешел на шепот, и Ужинский таким же шепотом откликнулся:

– А… Артем.

– Правильно!.. А фамилия, фамилия какая?

– Токарев.

Артур со всего маху ударил Ужинского ногой по лицу. Тот откинулся навзничь и, не долетев до пола, успел еще поймать удар Харламова. Задержанный свернулся на полу и захрипел.

– Ы-ты, рыбина какая! – довольно проворчал Степа. – Крученая!

Опера мгновенно решили, что Ужинский выдал себя: раз говорит про Артема, значит, знает их мир, и блатной мир знает, и названное имя – это вроде издевки.

Они уже начали стервенеть и потому не сообразили, что никак Ужинский на блатного не тянет.

В этот момент зазвонил телефон, Тульский схватил трубку – звонил Артем.

– А, – тяжело дыша, сказал Артур. – На ловца и зверь… Тут один упырь говорит, что ты с ним Светку убил: как тебе?

– Какую Светку? – ошарашенно спросил Токарев-младший.

Тульский сообразил, что Артем ведь еще ничего не знает, и ответил неопределенно:

– Ты подгребай… Когда будешь?

– Через пять минут…

Когда Токарев-младший влетел в кабинет, Ужинский лежал, забившись в угол. Волосы его были липкими и мокрыми, потому что Харламов облил его почти кипятком.

– Мужики, вы чего это…

– Здорово, Артем, – откликнулся Артур, глаза у которого блестели нездоровой сумасшедшинкой. Он пнул Ужинского по голени и спросил:

– А вот и твой подельник, узнаешь?

Тульский наклонился и повернул Ужинского лицом к Артему. Правый глаз у задержанного уже заплыл и ничего не видел.

– Нет!!!

– Как это – «нет»?! Вот он – и Артем, и Токарев – все, как ты сказал!

– Мужики, вы чего! – начал буквально кидаться на оперов Артем. – Вы же его покалечили!

Артур усмехнулся страшно:

– Ну так надо сначала спросить – за что?

– За что?! – механически переспросил Токарев-младший.

– Он Светку заколол, – делано спокойно ответил Тульский.

– Какую Светку?

– Ту самую! – сорвался на крик Артур. – Барышникову! Нашу Светку!

У Артема округлились глаза и подломились ноги. Он без слов плюхнулся на диван. Ужинский снова завыл в своем углу. К нему подошел Харламов и пнул ногой:

– Поплачь, поплачь. Меньше ссаться в камере будешь.

– Прекратите! – Артема всего трясло.

– А мы еще и не начинали! – гаркнул Тульский, пытаясь подскочить к лежавшему, но Токарев-младший успел его перехватить:

– Артур, погоди, успокойся… Ведь только два дня назад… Ты что – такой же вариант, как с тем «казанским» хочешь? Ты помнишь, что Варшава нам сказал?! Очнись, Артур!

Тульский стал вырываться:

– Тогда был другой случай, а эта гнида…

– Ребята, ребята… погодите вы!

С трудом Артему удалось прервать избиение. Он заставил оперов все подробно ему рассказать с самого начала – и в деталях. По окончании рассказа Токарев-младший сел за стол, в тоске обхватил голову руками и почти простонал:

– Ни-че-го не по-ни-ма-ю!!!

– Что ты не понимаешь? – возбужденно спросил у него Артур.

Артем, не отвечая, выглянул на послышавшийся шум в коридор – там загалдели вернувшиеся из бара, судя по интонациям – довольные, Василий Павлович, Ткачевский и другие оперативники. Слава Богу, они были без прокурорских. Дело в том, что Токарев-старший кратко изложил на месте измотанному следаку суть «Харламовского прорыва», и тот пообещал подъехать к утру – допросить задержанного и «спустить» на трое суток.

Тульский увидел, как Артем плотно закрыл за собой дверь, и услышал (уже приглушенно) вопрос Василия Павловича:

– Ну, как тут у вас? Есть результаты?

Послышался голос Токарева-младшего:

– Сейчас там… Ребята… Давай мы сейчас – через пару минуток к тебе в кабинет – и все доложим.

Последовала странная пауза, а потом Василий Павлович уже с другой интонацией ответил:

– Ждем. Две минуты.

Артем открыл дверь в кабинет, посмотрел на Артура, на Степу, на Ужинского и устало сказал:

– Пошли. Все равно придется… Я постараюсь как-то объяснить…

К этому времени Тульский начал уже остывать, он переглянулся с Харламовым и почувствовал какую-то неуверенность.

…В кабинете у Василия Павловича говорили все по очереди: сначала Артем, потом Артур, потом все с самого начала, то есть с разговора с Тимовым, – объяснял Харламов. Постепенно вопросов задавалось все меньше, а напряжение в кабинете, наоборот, возрастало. Наконец, после минутной звенящей паузы Токарев-старший обреченно спросил:

– Можно я зайду в тот кабинет?

Ему никто не ответил. Василий Павлович поднялся, вышел в коридор, дошел до кабинета Тульского. Осторожно заглянул внутрь, молча посмотрел с минуту, так же тихо закрыл дверь, вернулся к себе и сел за стол, закрыв лицо руками. Ткачевский так же тихо вышел на улицу перекурить. Остальные опера молчали. Василий Павлович снял телефонную трубку и набрал номер:

– Сергей, извини, что в ночь. Срочно приезжай, надо осмотреть человека.

Через полчаса приехал Сергей – одноклассник и друг Токарева-старшего, классный хирург. Он долго возился с Ужинским, а потом, уже в кабинете Василия Павловича, диагностировал:

– Сотрясение мозга – само собой, не в счет. Два-три ребра – подозрение на перелом, но, в общем, – срастется. Остальное в гематомах – заживет через месяц… Для клиента – ничего такого смертельного, но другим врачам показывать я не рекомендую. А вообще, Вася, если бы я тебя не знал… это фашизм.

– Спасибо, Серый, – треснувшим голосом отозвался Василий Павлович. – Ты иди, поздно уже…

Когда врач вышел, Токарев-старший все так же тихо сказал:

– Артур, Артем и Степа! Я прошу вас до завтрашнего вечера не попадаться мне на глаза. Я вас прошу! Слышите – прошу!

Тульский хотел было сказать, что Артем-то уж точно не при делах, но понял, что сейчас лучше не говорить ничего. Артем тоже смолчал. Ткачевский крякнул – и это была единственная сказанная им фраза:

– Взяли на себя ответственность! Всю. Нам ничего не оставили…

…Ужинского чистили всем миром, даже погладили ему брюки. Его долго отпаивали чаем, кофе, коньяком. Разбирали все детали по шестнадцать раз. Он плакал и твердил:

– Они меня не били, они меня пытали!

Крыть было, в общем-то, нечем. Ужинский оказался фактическим владельцем нескольких кафе. В конце концов с ним удалось договориться, правда, не без торговли и компромиссов. Спасло только то, что Ужинский понимал свою, ну – сомнительную роль во всей этой истории, а потому видел реальность посадки суток на десять и – «славу ему вечную». С ним разошлись на протоколе допроса, написанного лично Токаревым якобы по поручению Яблонской.