на это деньги всем структурам выделяют.
Этот вопрос заставил-таки обоих местных оперативников оторваться от писанины и посмотреть на Крячко. И этот взгляд явно выражал нелюбовь к столичным «штучкам», которые приехали к ним в городок и пытаются учить жизни.
– А нам и так неплохо, – ответил Мирошник, чуть отодвинулся от края стола и развалился на стуле. – Слушаю вас, господа столичные. Чем мы вам тут угодить можем?
– Ну, во‐первых, – с едва скрываемым раздражением проговорил Гуров, – не стоит с нами разговаривать таким тоном, Игорь Викентьевич. Мы с вами все-таки на службе, а не на корпоративной вечеринке, и субординацию со старшими по званию никто не отменял. А во‐вторых, если ваш начальник вам еще не сообщил, что мы прибудем и нам нужно подготовить для ознакомления дело Тихановского-Олешика, то это упущение вашего начальства, а не наше.
– А, так вы приехали забрать документы по Тихановскому! – раздался голос второго оперативника. – Так это ко мне, пожалуйста. Наш Андрей Михайлович вечно нас с Игорем путает. Дело в том, что моя фамилия тоже Мирошник. Мы двоюродные братья, и имена у нас одинаковые, только вот отчества разные. Он Викентьевич, а я Витальевич, – рассмеялся светловолосый оперативник. – Так что все вопросы – ко мне.
– Интересно девки пляшут, как сказал бы ваш рассеянный начальник, – ухмыльнулся необидчивый Крячко. – Да у вас тут целая династия, что ли, работает?
– Ну, не совсем, – ответил Игорь Витальевич. – У меня отец работает участковым, а у брата, – он кивнул в сторону хмурого черноволосого Игоря, – отец в ГАИ всю жизнь проработал.
– А вы, значит, решили идти в оперативники, – с удивлением мотнул головой Гуров. Он уже ни на кого не сердился. Очень уж ему пришлось по душе, что братья в одном кабинете работают. – Ну, тогда давай, Игорь Витальевич, докладывай по делу Тихановского. Что и как.
Парень вдруг стал серьезным и деловым, достал из сейфа папку и протянул ее Гурову.
– Вот, тут все данные. А суть дела такова. К нам с заявлением обратился гражданин Тихановский Александр Андреевич. В заявлении он указал, что некто, похожий на личного секретаря художественного руководителя музыкально-драматического театра «Серена», забрал у него, гражданина Тихановского, четыре миллиона долларов, которые секретарь должен был отдать своему начальнику – Олешику Антону Бенедиктовичу. Деньги Тихановским были добровольно переданы для развития местного театра. Как объяснил сам художественный руководитель – деньги должны были пойти на внутренний ремонт, реконструкцию, а также на заказ и покупку новых декораций. Но в ходе следствия я выяснил, что секретарь Олешика – Кулешов Владимир Анатольевич – на момент передачи денег находился рядом со своим боссом. То есть у него было неопровержимое алиби на момент преступления.
– А не мог ли Олешик специально создать алиби своему секретарю? – спросил Гуров, вспоминая похожую ситуацию с деньгами, пожертвованными на храм. – Они точно не договаривались кинуть своего дарителя?
– А смысл? – не понял оперативник. – Думали, что им еще раз денег отвалят на реконструкцию? Да нет, тут все чисто. Алиби подтверждают и актеры, которые видели Кулешова в это же время именно в театре, а не еще где-то.
– Значит, получается, что Тихановский отдал деньги кому-то, очень похожему на Кулешова? – уточнил Крячко. – Причем настолько похожему, что даже сомнений в том, что это другой человек, не возникло?
– Кхм, – кашлянул в кулак Мирошник. – Ну, сомнения у него возникли. Но только после того, как человек с деньгами вышел на улицу и сел в такси. По утверждению Тихановского, он лично из окна видел, как тот садился в машину. А потом он вспомнил, что у секретаря Олешика есть свой личный новенький автомобильчик, и вот тут-то у него и появились подозрения. Он сразу же позвонил Олешику. Тут-то обман и выплыл наружу. Тихановский сразу же отправился писать заявление. Во время снятия показаний оказалось, что Кулешова Тихановский до кражи денег видел только два раза: один раз мельком, а второй – всего пару минут, когда знакомился с ним в кабинете худрука. В ходе расследования я узнал, что Кулешов у Олешика только два месяца служит секретарем. А до него была женщина – Светлана Владимировна.
