Гуляев истерически расхохотался.
— Что, собака?! Съел!
К утру оба стали давать показания. Каргин сообщил, что два дня назад в Новороссийск отправлен большой груз алюминия. Днем у Рыжова уже были копии сопроводительных документов. В экспортной лицензии отгруженный товар именовался «вторичным алюминием». Инвентарная ведомость подтверждала соответствие номенклатуры и массы груза экспортной лицензии. Отправителем груза значилась фирма «Алковтормет». Получателем — «Метал трейд корпорейшн» в Нью-Йорке.
Гуляев назвал банки, с которыми Калиновская имела дело в последнее время и на них выходила через компьютерную сеть «Интернет».
— И чего мы добились? — спросил Катрич. Нервный завод окончился, и он выглядел изможденно и устало. — Госпожа депутатка нам все одно не по зубам. Она — нынешняя власть.
Американское консульство в Придонске располагалось на Дворянской, неподалеку от Делового клуба. В отдел получения виз здесь всегда стояла длинная очередь. Охота к перемене мест оказывалась сильнее отвращения к очередям. Впрочем, к стоянию в них в Придонске привыкли с давних пор.
Виза Рыжову не была нужна, и он попал на прием к дежурному по консульству, назвавшись при этом гражданином России Волковым. Его принял молодой, чисто выбритый клерк в черном костюме в белую полоску, в белом воротничке и строгом деловом галстуке. Это был типичный чиновник: вежливый, стандартно-улыбчивый и холодно-безразличный. Перед ним в отделе виз проходил поток жаждущих милости великих Штатов, бесконечная череда лиц, умоляющих, заискивающих, унижающихся, плачущих. Чтобы выдержать все это, надо было оставаться бесстрастным, не принимать близко к сердцу чужие волнения и заботы.
— Итак, господин Волков?…
— Я пришел, чтобы встретиться с представителем Си-Ай-Эй. Или, как говорят у нас, — ЦРУ.
Рыжов произнес эти слова спокойно, с открытой улыбкой. Американец положил на стол ручку, которую крутил в пальцах. Губы его скривила ехидная усмешка.
— Если вы изволите шутить, вам лучше уйти отсюда, господин Волков. Этот дом вовсе не набит секретными агентами.
— Догадываюсь, и все же думаю: они здесь есть. Я хотел бы поговорить с одним из них.
На лице клерка не отразилось ни интереса, ни настороженности, только безразличие. Но не было проявлено и показного возмущения, готовности выставить дерзкого посетителя за дверь.
— Вам лучше покинуть нас. Это самое хорошее решение, господин Волков. — Клерк говорил спокойно, вразумительно. — Вы пришли в государственное учреждение Соединенных Штатов. Если у вас есть что сказать, то я выслушаю вас. Устраивать вам здесь встречи с мифическими сотрудниками спецслужб ни я, ни другой наш сотрудник не станем. Итак, вы будете говорить?
— Как мне вас называть?
Клерк поправил табличку, стоявшую перед ним на столе. Указал пальцем на надпись.
«Джонсон», — прочитал Рыжов.
— Хорошо, я буду говорить с вами, мистер Джонсон, но при одном условии. Вы можете сделать так, чтобы при нашем разговоре присутствовал кто-то третий?
— Почему нет?
Джонсон снял трубку, набрал номер.
— Майк, это ты? Не зайдешь ко мне на минутку? Вскоре дверь открылась, и появился еще один клерк, такой же элегантный и подтянутый, как его коллега.
— Мистер Фостер, — представил вошедшего Джонсон. — Вы теперь можете говорить.
— Джентльмены, я собираюсь сделать заявление…
— Подождите, — сказал Фостер. — Кто вы? И что заставило вас обратиться к нам?
— Я работник правоохранительных органов Придонска. Точнее, работник милиции. То, что я собираюсь сообщить вам, касается безопасности Соединенных Штатов. В то же время от этого может пострадать и репутация моей родины. Если говорить точно, я считаю необходимым предотвратить опасную криминальную акцию против Штатов. Я понимаю, господа, что мое сообщение куда более интересно для ФБР, чем для ЦРУ, но как я могу связаться с ФБР?
— Господин Волков, — задал вопрос Фостер, — почему такое заявление доводится до сведения консульства таким странным образом?
— Что вы имеете в виду?
— Нас удивляет, что важное заявление делается вами лично, а не доводится до сведения посольства официальным путем. Межгосударственные отношения имеют свои особенности, верно?
— Думаю, так. В то же время, джентльмены, вам не хуже, чем мне, известно положение в наших правоохранительных структурах. Они в достаточной степени криминализированы. Поверьте, я, работник милиции, даже не знаю, к кому пойти и доложить о сведениях, которыми располагаю. Любая ошибка в выборе человека, которому можно довериться, грозит тем, что меня без раздумий уберут.
— Неужели нет ни одного человека, которому у вас можно довериться?
