— Да, там в подвале,… - начал было по-прежнему не видимый мне Коржан, а до меня вдруг дошло, кто сидит за этим столом и где я раньше слышал этот голос. Догадка была столь ужасна, что меня тут же вырвало, мучительно и жестоко. Это совпало с резким звонком телефона. Часть боевиков повернулась в мою сторону, а большинство уставилось на телефон. Борман, очевидно, взявший надо мной шефство, подскочил ко мне и поволок в туалет.
— Иди, попугай унитаз, — как-то даже добродушно сказал он включая в туалете свет. Затем он прикоснулся к моему затылку и присвистнул. — Вот это у тебя шишмак!
Он достал из кармана куртки носовой платок и сунул его мне:
— Намочи и приложи к затылку.
Посчитав свою благородную миссию на этом выполненной, здоровяк удалился, а я приник ухом к приоткрытой двери. Коржан говорил по телефону. Смысл его речи я понимал мало, да и уловил лишь конец.
— … Ладно, не мельтеши, пять минут, и мы на месте. Да ты и сам пошевели задницей, тебе туда ехать через всю Москву! Лады!
Положив трубку, Коржан обратился к своей братве:
— Чечены собрались в Химках, рядом с Речным. Валим туда, пока они все в куче.
Толпа взревела, кинулась разбирать оружие, а Коржан раздавал инструкции:
— Ларик, Борис — остаетесь здесь! Борман, хорош лопать! Ты уже ящик пива выдул, в собственный хрен сейчас не попадешь, не то что в чеченца.
— Обижаешь, командир… — начал было заводиться Борман, но главарь его уже не слушал. Он обратился все к тому же невозмутимому едоку, судя по всему, продолжающему пить пиво и не собирающемуся уходить из-за стола.
— Да, Бурый, ты у нас самый большой спец по золоту. Посмотри, что там пацаны надыбали подвале у черножопых.
«Значит, точно! — понял. — Это в самом деле Бурый».
И мне невольно вспомнился далекий августовский день и монотонный, глуховатый голос этого человека, доносящийся из динамика рации: «Вторая бригада, прошу ответьте, если вы нас слышите, то сообщаю…» А в голову все лезла характеристика, данная Бурому покойным Чапаем: «Отстреленная мочка… Бурый свидетелей не оставляет…»
Мимо меня с шумом и гомоном проследовала вся братва. Внизу громко хлопали двери, слышался шум моторов. Машины отъехали от дома, и наступила тишина. В ней особенно резко, неприятно и даже как-то не к месту прозвучал звон чайной ложечки, бьющей по стенкам стакана. Это Бурый мешал сахар. До меня даже донесся запах растворимого кофе. Пока он неторопливо прихлебывал кофе, в поле моего зрения появился Борис, так, по-моему, назвал Коржан второго из оставшихся в доме боевиков. Это был типичный головорез, здоровый, широкоплечий, с низким, покатым лбом.
— Я пойду вниз, прилягу, — пробурчал он Ларику. — Башка что-то раскалывается.
Он прошел мимо меня, и вскоре его шаги затихли на первом этаже. Теперь я видел спину Бурого, развалившегося в кресле, видел Ларика, дымившего сигаретой, но я никак не мог рассмотреть Андрея. Он должен был оставаться в этой комнате, но я его не видел.
Наконец Бурый допил кофе и, отставив стакан, пробурчал:
— Лафа.
Затем зевнул и обратился к Ларику:
— Ну-ка, сынок, открой балкон, а то эти набздели как в конюшне, дышать нечем.
Шустрый Ларик кинулся выполнять указание Бурого. Потянуло сквознячком, и старик, а я почему-то считал Бурого именно стариком, одобрительно кивнул.
— Хорошо, — тихо протянул он, а потом спросил: — Тебя как кличут?
— Ларик, — представился парень.
— Ларик так Ларик. Что там Коржан про золото базарил?
— А, вот оно… — Ларик суетливо вытащил из кармана наш полотняный мешочек с золотом, протянул его Бурому. Тот первым делом прикинул его вес на ладони, удивленно хмыкнул.
— Подвинь-ка мне вон ту миску, — сказал старик, показывая куда-то на стол. Ларик удивленно повертел головой, а потом поднял и показал Бурому большое фарфоровое блюдо с затейливой вязью узора по краям.
— Это, что ли?
— Ну конечно… — пробурчал авторитет и высыпал на блюдо содержимое мешочка. С другой стороны стола к нему перегнулся заинтересовавшийся Ларик.
— В самом деле, что ли, золото? — спросил он.
— Похоже, — прогудел Бурый. У него даже спина распрямилась, до этого он сидел какой-то вялый, расслабленный. И по-прежнему я не видел его лица, только затылок, шрамы на голове, ущербное это его ухо. — Ну-ка, напой-ка мне, где вы его нарисовали?
