Второй лежал на лавке молча и почти всё время дремал. Он выглядел усталым и безразличным к окружающему миру, этот сорокапятилетний мужик, заросший седой щетиной по всему лицу. Иногда он лениво, как лев, поворачивал большую голову к слишком разговорчивому сокамернику и негромко, но весомо произносил: «Ша! Уймись, шестёрка!» – после чего Костя Сахар замолкал на некоторое время, забившись в угол. Однако терпения у него хватало не намного. Через тридцать минут он снова начинал тараторить, вызывая в Терентьеве бурное раздражение. Атмосфера изолятора давила на него, Роман чувствовал себя затравленным.
На второй день, когда Костю Сахара увели на допрос, Терентьев подсел на краешек койки, где лежал, задумчиво глядя в потолок, второй сокамерник.
– Послушайте… Вы понимаете… Я не знаю, как вас величать…
– А тебе и не надо знать ничего. Зачем тебе моё имя?
– Для знакомства. – Терентьев растерялся. – Всё-таки вместе тут… А поговорить-то хочется… Я же в первый раз…
– Первый – не последний…
– Вот этого не надо… Вы поймите, я ужасно напуган… А этому, – Терентьев указал глазами на дверь, за которой скрылся Костя Сахар, – этому я не верю… Он стукач. Я слышал про таких.
– Стукач, – согласился мужчина. – Тут любой может стукачом быть. Верить никому нельзя.
– Но невозможно же в себе замкнуться… Понимаете… Как вас звать?
– Хомут, – хрипловато промычал мужик.
– Хомут?
– Так друзья называют.
– А по-нормальному?
– Это и есть нормальное погонялово. Ты привыкай. По паспорту тебя теперь никто не кликнет. Прилепится к тебе в зоне кличка, она и станет навсегда твоим именем.
– Почему в зоне?
– Отсюда только одна дорога – срок мотать. Маленький или большой, это уж от разного зависит…
– Послушайте… Хомут, скажите…
– Ты меня на «вы» не зови, не привык я. Тошнит меня от интеллигентности такой. Мы с тобой теперь товарищи по камере, значит, на равных баланду хлебаем. Уважение в нашем мире не через «выканье» будешь выказывать. Но этому тебя на месте обучат.
– Хомут, но ведь я ничего не совершил!
– Но сидишь тут? – Мужчина лениво рассмеялся. – Ладно, дай соснуть маленько.
– Хомут, я боюсь… Подскажи…
– Чего подсказать?
– Как мне быть? Слышь, на меня хотят убийство инкассатора повесить.
– На тебя? – Хомут с презрением оглядел Терентье-ва. – Жидковат ты для мокрухи.
– Вот и я про то… Но дело тут в том, что я ни при чём… Однако на меня это хотят повесить из-за ствола…
– А при чём тут ствол?
– Я в карауле работаю, а у нас револьвер пропал…
– А инкассатора из того револьвера шлёпнули? Верно кумекаю? – Хомут приподнялся на локте.
– Не знаю. – Терентьев пожал плечами.
– А чего ты дрейфишь, если ты не при этих делах?
Роман понурился.
– Понимаешь, из нашей караулки револьвер-то… я свистнул.
– Ты? На кой хер?
– Чёрт его знает!..
– Ну так если он у тебя, как же из него могли инкассатора замочить?
– В том-то и дело, что он не у меня. Я его сразу спрятал… И теперь боюсь, что кто-то мог найти его…
– И пойти с ним на дело? – подвёл итог Хомут. – Это запросто.
– Но ведь тогда на меня всё свалят. Согласись, что украсть ствол – одно, а убить человека – совсем другое… А если из этого револьвера и впрямь убили инкассатора? Как докажу, что не я сделал это? Револьвер-то из нашей конторы. И раз меня сюда сунули, стало быть, подозрения какие-то есть, что это я его упёр… Ой, как мне плохо, Хомут! Просто блевать хочется от тошноты. Всего выворачивает, колотит…
– А спрятал ты его надёжно? – поинтересовался после долгой паузы Хомут.
– Вроде бы… В старом доме, неподалёку от моего дома, на чердаке… Но ведь набрести кто-то всегда может…
– Может, – согласился сокамерник.
Лязгнул дверной замок, и в камеру вошёл ссутулившийся Костя Сахар.
– Вот суки, – сплюнул он, – просто все жилы вытянули своим занудством. Колись им да колись. А вот не расколюсь! Сами пущай дакапываются до правды-матки… Ну, брательники, как вы тут? Скоро баланду принесут? Похаваем здешнего дерьма?..
На третий день Терентьева вызвали на очередной допрос. В уже знакомом ему после двух допросов кабинете, где стоял стол и привинченный к полу стул, было тихо. Роман усталым взглядом обвёл голые стены, и его глаза остановились на двух кнопках, предназначенных для срочного вызова охраны.
– Ну-с? – В двери появился Смеляков. – Как самочувствие, гражданин Терентьев?