— Есть, но они все моего уровня компетенции. Кто из моих руководителей чист — я не знаю. Возможна и такая опасность: я сообщу все человеку честному, он даст задание разобраться, другим и расправа со мной будет обеспечена быстро. Понимаете?
— Неужели сведения, которыми вы располагаете, так опасны?
— Уверен в этом. За ними стоят огромные деньги.
— Еще раз задаю вопрос: это сведения военные, политические…
— Джентльмены, давайте сразу поставим все точки над I. Я не пришел вербоваться в агенты. Те фотографии, которые вы делаете, вам не очень пригодятся.
— Мы никого здесь не фотографируем, — сказал Фостер, немного растерявшись.
— Тот объектив, — Рыжов кивнул на монитор системы внутреннего наблюдения, — очень внимательно смотрит на меня. Если вам надо, я повернусь в профиль.
— Съемка не ведется, — сурово заметил Джонсон.
— Это вызывает у меня сомнение в серьезности вашей конторы. — Рыжов скептически улыбнулся.
— Хорошо, мы вас сняли, — сказал Фостер. — Теперь уже не имеет значения, сделано два снимка или больше. Верно?
— Верно. Поэтому позвольте и мне воспользоваться техникой. Все, о чем мы будем говорить, я запишу на пленку.
— Но…
Рыжов невесело засмеялся.
— Что-то пугает? Не надо бояться. Что бы вы сейчас ни сказали, будет лукавством. Я уверен, наш разговор уже пишется, но в одностороннем порядке. Если нет, я сочту вас за несерьезных людей. Подобные беседы надо писать, затем прослушивать и анализировать каждое слово. Разве не так?
Фостер засмеялся.
— Да, мы записываем. И будем анализировать. Вас это пугает?
— Нет, это показатель вашей серьезности. Не понимаю только, почему вас смущает то, что запись собираюсь делать и я?
— Не смущает. Записывайте. Магнитофон у вас с собой?
— Да.
— Вы позволите на него взглянуть?
— Пожалуйста.
Рыжов вынул из кармана диктофон «Олимпус» и протянул его американцу.
— Хорошая система, — оценил Фостер. — Пишите. Рыжов понял: именно Фостер здесь главный и обращаться стоит к нему.
— Для начала, джентльмены, попрошу вас сделать заявление.
Фостер вскинул брови.
— Странная просьба, господин Волков. Мы ждали, что говорить будете вы, теперь выясняется — мы должны делать для вас заявление. Это перебор. Так у вас говорят?
— Я ничего не требую. Я прошу взаимности. И заявление ни к чему особенно вас не обяжет. Мне нужны гарантии. Без них я не раскрою свои карты. Пусть ваше заявление прозвучит примерно так: «Мы, Фостер и Джонсон,сотрудники консульства Соединенных Штатов в Придонске, не имея отношения к спецслужбам Соединенных Штатов, даем гарантию гражданину России, который сообщит нам факты, свидетельствующие об угрозе безопасности США, что его заявление будет доведено до сведения консула Соединенных Штатов. Это заявление ни в коей форме не будет доведено до российских местных властей, что может нанести ущерб заявителю. К тем, кто действует в ущерб безопасности США, будут приняты законные меры, невзирая на положение этих лиц в России». Это все.
— Как ты думаешь, Джеймс, — спросил Фостер коллегу по-русски. — Такое заявление возможно?
— Мне кажется, нашего гостя беспокоит, что на его сообщение мы не обратим внимания. Думаю, гарантии мы ему можем дать.
Рыжов записал произнесенные Фостером слова, в произвольной форме изложившего обязательство, о котором его просили.
— Теперь вы можете изложить нам свое сообщение, — подсказал Джонсон.
— Джентльмены, — начал Рыжов, — я пришел предупредить вас, что в Соединенные Штаты отсюда, из Придонска, через порт Новороссийск отправлен крупный груз наркотиков. Я подчеркиваю: крупный груз. Он ушел в адрес нью-йоркской фирмы «Метал трейд корпорейшн». С российской стороны товар поставила фирма «Алковтормет»…
Мистер Фостер, сотрудник культурного ведомства при консульстве, был штатным работником ЦРУ. Он хорошо знал обстановку в Придонске и прилегающем к нему регионе, участвовал в составлении регулярных исследований русских проблем. Фостер сразу обратил внимание, что господин Волков (а то, что он на самом деле не Волков, Фостер не сомневался. Он и сам при рождении носил фамилию Карпентер, но на оперативной работе вынужден был довольствоваться псевдонимом), так вот Волков не сказал «с нашей стороны», а подчеркнул «с российской», словно отгораживался, дистанцировался от происходившего, и это вселило в разведчика долю доверия к человеку, который принес информацию, хотя он сам заявлял, что не собирается вербоваться в осведомители. Видимо, честного стража закона допекла невозможность бороться с преступностью силами российских правоохранительных органов и он ищет помощи на стороне.
