Он сидел в тихом автомобиле и размышлял. Шофер, обычно разговорчивый, на этот раз не задавал вопросов. Он ничего не спрашивал с тех пор, как начался весь этот ужас.
Хотел бы он знать, что теперь будет. Но факт в том, что как только Филип нашелся, Титти еще больше ушла в себя. Как будто воспоминания об этой истории были болезненнее.
Конечно же, она сидела дома, в общем-то, они оба так делали. Отчасти потому, что, как они и сказали Эмили, у них не было сил отбиваться от журналистов. Похищение Филипа несколько дней красовалось на первых полосах всех грязных газетенок. Это только подтверждало то, что он и так все время знал. Как только за дело взялась полиция, открылся прямой канал в прессу. Отчасти потому, что он сам просто не мог принять реальности. Он беспокоился, даже боялся. Они такие ранимые. Его дети. Его жена. Он сам.
Никогда в жизни он еще не спал так плохо, как в последнее время.
Но с Мамулей все совсем нехорошо. Она ушла в себя. Она отказывалась идти к психологу, которого сам Карл-Юхан уже дважды посетил. Она ни с кем не хотела говорить о случившемся. Титти едва проявила интерес к рассказу Магнуса, когда он был у них, чтобы все объяснить. Она хотела только раз в день ездить к Филипу в сопровождении парочки парней из «Редвуда» да еще смотреть телевизор.
Ему еще нужно пойти на встречу, хотя сегодня суббота. По важному вопросу в одном из концернов, который хотел расшириться. Он не знал, сможет ли сосредоточиться. Но ему нужно там быть. Нельзя прятаться.
Мамулин голос тогда был напряженным и неровным.
Сегодня она совсем не в себе.
* * *
Это была обычная городская урна. Из зеленого металла, с крышкой, которую можно поднять, когда выкидываешь крупные предметы.
Тедди поднял крышку и запустил руку внутрь.
Он извлек скомканный клочок бумаги, в который сморкалась Каролина, осторожно его расправил и обнаружил, что это был штраф за неправильную парковку. Та самая бумажка, которая засовывалась под дворник и которую так ненавидели все стокгольмцы.
Желтый цвет, подумал Тедди, это он привлек его внимание. Странный носовой платок.
В бланке был указан адрес, где машина была припаркована: Черсбэрсвэген, 9.
Дата и время: 20 февраля, 22.45.
Номер машины: MFG 637.
У дома Анины.
За пару минут до того, как Эмили обнаружила ее тело.
Номер был ему незнаком. Он отправил эсэмэску в Транспортное управление, так его научил Шип. Если ты думаешь, что за тобой полицейский хвост, или у твоего подъезда какой-то гражданский припарковался, эта штука работает.
Он знал, что машина, которую видела Эмили, была припаркована на тротуаре. Кто-то должен был ее видеть, подумал он, и исходил из того, что полиция ходила по квартирам в этом районе. Но парковочные контролеры там оказались более усердными, чем их коллеги в Седертелье, и машине уже выписали штраф. На бланке, который водитель сразу сорвал со стекла и засунул в карман.
Телефон запищал. Он достал его и уставился на пришедшее сообщение.
Капли дождя усыпали экран, как крошечные бусины.
Ответ пришел.
Он не знал, что делать.
Он позвонил Эмили.
* * *
Ей давно следовало уйти.
Но она осталась. Сама не зная почему.
Может потому, что Катарина Шале выглядела совершенно растерянной, и это она, в прошлый раз казавшаяся такой спокойной. Как будто сейчас ей нужна была помощь, чтобы понять, как жить после того, что случилось с ее сыном. А может потому, что с этого дивана было совершенно невозможно подняться.
Зазвонил телефон Эмили. Она увидела номер Тедди. С «дебрифинга» у Магнуса они не разговаривали.
– Простите, мне нужно ответить, – произнесла она.
– Это я, – сказал Тедди.
– Я у Каролины Шале, мы можем поговорить попозже?
– Нет, послушай.
– Хорошо, подожди немного.
Эмили встала и вышла из библиотеки, Тедди бы никогда не попросил ее прервать встречу с Шале, если бы это не было важно.
– Что случилось?
– Она тебя сейчас слышит?
– Нет.
– Я только что виделся с Каролиной.
Эмили плотнее прижала трубку к уху.
Он вкратце рассказал о том, что произошло. Какая куртка была на Каролине, что она выбросила в урну.
Эмили похолодела. Ее сердце бешено колотилось в груди.
– Я могу задать несколько вопросов Катарине, – сказала она.
– Тогда я тоже хочу послушать. Не клади трубку.
Эмили снова медленно уселась на диван, но почти потеряла равновесие. попытавшись прислониться к спинке.
– Кто это был?
– Тедди, – ответила Эмили. Она положила телефон во внутренний карман жакета, не сбросив разговор.
