— Нет. А в чем секрет архива?
— Насчет архива панику моя Софья подняла, я тут сам, в общем, ни при чем. Подыгрывал потом я, да. Но лично я насчет архива не волновался, ну ни грамма. В нем все закопано, конечно, да. Но ведь никто прочесть не сможет…
— Шифровка?
— Нет. Вернее, да и нет. Одновременно. Могу вам рассказать секрет, он даст вам ключ, но ничего не «проболтает». Все началось с того, что еще в детстве я заметил, что есть весьма известные произведения литературы, великие, сказал бы я, в которых нет ни смысла, не улыбайтесь, ни содержания… Рационально посмотреть на них — сущий бред. Ну, например, «Гамлет» Шекспира. Прочтите трезвыми глазами. Не пьеса — патология. А сотни лет живет. Но почему? А потому что в ней секрет: смысл этих произведений идет не через разум, не через чувство ритма, не через гармонию… Нет! Он идет помимо, сразу в подсознанье. И потому живет века на свете. Неясно? Есть сюжеты, которые идут сквозь тысячелетия, прилипнув просто к человечеству. Ну, мы опустим, детальность интересна лишь специалистам. А суть проста: есть сочинения, которые в совокупности дают некий ключ, ключ к подсознанию человека. В целом. Вне времени. И вне общественного строя. Я собирал всю жизнь эти ключи. И в этом смысл архива. Но Софья, потеряв меня, конечно, всполошилась: найдут и все поймут. Поймут, конечно. Но не они. И уж отнюдь не сразу.
— Но там же были и научные статьи?
— Конечно. А разве я сказал: одна литература? Нет, и наука тоже. Как выяснилось, например, после смерти Ландау, у него нет ни одной работы без существенных ошибок. А до сих пор: великий физик! А живопись? Оставим Шишкина в покое. Но Левитан, конечно, был художник, так? Да, Левитан, бесспорно! По самому строгому канону. И потому велик. А Гоген, Кандинский, Пикассо, Шагал? Они и рисо-вать-то не умели — маляры! Но человечество решило иначе, как мы знаем! Они ведь тоже велики! А почему? Нет, милый Саша, все это очень просто, но отнюдь не просто!
И тут Турецкого осенило…
— Жизнь прекрасна и удивительна! — с выражением произнес он.
Грамова просто как током ударило:
— Не смейте! Не смейте цитировать Маяковского!
— А что такое?
— Терпеть его не могу!
— Это вы мне его «запретили»?
— Я, конечно! Не чекисты же.
— Но почему же? Почему?
— Да потому что я целыми днями сижу у вас на хвосте, прослушиваю ваши беседы, голова в огне: как быстрее «Витамин Ю» на режим вывести, что там кагебешники сейчас, как же я жену-то упустил… Голова пухнет. Во рту сушь. На грани нервного срыва. Четверо суток не спал. Ползу на допинге. А вы мне — на! Маяковского! На! На! Еще на! Что оставалось? Только запретить вам, к чертовой матери! Я хоть и не «Витамин», но мне-то тоже некоторый комфорт необходим. Душевный, минимум. Чехова цитируйте— я только «за». А Маяковского — увольте!
— А если Настенька тогда упала бы с балкона?
— Да не упала бы. Она «летала» только в ваших мыслях. На самом деле ее в это время Марина в ванной причесывала. — Грамов язвительно хмыкнул. — Этот эпизод только ваш, так сказать… Никто его больше не видел.
— А как вы, кстати, вывезли Марину и Настеньку после землетрясения из Сиртака?
— А вместе с вами, на том же самолете. Начальство помните? С тремя гробами? Вот это мы и были. А они в гробах спали.
— В трех гробах?
— Нет, в двух. В третьем спал Иванников.
— А что вы сделали с ним потом?
— В Москве-то? А-а… Майора я ему присвоил. Посмертно.
— Ясно.
— Все?
— Нет. Деньги? Миллионы?
— Ну, это просто. Первый — это было вам на «свадьбу», так сказать. Ломал все голову, как вам его подкинуть. А тут вы сами наскочили точно. По адресу. Прямо к Сержу. Будто чувствовали.
— Но миллион…
— Для нас с Сергеем это не сказать, чтоб много, а во-вторых, и не без пользы: «смежникам» глаза припорошить: откуда деньги? За что? Кто дал? Для мельтешения в глазах. И для потери времени, конечно ими, а не нами. Время — деньги…
— А второй? Тот, на кладбище?
— О, тут совсем другое! Тут в порядке искушения. Я долго проверял вас, признаюсь… А человек на чем ломается легко? На славе, на деньгах. Славы у вас достаточно, вы человек известный. А денег сроду не было. Второй лимон вам — в качестве лакмуса…
— И что же?
— Запить вы можете. Что говорить. А в остальном… — Грамов пожал плечами и улыбнулся: — Как вы сами говорите: «якорь чист»…
— Скажите, а вот вы мне являлись в качестве призрака один только раз — у Сергея Седых. И это были вы, конечно, с «Витамином Ю»?