– Работали, значит, по горячим следам? – уточнил Гуров, внимательно просматривающий во время рассказа оперативника документы. – Я смотрю, вы и таксиста нашли и опросили. И он заявил, что мужчина был не один, а с женщиной, но она все время оставалась в машине и не снимала темных солнцезащитных очков. Мужчина тоже был в очках, но когда входил в здание, где расположен офис Тихановского, очки снял, а потом, когда вышел – снова надел. Так?
– Точно так, – кивнул оперативник. – Но таксист сказал, что высадил пару на автобусной остановке на улице Первомайской. А забирал их с улицы Ленина, от центральной библиотеки.
– Концы – в воду… – прокомментировал сложившуюся с расследованием ситуацию Крячко.
– Как-то так, – пожал плечами Мирошник. – Я за эти две недели всех, кого мог, из окружения Олешика и Тихановского опросил, но пока ничего существенного не узнал.
– Лады, – захлопнул папку Гуров. – Мы дело наверх забираем. Так что можешь вздохнуть спокойно.
– Вздохнуть-то спокойно как раз и не получится, – улыбнулся хорошей светлой улыбкой Игорь Витальевич. – Потому как расследовать всегда есть что. То одно, то другое. Так что тут вздыхай не вздыхай, а дел от этого не убавится.
– Такая уж у нас работа, ребята, – откликнулся Гуров, а Крячко, прощаясь, добавил, повернувшись к черноволосому Игорю Мирошнику:
– А ремонт все равно сделать нужно. Вы там своему Андрею Михайловичу намекните, что, мол, очень недовольны условиями работы и вообще потолок скоро на голову упадет.
– Да говорили уже, и не раз! – махнул рукой Мирошник – тот, который Игорь Викентьевич. – Вы уж меня извините, что резко с вами говорил. Совсем уже замотались тут. Ночь не спал, а тут еще за ремонт укоряют…
– Ничего, молодой еще, обкатаешься, – сказал Крячко и вышел следом за Гуровым.
– Что, теперь в театр? – Лев Иванович вышел на улицу и, остановившись, прищурился, взглянув на яркое солнце. – Давай-ка сделаем так. Пока ты с худруком и его секретарем беседуешь, я с актерским составом пообщаюсь. Если кого-то можно застать в театре утром. В общем, кого поймаю, тот и мой, – улыбнулся Гуров и зашагал к машине.
В фойе театра было прохладно, и Крячко с удовольствием бы остался в этом оазисе, но на входе охранник позвонил в кабинет начальника, и к ним спустился тот самый манерный молодой человек, с которым Станислав вчера говорил по телефону. Поджав пухлые, как у девицы, губки, Владимир Анатольевич Кулешов пригласил обоих полковников следовать за собой, но Гуров остановился на полдороге к большой лестнице, к которой они шли, и спросил:
– Владимир Анатольевич, пока мой коллега с вами беседует и выясняет подробности, могу ли я поговорить с кем-нибудь из актеров или еще с кем-то, кто работает у вас в театре? Есть кто-нибудь сейчас на рабочем месте?
– Конечно же есть, – томно ответствовал секретарь. – У нас рабочий день с восьми часов. И все обязаны находиться на своих рабочих местах независимо от того, когда назначена репетиция. Сцена, уборные актеров и общая зала для собраний – вон в том направлении, – Кулешов небрежно махнул тонкой кистью направо. – Не заблудитесь? А то подождите тут, и я спущусь и провожу вас.
– Нет, спасибо, – ответил Гуров. – Я не заблужусь. Вы лучше вместе со своим начальником ответьте на вопросы Станислава Васильевича. Это очень важно для следствия, – добавил он, нахмурив брови, чтобы придать
