Ознакомительная версия.
Элизабет Шихэн ничего не знала о деятельности своих братьев. Ее правовая работа была полной противоположностью их хитроумным махинациям. Я успела немного узнать Джеймса перед его отъездом, и мне было жаль, что ему не удалось выйти абсолютно сухим из воды. После того как выяснилось, что Джеймс совершенно беспрепятственно «унаследовал» незаконные средства трастового фонда от Элизабет, его возможная причастность к делам братьев заинтересовала военно-морской флот. Это было чревато полномасштабным расследованием и увольнением со службы.
— Если сомневаешься, фотографируй все, — помнится, сказал мне босс, и эти слова прочно засели у меня в мозгу. — Ну, или почти все, — рассмеялся он в конце нашего телефонного разговора.
Шеф сообщил мне, что уже уничтожил снимки не относящихся к делу документов отдела опеки, которые я сфотографировала на всякий случай. Мне дали задание за несколько недель скопировать все, что попадется под руку, — от содержимого сейфов до грязных клочков бумаги в ящике кухонного стола. Я просто следовала инструкциям и, по всеобщему признанию, дала им именно то, что требовалось.
Однако я и предположить не могла, что перспектива оставить этот дом в тот самый момент, когда Клаудия будет рожать, покажется мне такой ужасной. Я чувствовала себя так, будто окончательно и бесповоротно обманываю ее доверие, решив сыграть с ней такую злую шутку.
— Мы придумаем благовидный повод для отъезда, — пообещал мне босс, но, как известно, ничего придумывать не понадобилось.
В этот момент я чувствую себя ошеломленной, опустошенной, ни на что не годной и, несомненно, подавленной тем, что мне вот-тот предстоит сделать.
Пока мальчики смотрят телевизор, я делаю телефонный звонок, которого так страшилась. Детей нужно как можно быстрее определить в приемную семью, и я попросила босса разрешить мне лично все уладить. Собираюсь с духом и звоню в социальную службу.
— Я дома, — робко сообщаю я.
Как-то странно произносить это. В квартире пахнет клубникой и кофе. Сесилия сидит на тахте в окружении четырех коробок спелых красных ягод. Она поднимает голову и широко улыбается мне. Кажется, будто я никуда и не уезжала.
— Хэзер, — ласково произносит она, почти убеждая меня в том, что все в порядке. Молюсь, чтобы у нее был сегодня хороший день. Нам нужно кое-что обсудить.
— Сисси, — сразу перехожу я к делу. — Я много думала. Скоро все наладится.
Я стою, ощущая, как испаряется сковавший меня мороз. Снимаю с себя куртку.
Сесилия не реагирует. Вместо ответа, она кладет самую большую клубнику, которую мне только доводилось видеть, себе в рот. Сестра выглядит мечтательной, витающей в облаках.
«Позаботься о своей сестре, Хэзер, — сказала как-то мама. — Ты будешь нужна ей всю ее оставшуюся жизнь. Пообещай мне, что будешь заботиться о ней, несмотря ни на что».
— Послушай, не могу понять, я чуть не потеряла работу из-за тебя или сохранила ее благодаря тебе. — Это начало того, что я должна сказать ей, того, что я решила по дороге домой, хотя думала об этом целую вечность. — Я хочу заботиться о тебе, Сисси, честно, очень хочу, но многое должно измениться. Ты должна измениться.
Мне явно удалось привлечь ее внимание, и я продолжаю:
— Я — сотрудница полиции, и это по-настоящему тяжелая работа. Мне нужна твоя помощь.
По глазам Сесилии невозможно понять, знала ли она о моей работе все это время и просто забыла, или для нее мои слова — сенсация века. Так или иначе, она сидит совершенно неподвижно.
— Мы должны кое о чем договориться.
Сесилия понятия не имела о моей работе под прикрытием, и я не собираюсь ей об этом рассказывать. Она помнит, как в придурковатые восемнадцать лет я в приступе паники поступила на работу в полицию. Тогда я совершенно не понимала, что делать со своей жизнью. В школе я была неуклюжей посредственной ученицей, тогда как Сесилия всегда претендовала на тонкий художественный вкус, креативность и живое воображение. Сестра постоянно была в центре внимания и даже не догадывалась, что я тенью следовала за ней, отгоняя школьных хулиганов. Я была ее тайным охранником. Заботиться о ней всегда было моей главной задачей.
Сейчас, в моменты просветления она сердится и дерзит, когда я пожимаю плечами и сообщаю, что у меня перерыв в работе, что я оставила службу в полиции и устроилась в бар, что я — уборщица или коммивояжер. Это объясняет мой ненормированный график работы, мою временами странную одежду и нередко соответствует действительности, в зависимости от расследования, которым я занимаюсь. Но испорченная сторона Сисси никак не может успокоиться, прорабатывая меня. Сестра чувствует, что я становлюсь изворотливой, и ощущает угрозу. Хотя в том, что касается нее, я твердо стою на своем: я живу исключительно ради того, чтобы заботиться о ней. И главным образом этим и занимаюсь.