— Да. Конечно я. Специально ездил. Чтоб увлечь вас прямо в русло. Я так и думал, что вы Мариночку начнете подозревать как соучастницу. Вас срочно нужно было сбить с неверного пути, на который вас поставили чекисты. А МБ как раз и перестало в тот вечер пасти вас, удовлетворившись и успокоившись на достигнутом. Ну, тут я враз подсуетился малость… По-быстрому вас в истинную веру… А как вы догадались, что это был именно я?
— Да очень просто: на лестничной площадке у Сергея никто к щитку не подключался. Ну, значит, вы и только вы, ваш «Ю», ведь он на батарейках…
— Нет, он на спецаккумуляторах, но принцип абсолютно верен. Хорошо. Шампанское допили… — Грамов встал. — Рекомендую вам, Саша, пожить здесь еще недельку, ознакомиться с обстановкой… Жизнь в стране сильно изменилась с января 1993-го. Я говорю вполне серьезно. Какие-либо пожелания, вопросы — прошу вас, без стеснения ко мне. А сейчас позвольте мне откланяться. Пойду к жене. — Он поклонился, поясняя: — А то, признаться, я давно ее живой не видел.
— Марина… — Турецкий повернулся, собираясь сказать ей что-то очень важное, но вдруг осознал, что говорить-то не о чем. Он ничего не испытывал к этой милой молодой женщине, кроме чувства глубокой симпатии, которое испытываешь к любому, с кем много пришлось пережить. Он вспомнил мудрую традицию семьи Грамовых не размазывать манную кашу сложных психологических ситуаций по тарелкам обрядов, обычаев и протоколов.
— Все хорошо, что хорошо кончается, — улыбнулась Марина.
— Я хотел бы попросить тебя, ведь мы по-прежнему на «ты», надеюсь… Помочь мне «въехать» побыстрее в жизнь. По дочери соскучился — почти что год, — выросла наверно?
— Что касается дочери и жены, то можешь в просмотровом зале взять материал. Их навещали все это время, почти что каждую неделю, под самыми различными предлогами. И им известно, что ты жив. Но на задании. А их самих снимали на видео. Там материала много: часов на сорок… Это что касается семейных дел. А что до общей ситуации, то ты начни не с января, а лучше, мне кажётся, наоборот: со сводок за последние три дня: 21,22 и 23 сентября… У тебя сразу возникнет масса вопросов, и ты раскрутишь быстро все, в ретроспективе.
— Семью я, как всегда, оставлю на «закуску», — пошутил Турецкий. — Как самое вкусное… А где мне можно сводки взять?
— Ну где? В отделе информации, за аквапарком — вниз, направо. Ты вечером к нам заходи— мои мужья должны быть знакомы. Шучу. Придешь?
— А как же! Если приглашают…
Турецкий без труда нашел информационный отдел. Ага, а вот и оперативные сводки по городу за последние три дня…
Однако копаться в сводках, читать, разбираться не хотелось. Турецкий решил, как обычно, воспользоваться квалифицированным трудом специалиста— сотрудницы информационного отдела.
— Вас как зовут, простите? — обратился Турецкий к милой девушке, стоявшей за стойкой каталогов.
— Рита.
— Очень приятно. А меня — Саша. Александр Борисович, если угодно. Могу я вас попросить об одном одолжении.
— Можете, конечно, — улыбнулась девушка. — Не знаю только, смогу ли я сделать это одолжение.
— А вы постарайтесь, пожалуйста. Мне нужно всего лишь ознакомиться с событиями последних дней. Что происходит в стране? Я просто был в таком состоянии… Словом, никакой информацией за последние месяцы я не обладаю. Что-то случилось, говорят? Причем экстраординарное? Можете рассказать мне в двух словах?
— Уж не знаю, получится ли у меня. Я слабо разбираюсь в политике. Моя специальность — информационное обслуживание, — девушка нерешительно и вместе с тем кокетливо улыбнулась Турецкому.
— Если вы постараетесь, то все у вас получится.
— Ну хорошо, уговорили. Насколько я понимаю ситуацию, то все началось с того, что 21 сентября Ельцин выступил по телевидению с обращением к гражданам России. Он сообщил о том, что издал Указ «О поэтапной конституционной реформе в Российской Федерации», который, в частности, предусматривает окончание деятельности Съезда народных депутатов Верховного Совета Российской Федерации, Федерального Собрания Российской Федерации и принятие им, Ельциным, на себя соответствующих полномочий… Он также постановил впредь руководствоваться только указами Президента и распоряжениями Правительства Российской Федерации. Фактически тем самым он остановил действие Конституции и назначил новые выборы — в Государственную Думу и в Федеральное Собрание Российской Федерации на 12 декабря 1993 года. Указ, подчеркнул он в конце своего выступления по телевидению, вступает в силу с момента подписания.
