Ее определенно не устроил флигель для прислуги. Очень на нее похоже, подумал я, небось перебралась на кровать под балдахином.
Я направился в господскую половину. Возле двери, ведущей в спальню фру Дафны, я остановился, поскольку увидел тонкий луч света, пробивавшийся сквозь замочную скважину. Не постучавшись, я осторожно открыл дверь.
На кровати под балдахином Элисабет не оказалось. Она сидела в противоположном конце комнаты спиной к двери, перед бюро, на котором горели две свечи.
Убранство комнаты говорило о том, что в ней когда-то жила молодая женщина. На обоях был нежный рисунок, изображавший цветы вишни. На тумбочке возле кровати стоял трогательный маленький тазик с кувшином, здесь она мыла свои крохотные ручки. Такой умывальник мог стоять в кукольном доме. Слева у стены стоял туалетный столик, над ним висело дамское зеркало времен Директории, перед которым наводила красоту хозяйка дома. Пламя свечи освещало зеркало, и в нем я увидел профиль Элисабет. В зеркальной раме ее профиль выглядел удивительно красиво, словно был помещен сюда специально.
Она не обернулась, когда я вошел, как будто не слышала. Ее взгляд был устремлен на стену, и руки были молитвенно сложены. Мне и в самом деле показалось, что она молится.
Я тихонько подкрался и встал у нее за спиной. И тут я понял, что так приковало ее внимание. В полумраке это можно было разглядеть только вблизи. Собственно, никакого предмета у нее перед глазами не было, это был след от предмета. Светлое прямоугольное пятно, оставшееся на обоях после висевшей здесь когда-то картины.
— Элисабет!
Даже не вздрогнув, она медленно обернулась. Значит, притворялась, будто не слышала, как я вошел, играла. Она любила играть. Во мне всколыхнулось раздражение, я прекрасно понял, что означала ее теперешняя поза.
— Так вот ты где? — Я упер руки в бока и насмешливо смотрел на нее.
— Да, здесь… — Взгляд у нее был отрешенный.
Я показал на светлый прямоугольник:
— Прекрасный образ Марии с младенцем, не правда ли?
— При чем тут Мария с младенцем? — не поняла Элисабет.
— Хватит играть! Откуда ты узнала, что здесь висела икона?
— Я этого не знала.
— Не притворяйся! Дафна была гречанка, а стало быть, греческого вероисповедания, и на этом месте у нее висела икона.
— Я понятия не имела о ее религии… — Элисабет растерялась.
— Как бы не так! — В моем голосе появились инквизиторские нотки. — Ты все-таки умудрилась сунуть нос в мои записи, которые я забыл в столовой. Кстати, они случайно не у тебя?
Элисабет встала.
— Что ты хочешь сказать? — с негодованием спросила она.
— Ты меня прекрасно поняла. Ведь ты сама призналась, что патологически любопытна. Короче, у меня пропали кое-какие бумаги.
— Я никогда не трогаю чужих бумаг!
В ее голосе слышалось такое неподдельное негодование, что я даже растерялся, но ненадолго.
— Но если так, почему ты села в позе молящейся гречанки при двух свечах и перед следом от иконы?
Она вдруг смутилась.
— Не знаю… Что-то, видно, навело на мысль… Я стараюсь проникнуться атмосферой дома.
— Атмосферой, пожалуйста, но не моими бумагами. Спокойной ночи!
Мой гнев пропал, когда, вернувшись в свою комнату, я нашел потерянные листки — они упали за комод. Выходит, Элисабет к ним не прикасалась. Оказывается, я был несправедлив к женщине.
* * *
На следующее утро мы приступили к работе. Столовая служила нам репетиционным залом.
Я дал Элисабет общие указания относительно роли фру Дафны. Например, она должна была говорить с легким акцентом, как говорила настоящая фру Дафна, о чем пишут в своих воспоминаниях люди, знавшие ее. Мы немного порепетировали акцент, и тут мне был задан вопрос, который мне совсем не понравился:
— Если она говорила с акцентом, то как она могла воспроизвести безупречную городскую речь фрекен Матильды?
Моя версия дала трещину, все здание грозило рухнуть. Но я успел подставить подпору.
— Ты же знаешь, как это бывает, Элисабет. Ты сама играла роли на диалекте, на котором никогда раньше не говорила.
Элисабет сморщила носик.
— Но это все равно заметно. К тому же она иностранка…
— Иностранку может скрыть акцент, если будет очень старательно артикулировать, — перебил я ее. — Давай попробуем.
Я сел за стол и положил перед собой лист бумаги.