«Совсем сник парень. Сейчас расколется», – решил Виктор, изучая измученное лицо Терентьева.
Роман наклонился над столом и машинально попытался подвинуть привинченный к полу стул. Губы его дрогнули.
– Чёрт, – прошептал он и отпустил стул.
– Что-нибудь случилось?
– Нет, – донёсся едва слышимый ответ. – Ничего не случилось, если не считать всего этого. – Роман обвёл глазами кабинет.
– Ну тут вы только себя должны винить, гражданин Терентьев, – с заметной грустью в голосе сказал Смеляков.
– Да уж…
– Хотите признаться?
– В чём?
– Разве не в чем? Давайте я помогу вам, Роман Семёнович. Вы хорошо помните тот день, когда пропал револьвер?
– Да.
– Как же вы помните его, если утверждаете, что не знаете, когда оружие исчезло?
Терентьев промолчал.
– Ладно. – Смеляков кивнул. – Давайте по порядку… Вы собрались на пост, взяли записанное за вами оружие и револьвер Лазарева, выданный вам по ошибке. Щукин никогда никого из вас на место не выводил, вы сдавали пост в караульном помещении, вопреки инструкциям.
– И что? – Терентьев смотрел в пол.
– А потом, когда вы вернулись с поста, вы спокойно сдали своё оружие, а второй ствол так и остался у вас в кармане… А дальше уж совсем ужасно. Украденное оружие требовало действия. Как у Чехова: если в пьесе на стене висит ружьё, то оно обязательно должно выстрелить. Револьвер жёг вам руки, и вы решились на ограбление.
– Нет!
– Что «нет»? Чего уж теперь отпираться? Дело сделано, придётся отвечать строго по закону. Захотели быстро и легко нажиться? Пошли даже на убийство!
– Я никого не убивал! Никого не грабил!
– А инкассатор?
– Не убивал я инкассатора! – Терентьев истерично заколотил ладонями по столу. – Револьвер украл, но не стрелял ни в кого! Вообще не стрелял из него! Можете проверить!
– Как?
– Есть же баллистическая экспертиза! – продолжал кричать молодой человек. – Проверьте! Проверьте всё, что надо! Господи, ну не могу я уже тут! Хватит же! Отпустите!
– Где вы спрятали оружие, гражданин Терентьев?
– На чердаке… Я могу показать… – По лицу Романа струился обильный пот.
Смеляков глубоко вздохнул.
– Зачем же тебе револьвер?
Терентьев молча передёрнул плечами.
– Приключений на свою голову искал? – спросил Виктор.
Терентьев опустил голову и внезапно громко, со вхли-пываниями зарыдал.
– Кому давал его?
– Нет!
– А если подумать?
– Да никому! Ни единая душа не в курсе! Клянусь! Чем угодно могу поклясться… Разве только кто-то наткнулся на него там…
– Если кто-то наткнулся на него, то дела твои совсем плохи. Впрочем, они и так совсем не блестящие…
Изъятый револьвер отдали на экспертизу, и Виктор, почти уверенный в том, что именно из этого оружия был убит инкассатор, испытал глубокое разочарование, увидев результаты экспертизы.
– Не тот ствол! – озадаченно хмыкнул Максимов.
– Не тот, – удручённо согласился Виктор. – А я уж губы раскатал…
– Признаться, я тоже решил, что мы вышли на след, – сказал Максимов. – Что ж, продолжай копать дальше…
– Столько времени грохнулось, – пожаловался Виктор, – и всё зря.
– Ничего себе зря! А пропавший ствол? Ты ж револьвер вернул! Чего раскис-то?
– Да… – Виктор неопределённо махнул рукой.
Ещё через два дня была обнаружена нехватка револьвера на киностудии имени Горького.
– Где начальник караула? – Виктор без энтузиазма приступил к опросу вохровцев.
– В отпуск уехал, – доложил Евгений Самуилович, грузный мужчина с пышными усами, замещавший отсутствовавшего начальника.
– Давно?
– Нет… – Евгений Самуилович замялся. – Но чтобы точно сказать, надо по календарю проверить.
– Внезапно, что ли, собрался? – уточнил Виктор.
– Отпуск у него только в августе намечался.
– А как он объяснил? Почему вдруг решил ехать?
– Не знаю, – виновато пожал плечами заместитель, перелистывая жёлтые странички перекидного календаря. – Лето всё-таки…
– Ну так как давно он отсутствует?
– Восемь дней… Пришёл серьёзный такой чего-то, озабоченный. Ну и сказал, что надо ему по семейным обстоятельствам на пару недель отлучиться. Взял за свой счёт…
«Восемь дней, – подумал Виктор. – То есть уехал он после нападения на инкассатора. На следующий же день после нападения взял отпуск…»
– Куда поехал?
– Он не сказал, но обычно отдыхает в деревне. Мать у него в Малаховке.