— В подвале дома Али. На полу валялся этот мешок и куча бабок…
Пока Ларик подробно рассказывал обо всем, что он видел в подвале, я лихорадочно соображал, что же мне теперь делать? Бурый сказкам не поверит, придется нам наверняка снова висеть на наручниках в каком-нибудь подвале. Впору было завыть от безысходности ситуации. А Бурый продолжал задавать вопросы.
— Так этот у них висел на трубе? — он показал пальцем куда-то в сторону от себя.
— Да, он, — подтвердил Ларик. — Вон, браслеты до сих пор остались.
— Иди-ка сюда, орел, — поманил пальчиком старый уголовник.
Наконец-то я увидел Андрея. Он нехотя подошел и уселся за стол напротив Бурого.
— Твое золотишко? — спросил тот.
— Мое, — легко согласился Андрей.
— Где взял?
Лейтенант чуть помолчал, затем сказал:
— У ингушей перехватил.
— В Баланино? Так ведь? — спросил Бурый.
Андрей криво усмехнулся. Лицо его от побоев сейчас больше походило на какую-то маску.
— Верно.
— А мое золото ты тоже «перехватил»?
— А какое оно, твое золото? — попробовал сыграть в непонимание Лейтенант. Бурый сразу покрыл его матом.
— … так что не пудри мне мозжечок. Его мне из-за тебя чуть-чуть не отстрелили.
— Слушай, шеф, а у нас ведь еще один есть! — обрадованно заявил Ларик. — Тот, что на полу валялся. В туалете он сидит.
— Тащи его сюда, — велел Бурый.
— Мигом! — радостно заявил Ларик, и я увидел в приоткрытую дверь, что он быстро идет ко мне. Я еще сильнее сжал в руках талисман-самородок, отвернулся от двери, опустился на колени и склонился над унитазом. Распахнулась дверь, грубый рывок за воротник куртки поставил меня на ноги. При этом Ларик, очевидно, тоже увидел мою грандиозную шишку и поэтому весело провозгласил на весь зал.
— Эх и приложили же его по башке! Шишмак страшенный.
У меня снова начали подгибаться ноги, не от удара по голове, а просто от страха.
— Да иди ты! — Ларику надоело тащить меня за шиворот, и он помог себе еще и коленом. Мы находились уже метрах в двух от стола. Я видел, что в правой руке Бурого зажат пистолет, ручкой которого он слегка постукивал по полированной крышке стола. Это было глупо, но я не мог оторвать взгляд от роскошного натюрморта, неожиданно образовавшегося на столе. Тонко нарезанная ветчина, остатки сала, месиво тарелок, хлеб, затейливая хрустальная солонка, темные бутылки с пивом, прозрачный хрусталь водки и посредине всего этого — блюдо с горкой золотого песка.
А Бурый с Андреем продолжали свою «светскую» беседу.
— Но это же не твое золото? — спокойно заявил лейтенант, мельком глянув на меня.
— Да, это не мое золото. Это песок… — его речь прервал донесшийся с улицы звук сразу нескольких автомобильных моторов и визг тормозов. Ларик сразу отпустил мой воротник и метнулся на балкон. Я чуть было не упал, но все-таки удержался на ногах. А мой недавний конвоир выглянул с балкона с обезумевшими глазами и крикнув: — Это чечены! — снова скрылся на балконе.
Через какую-то секунду оттуда дробно застучал автомат.
Бурый поднял пистолет, направил его на Андрея и сказал:
— Не дергайся!
Похоже, он совсем забыл про меня. Ствол, направленный на Андрея снова вызвал шквал событий, очень мало зависящих от моего мозга. Я шагнул вперед, двумя руками поднял над головой тяжелый талисман-самородок. В эту секунду Бурый обернулся, и я в первый и в последний раз увидел его лицо. Вовсе он не был стариком, лет сорок, не больше. Высокий лоб, тонкий, изящный нос, узкие, сухие губы. Он походил на преподавателя университета, вот только в глазах его блеснуло что-то похожее на черную мертвящую воду зыбучего болота. Не знаю, смог ля я что нибудь сделать, если бы он так глянул на меня пораньше. Но мои руки, утяжеленные полукилограммовым грузом, уже с маху опустились на его макушку, и я почувствовал, как хрустнул череп Бурого и самородок почти до половины погрузился в его мозг. Тело уголовника задергалось крупной дрожью, палец его судорожно нажал на курок, но пистолет был направлен уже в пол, и выстрелы один за другим вспарывали паркет загаженного пола.
Наконец он выронил оружие. Голова Бурого качнулась, и он упал лицом прямо в золотой песок. Последняя судорога пробежала по его телу. На золото текла алая, густая кровь, а из черепа так и торчал продолговатый кусок самородного, жильного золота.
На секунду мы с Андреем замерли, глядя на этот странный «натюрморт». Из состояния оторопи нас вывела плотная автоматная очередь, разнесшая вдребезги дверь на балкон. По счастью, она прошла как раз между нами, сметя со стола бутылки и посуду. Под звон бьющегося стекла мы кинулись под защиту стен.
