Нет, родители дочь свою не видели, мать даже спросила, как Мудите себя чувствует, и Жирак ответил, что все по-старому. А потом принялся подробно расписывать, какая прекрасная жизнь их ожидает. Воздух там куда чище, чем в этом промышленном районе, и человек чувствует себя куда бодрее. Снег почти уже сошел, но грядки еще сырые, чтобы что-то высаживать, однако ревень на солнцепеке уже высунул свои морщинистые головки, напоминающие красные сморчки. И нежный первый лук можно будет скоро есть, а там и до щавеля недалеко. И все единогласно порешили, что щавелевый суп с крутым яйцом и сметаной еда не только вкусная, но и чрезвычайно полезная.
— От меня тебе уже никакой помощи не будет, — чуть не всплакнула теща; сгибаться ей, видишь ли, тяжело, голова кружится.
— Насчет большой работы, это вы, тещенька, из головы выкиньте! — отрезал Жирак. — Хватит, побегали, погнули спину!
На глазах старушки выступили неподдельные слезы.
Тесть сказал, что уже подал заявление об уходе, никакого резона в такую даль таскаться, сторожем везде можно устроиться. А как насчет второго этажа? Какой материал уже имеется? У него есть еще с довоенной поры доски для пола. Метров двадцать, на одну комнату должно хватить. Инструмент он уже весь перебрал, завернул и уложил в большой ящик. Показывая его Жираку, он вдруг вспомнил что-то и заорал на Вилниса:
— Ты мне принеси от этого паршивца мой рубанок с фасонным железком! Взяли на два дня, а целый год не несет! И по какому такому праву ты вообще ему дал? Подержит, подержит, а потом толкнет с похмелья — и пиши пропало!
— Ладно, ладно, принесу, — пробормотал Вилнис и ловко улизнул из комнаты. Жираку показалось, что злополучный «рубанок с фасонным железком» уже давно «толкнули».
Разговор со стариками успокоил Жирака; наконец-то в его руках есть какие-то козыри. Если только умело их использовать… Завтра он перехватит Мудите у базы и скажет, что был у стариков, что они уже уложились, и если отменить переезд, это их расстроит.
«Последствия могут быть еще печальнее, — скажет он. — Ты же знаешь, что у матери больное сердце, что ей надо побольше бывать на свежем воздухе. А там ни в доме ей нечем дышать, ни на улице. Все в дыму! — И, выдержав паузу, закончит: — Возвращайся, Мудите! Не обязательно нам в одной постели спать, даже в одной комнате не обязательно жить. Или сама скажи старикам, что разводишься со мной. Я не смог, мне их жаль, они так настроились на спокойную старость… Ты же знаешь, у меня родичей нет, я даже согласен, чтобы старики жили у меня, если ты и не захочешь вернуться. Одному в таком большом, пустом доме не очень уютно».
А когда будут прощаться, он скажет:
«Ты что-то плохо выглядишь. По лицу не скажешь, что у тебя медовый месяц. Что-нибудь случилось?»
В зависимости от ответа он бы медленно повел разговор к своей цели. Варианты возможны разные, он их по дороге домой детально проработал.
Но сначала надо поймать Мудите. Он опять звонил Карлису Валдеру и вновь слышал в трубке долгие гудки. Тогда он подумал, что, может быть, Мудите ночует у какой-нибудь подруги. Но где тогда ночует инвалид? Наверняка испорчена линия. Скорее всего.
Ничего, до утра можно подождать.
Но грянувшие утром события спутали все его планы. Его выдернули из постели еще в шестом часу. На дворе только начинало светать, и он ничего не мог понять со сна. Долго и настойчиво звонил в коридоре телефон.
— Что? Кого позвать? — Жирак одной рукой держал трубку, а другой пытался протереть глаза и прогнать сон, но понял поначалу только то, что стоит босиком на холодном полу. — Жену?
Звонил начальник Мудите. Говорил он быстро, просто сыпал словами. Надо отправлять какие-то вагоны, Мудите должна подписать какие-то документы, так как юридически никто не правомочен это делать. Да, он понимает, что Мудите больна, он выражает сочувствие, но обстоятельства вынуждают его прислать с шефом документы, это-то Мудите может — нацарапать пару строчек.
— Ее нет дома… Уже третью ночь ее нет дома…
— И вы так спокойно это мне сообщаете! — ошеломленно воскликнул начальник.
— А что мне еще делать?
— А кто ее муж? Я или вы?
— Я думал, что на работу она ходит.
— Он думал! Звоните и разыскивайте свою жену! Может быть, с нею несчастье случилось. Звоните в милицию! Обегайте все больницы! — И начальник принялся сыпать советами и приказаниями, а бросая трубку, сказал еще кому-то рядом: — Ну и кретин!