Но за прошедшие год-другой Сесилия стала постепенно терять ощущение реальности, и центр ее внимания сдвинулся с зацикленности на моей работе к желанию иметь ребенка. Врач сказал, что перепробовал все способы лечения. Найти единственно верный ему, похоже, не удается.
— Я долго и тягостно размышляла о нескольких вещах. — Я сажусь рядом с Сесилией. Тахта стонет под весом нас обеих. — О нас, Сисси.
— Хочешь клубнику? — предлагает Сесилия, протягивая мне ягоду. — Я хочу создать съедобные украшения, — сообщает она и уже держит клубнику на весу у моей шеи.
— Для начала мы переедем в новую квартиру, — сообщаю я ей. Это будет необычайное облегчение — выбраться из этой крошечной халупы.
Сесилия опускает руку и, внимательно рассмотрев клубнику, принимается лизать ее. Создается ощущение, будто она меня не слышала или переваривает смысл сказанного.
— Мы можем затеять старую добрую уборку, выкинуть кучу хлама и быстро смотаться отсюда. Переехать туда, где будет намного лучше, где найдется множество места, чтобы ты смогла делать свои украшения.
В периоды творчества Сесилия на высоте. Конечно, она становится более непредсказуемой и капризной, зато кажется более энергичной, живой. Мне нравится, когда она такая, какой и должна быть.
«Сесилия переняла характер вашей матери, — однажды сказал мне папа. — Когда мы умрем, тебе придется как-то гасить эти безумные вспышки».
Он засмеялся и закурил, а через несколько месяцев его не стало. Ответственность за сестру перешла мне по наследству. Иногда кажется, будто у нас вовсе не было детства и все это происходило с кем-то еще.
Сесилия смеется и засовывает клубнику в рот. Когда сестра вгрызается в сочную мякоть, сок начинает сочиться между ее губами.
— Куда это мы снимемся? — недоверчиво интересуется Сесилия. — Мы ни за что не переедем.
— Еще как переедем, — мягко возражаю я. — Давно пора.
Я вижу, как Сесилия пробегает глазами по обстановке квартиры, мысленно собирая все это и явно рассчитывая позаботиться о том, чтобы я не выбросила дорогое ее сердцу барахло.
— Мне удалось накопить немного денег, — объясняю я ей. — Я могу положить их в банк. И тогда совсем скоро смогу рассчитывать на проценты.
Она едва реагирует на мои хорошие новости, но в этом — вся Сисси. Мой босс прислал мне по электронной почте письмо, сообщая, что приглашает меня на встречу на следующей неделе. Он хочет, чтобы я заняла неплохую должность в нашем отделе.
— Мы можем устроить вечеринку, — предлагает Сесилия. — И завести кота. А еще, возможно, я смогла бы снова открыть маленький магазинчик.
Я вздыхаю. Мне лучше вывалить все, что я горю желанием ей сказать, до того, как она начнет слишком тщательно обдумывать мой план.
— Помнишь тех маленьких мальчиков-близнецов, о которых я тебе рассказывала? — С силой вонзаю ногти в мякоть ладоней, надеясь, что она послушается меня.
Сесилия пытается казаться равнодушной, но все равно невольно кивает. Помимо всего прочего, я хочу, чтобы хоть кто-нибудь знал, что судьба близнецов мне далеко не безразлична.
— Их отправят в приемную семью. Не знаю, что станет с ними потом. Это зависит от того, как сложится судьба их отца. И, говоря о детях… о младенцах… — Я запинаюсь.
Она не слушает меня.
— Сесилия, — произношу я, взяв обе ее руки в свои ладони. Ее помутненные глаза пытаются сфокусироваться. — Ты должна кое-что зарубить у себя на носу. У тебя не будет ребенка. Ты меня понимаешь?
Ее бессмысленный взгляд не выражает вообще ни чего.
— Знаю, у тебя в голове засели подобные идеи, и это кажется волнующим и чудесным, но, поверь мне, тебе лучше сосредоточиться на своих украшениях. Бросить на это все свои силы, понимаешь?
— Понимаю, — ровно, безучастно отвечает она. А я вижу, как эмоциональная вспышка уже начинает подниматься от ее ног. Сесилия сжимает колени вместе и крепко обхватывает их руками, с вызовом обнимая собственное тело. Потом она вдыхает — так глубоко, что, кажется, хочет всосать в себя всю комнату. Щеки Сесилии вспыхивают, челюсть сжимается, а взгляд становится резким. И — тишина. Затишье перед бурей. Кому это знать, как не мне.
Ознакомительная версия.