– Он очень высокий.
Интересно, что она этим хотела сказать.
– Да, он большой парень.
– Но большая ли у него душа?
– Я не уверена, что я вас понимаю.
– Не важно. Что он хотел?
– Ничего, просто прояснить пару моментов.
– Вы все еще с ним работаете?
– В общем-то, нет. Но знаете, мне пришла на ум пара вопросов. Могу я вам их задать?
– Конечно.
– У вас есть машина с регистрационным номером MFG 637?
– Да, это наша вторая. «Гольф». Мы ее используем, когда у шофера выходной.
– У кого есть ключи от нее?
– Хмм… Только у нас.
– Извините за этот вопрос, но не мог сотрудник «Редвуда» взять ее вечером или ночью 20 февраля?
– 20 февраля?
– Да.
– Каким образом?
– Это только вопрос.
– Дайте подумать… Нет, мне кажется, мы тогда выставили этого паренька. От него совсем не было пользы. Но теперь я хотела бы знать, в чем дело.
– У меня есть еще несколько вопросов. Можно их задать?
– Не знаю, честно сказать, так ли они мне по душе.
– Вы помните, где Каролина жила 20 февраля?
– Давайте посмотрим, она тогда еще не уехала от нас. Но мне кажется, ваши вопросы не совсем о том, о чем я предполагала. Думаю, нужно с ними закончить.
– Но она была дома тем вечером и ночью?
– Вы не слышали, что я сказала? Вы все талдычите мне про февраль и про мою дочь. Это ведь не связано с тем, что случилось с моим сыном, разве не так?
– Нет, в общем-то, нет. Это связано с тем, что случилось ночью 20 февраля.
Катарина подвинулась ближе к Эмили.
– Я не хочу больше выслушивать ваши вопросы.
Эмили попыталась немного отодвинуться, но Катарина положила руку ей на бедро.
– Тогда мне, наверное, лучше уйти, – попыталась Эмили.
Но было уже поздно. Глаза Катарины вспыхнули.
– Хочу, чтобы ты знала: мы как родители Филипа сделали все возможное для него, – прошипела она. – И никто, ни какая-то мелкая черная дрянь, ни ты, не имеет права его обвинять. И вот ты заявляешься в мой дом и делаешь какие-то намеки еще и о моей дочери.
Эмили старалась не смотреть ей в глаза, одновременно пытаясь отодвинуться. Ей нужно было сесть в кресло после разговора с Тедди, а не на диван.
Теперь Катарина склонилась над ней. Все еще держа руку на ее бедре.
Внезапно Эмили увидела, что во второй руке она сжимала нож для фруктов.
– Мелкая сучка, – прошипела Катарина.
* * *
Тедди внимательно прислушивался к звукам из телефона, пока бежал. Мост был недалеко от квартиры Титти и Карла-Юхана.
Почему-то челюсть сейчас ныла еще сильнее. Как будто каждый шаг по асфальту превращался в мелкие удары по подбородку. Но на этот раз он не собирался натолкнуться на психа с молотком, так что он сможет помочь Эмили. Капли дождя падали почти вертикально.
Он начал задыхаться.
Он похищал людей. Он сделал столько мерзотных вещей из-за денег.
Но он свой срок отсидел.
И он спас человека, которого похитили.
Какой-то баланс восстановлен. Хватит с него героических поступков.
Но сейчас ему нужно успеть.
Он слышал в трубке голос Катарины Шале.
Эта женщина свихнулась.
* * *
Синие вены на ее худых руках вздулись.
Эмили не могла выдавить ни слова. Она полулежала на спине. Катарина, можно сказать, лежала на ней.
Этот проклятущий диван.
Если бы она стояла на ногах, она бы могла убежать оттуда или разобраться с этой безумной женщиной так же, как с Яном. Но сейчас уже не получится.
Не в этой ситуациии.
Не со столовым ножом в пяти сантиметрах от глаза.
Катарина брызгала слюной.
– Ты не знаешь, как это – быть матерью! – кричала она. – Ты все сделаешь. Ты должна все сделать.
Эмили не смела шевельнуть головой. Она не отводила взгляда от острия ножа и чувствовала, как тело напряглось, так что плечи заболели.
Катарина то кричала, то шептала. Она бессвязно говорила о материнском долге и о том, какой у нее безупречный сын.
Она вещала о верности и ответственности. О том, как окружающие презирают ее семью.
Наконец она остановилась. Замолчала.
Эмили увидела, что Катарина уставилась прямо на нее, но все еще не смела приподнять голову.
– Так скажи же что-нибудь, – прошипела она.
Слюна брызнула Эмили на лоб.
Она хотела ответить, но ей казалось, что кто-то набил ее рот газетной бумагой.
Острие ножа все еще было у ее правого глаза.