Сотрудник районного отделения внутренних дел, к которому обратился Жирак, сначала попросил написать заявление, потом стал задавать вопросы.
— Была ли ваша жена, уходя, в состоянии депрессии?
— По-моему, нет.
— Между вами был конфликт?
— Как вам сказать… Мы не ссорились, но… Она сказала, что уходит к другому…
— Вы этого человека знаете?
— Нет. А какое это имеет значение?
— Видите ли, вернуть вам жену мы не сможем…
— Я отлично понимаю, что вы хотите этим сказать. Особым тактом вы не отличаетесь. И все же я настаиваю на поисках. Она не явилась на работу, даже не звонила туда. Никогда ничего подобного с нею не случалось, и, кроме того, на складе она материально ответственное лицо.
— Напишите подробно, как она была одета! — И сотрудник отделения сердито подтолкнул Жираку заявление. — И какие вещи при ней были? Деньги?
— Пятьсот-шестьсот рублей трехпроцентными облигациями, — ответил Жирак, принимаясь писать.
Корреспонденции была целая куча, толстые и тонкие конверты. Сверху секретарша положила телеграмму.
Сердито поморщившись, Конрад повесил в шкаф плащ. Почти каждое утро портит настроение давка в троллейбусе.
Усевшись, он прочитал телеграмму.
«Ответ Ваш запрос № 643—79 можем сообщить следующее двоеточие а) объявленный конкурс рекламную фотографию уже закончен зпт б) конкурсе могут принимать участие все проживающие территории СССР граждане зпт в) работы присылаются закрытых конвертах под девизом зпт г) конверту прилагается второй котором содержатся сведения об авторе, его местожительстве и почтовый индекс зпт д) работы представляются не позже…»
«Уважаемый товарищ, — мысленно обратился Конрад к автору телеграммы, — я участвовать не буду. Я плохо фотографирую».
Читать было трудно, так как знаки препинания надо было вставлять самому. Конрад перескочил через остальные условия, занимавшие еще полстраницы. Наконец нашел ответ на вопросы, которые его интересовали.
«Если среди присланных работ обнаружится фотография женщины кабана ближайшее время вышлем вам копию тчк жюри конкурса».
«Интересно, сколько времени займет это ближайшее время? — мысленно спросил Конрад. — Год? Полтора? Десять лет?»
В дверь постучали.
— Войдите!
Вошла Цилда Димда. В трауре.
— Я пришла внести ясность относительно этих трехсот рублей, — сказала она, усаживаясь и закидывая ногу на ногу. Платье поднялось довольно высоко.
Конрад вопросительно взглянул на нее, но ничего не сказал.
— Я получила их! Все-таки какой он был крохобор!
— Простите, кто?
— Рудольф Димда. Вместо того чтобы передать мне из рук в руки, он прислал их по почте. Телеграфом. И я вчера получила. — Цилда нашла в сумочке корешок перевода и подала Ульфу. А тот уже знал, что там будет написано: «Алименты за V–X месяцы 1979 г.» Конрад взглянул на штамп почтового отделения: похоже, что все в полном порядке, но ведь он не эксперт и может ошибиться.
После нашей встречи он побежал в сберкассу за деньгами и перевел их мне. Я просто оскорблена таким поступком! Он не мог мне доверить какие-то рубли, ему обязательно нужно иметь доказательство, что такая-то сумма в счет алиментов выслана. И это после того, как мы поговорили с ним в кафе! Я уже почти согласна была вернуться к нему. Ради дочери, разумеется!
— Удивляюсь, как вы не обнаружили квитанции! — переведя дух, продолжала она с тем же запалом. — А в гараже вы смотрели? Может быть, он поехал на машине и бросил квитанцию в ящичек, а потом забыл взять. Это довольно часто бывает!
— Спасибо, что пришли! — поднялся Конрад. — Корешок я с вашего позволения приобщу к делу.
— Пожалуйста, пожалуйста! — поднялась и Цилда.
Конрад проводил ее до двери, но не открыл ее, пристально посмотрел в глаза Цилды.
— Вы в трауре…
— Это так… Из-за Сигиты… — улыбнулась она.
— Вы знаете о своих слабостях?
— Я была бы несчастнейшим человеком на свете, не будь у меня их.
— Это не моя обязанность, но все же хочу дать вам совет. Напишите сами заявление, чтобы девочке назначили опекуна.
— Мы и сами с наследством управимся! — Глаза Цилды вновь стали злыми.
— Она еще слишком мала, чтобы управляться, а у вас есть кое-какие слабости. Кроме того, суд может назначить опекуна и без вашего согласия. Девочка впоследствии будет вас упрекать, и тогда вы потеряете и ее. Примеров подобных много. До свидания! — И Конрад открыл дверь.