— Возьмем ту сцену, где камергер Хамел и его жена читают список гостей, которых они хотят пригласить на зимний бал… Я буду за камергера Хамела. Встань рядом, так чтобы ты тоже могла заглядывать в список.
Элисабет встала справа.
— Но почему Дафна должна стоять?
— Потому что она почти на сорок лет моложе своего мужа. — Я положил руку на лист бумаги. — Это наш список. Реплики помнишь? Отлично, начинаем.
Герт поодаль изображал заинтересованную публику. Элисабет перегнулась через мое плечо и превратилась в хозяйку Видванга. Я старался, как мог, превратиться в пожилого почтенного камергера. Мы начали:
Камергер (читает)-. Советник Блок с супругой…
Фру Дафна (кивает): М-м…
Камергер: Уездный предводитель Воллник с супругой…
Фру Дафна (украдкой зевнув): Да, их, пожалуй, не избежать.
Камергер: Подполковник Карстенсен…
Фру Дафна (наклоняется и заглядывает в список): Без супруги?
Камергер: Она больна.
Фру Дафна (с облегчением): Хоть на этот раз мы будем избавлены от ее приступов мигрени, а то они у нее начинаются, как только ее муж выпьет пуншу.
Камергер (смотрит на нее с укором, строго покашливает): Хм! (Читает дальше): Генерал-интендант с супругой…
Фру Дафна (с тоской): И никого моложе шестидесяти пяти?
Камергер: Молодые в списке идут после пожилых, мой друг. (Читает дальше): Лейтенант Стабелль с невестой, фрекен фон Сибберн… Магистр Пребен Берле…
До сих пор все шло прекрасно. Но тут последовала пауза, которая не была предусмотрена ремарками. Элисабет не подавала реплику.
— Магистр Пребен Берле! — повторил я внушительно.
Снова никакой реакции. Я взглянул на Элисабет. Она с безучастным видом смотрела перед собой.
— Ну? — подгонял я ее.
— Что? — рассеянно, как бы издалека, спросила она.
— Ты должна сказать: «Пребен Берле? Зачем ты его пригласил?»
Элисабет как будто проснулась.
— Прости, но я бы эту реплику выкинула.
Я заметил, что Герт с недоумением смотрит на Элисабет из своего «партера», точно он не узнавал ее.
— Абсолютно исключено! — возмутился я. — Это же ключевая реплика в сцене. В ней сказывается нервозность фру Дафны. Она же боится, что муж догадается о ее отношениях с Пребеном Берле.
Я снова взялся за список.
— Повторим: «Лейтенант Стабелль с невестой, фрекен Сибберн… Магистр Пребен Берле…»
Новая пауза. Элисабет, как и в прошлый раз, молча смотрела в пространство.
Я решил подсказать ей:
— Пребен Берле? Зачем ты его пригласил?
Бесполезно. Элисабет только покачала головой.
— Прости, но у меня не получается произнести эти слова… Я… — Она пыталась найти подходящее слово. — Вряд ли фру Дафна могла это сказать, — закончила Элисабет неуверенно.
— Что? — Я вытаращил глаза. — Как это вряд ли?
— Очень просто. Мне кажется, она этого не говорила, — сказала Элисабет на этот раз убежденно.
— С чего ты это взяла?
— Не знаю.
Герт встал.
— Возьми другую сцену, Алф!
Случается, что когда репетируется какая-нибудь сцена, на актера вдруг находит упрямый стих. Режиссеру ничего не остается, как отложить эту сцену и перейти к другой. Герт дал верный совет. Я подумал, что, может быть, на Элисабет плохо действует мое партнерство — за последние сутки между нами установились натянутые отношения. Пусть порепетирует в паре с Гертом.
Мы попробовали две короткие сцены, в которых действуют фру Дафна и Пребен Берле, они прошли как по маслу. Но на третьей сцене опять произошел сбой.
Пребен Берле и фру Дафна должны были стоять у окна и смотреть на заснеженный пейзаж. Фру Дафна сравнивала свою постылую, скудную событиями жизнь в Видванге с окружающей природой. А Пребен Берле расписывал ей теплую, красочную страну за океаном. В этот момент дверь открылась, и на пороге появился камергер. Пара должна была молниеносно переменить тему разговора.
Мои актеры заняли свои места, а я отошел к двери, чтобы в нужный момент известить о появлении камергера.
Я ждал, когда они начнут диалог. Но они не начинали. В чем дело? Герт, как и требовалось, стоял и смотрел в окно. Зато Элисабет повернулась к окну спиной. Диалог и не мог получиться, потому что начинался он с того, что фру Дафна показывала на деревья.
