наверняка сделал бы это более умело. Мальчики могли умереть, скажем, от лихорадки, и их тела были бы выставлены для обозрения, как это было принято в те времена, чтобы весь народ мог убедиться в их смерти.
Никто не может утверждать, что некий человек не способен на убийство – долгие годы работы в Скотленд-Ярде убедили Гранта в этом, но совсем другое дело уверенность в том, что некто не будет совершать очевидную глупость.
Тем не менее Олифант в убийстве не сомневался и считал Ричарда чудовищем. Возможно, когда историку приходится писать о столь обширном периоде, как Средние века и Возрождение, у него не остается времени, чтобы остановиться и проанализировать детали. Олифант опирался на Мора, хотя иногда и указывал на несоответствие то здесь, то там; не замечая, впрочем, что эти несоответствия подрывают всю излагаемую версию в целом.
Поскольку сочинение Олифанта уже попало в руки к Гранту, он решил заняться им подробнее. Триумфальное шествие по всей Англии после коронации. Оксфорд, Глостер, Вустер, Уорик. За все путешествие ни одного недовольного возгласа. Только хор благословений и благодарений. Радость, что наконец-то всерьез и надолго установилось прочное правительство. Что в конце концов внезапная смерть Эдуарда не привела к новой междоусобице.
И все же именно во время этого триумфа, этого единодушного одобрения и всеобщего ликования Ричард (согласно Олифанту, шедшему на поводу у Мора) отправил Тиррела назад в Лондон с приказом покончить с мальчиками, которые обучались в Тауэре. Между 7 и 15 июля. Находясь в полной безопасности, в сердце йоркистской Англии, Ричард замышлял убийство племянников.
Совершенно неправдоподобно.
Нужно немедленно выяснить, почему, если Тиррел совершил свое кровавое преступление в июле 1483 года, его привлекли к ответу лишь двадцатью годами позже. Где он провел эти годы?
То лето казалось Ричарду одним апрельским днем – весной, полной надежд, которые, однако, так и не оправдались. Осенью ему пришлось встретить вудвиллско-ланкастерское вторжение, которое Мортон подготовил перед тем, как покинуть Британию. Ланкастерской частью заговора Мортон мог гордиться: Ланкастеры прибыли с французским флотом и французской армией. Вудвиллы же смогли обеспечить лишь отдельные небольшие выступления в разрозненных центрах: Гилдфорде, Солсбери, Мейдстоне, Ньюбери, Эксетере и Бреконе. Англичане не хотели ни Генриха Тюдора, которого они не знали, ни Вудвиллов, которых они знали слишком хорошо. Даже английская погода не хотела их принимать. И надежда Дорсета увидеть свою сводную сестру Елизавету на английском троне как жену Генриха Тюдора канула с бурными водами вышедшей из берегов реки Северн. Генрих пытался высадиться на Западе, но жители Девона и Корнуолла встретили его с оружием в руках. Тогда он повернул назад во Францию – дожидаться более удачного дня. А Дорсет присоединился ко все возраставшей толпе Вудвиллов, бежавших из Англии и болтавшихся при французском дворе.
Итак, планы Мортона захлебнулись в осеннем половодье и английском безразличии, и Ричард мог пока царствовать спокойно; но весна принесла ему безутешное горе. Смерть сына.
«Уверяют, что король проявлял признаки глубочайшей скорби; он был чудовищем, но не лишенным отцовских чувств», – писал Олифант.
То же можно сказать и о его супружеских чувствах. О таких же признаках глубокой печали сообщается и годом позже, когда умерла Анна.
К тому же Ричарду приходилось готовиться к возможному повторению попытки неудавшегося вторжения, поддерживать Англию в состоянии боевой готовности и беспокоиться за быстро пустеющую из-за этого казну.
Ричард сделал все добрые дела, какие только мог. Он дал свое имя образцовому парламенту. Он наконец заключил мир с Шотландией и устроил брак между своей племянницей и сыном Якова III. Он изо всех сил старался достичь мира с Францией, но тщетно. При французском дворе находился Генрих Тюдор, на которого французы делали ставку. Его новая высадка в Англии была лишь вопросом времени.
Грант внезапно вспомнил о леди Стенли, ярой стороннице Ланкастеров и матери Генриха. Какую роль она играла в том осеннем вторжении, которое положило конец спокойствию Ричарда?
Инспектор перелистал страницы увесистого труда.
Леди Стенли была признана виновной в изменнической переписке со своим сыном.
Но Ричард вновь, на собственную голову, проявил чрезмерную снисходительность. Владения леди Стенли были конфискованы, но переданы ее же мужу. Как и сама леди Стенли. Под надзор. Грустная шутка заключалась в том, что Стенли почти наверняка знал о готовящемся вторжении не хуже жены.
Да, поступки Ричарда шли вразрез с его устоявшейся репутацией чудовища.
Когда Грант засыпал, его внутренний голос произнес: «Если мальчиков убили в июле, а вудвиллско-ланкастерское вторжение случилось в октябре, почему соперники Ричарда не воспользовались убийством принцев для привлечения к себе сторонников?..»
Вторжение, разумеется, начали планировать задолго до предполагаемого убийства; это была серьезная военная операция с участием пятнадцати кораблей и пяти тысяч наемников, требовавшая продолжительной подготовки. Но к октябрю слухи о злодеянии Ричарда, если они вообще имели место, должны были широко распространиться. Почему же его противники не трубили о преступлении по всей Англии, этим самым собирая людей под свои знамена?
«Спокойнее, спокойнее, – сказал себе Грант, проснувшись на следующее утро, – ты становишься пристрастным. Следствие так не ведется».
Теперь для поддержания дисциплины мышления он решил стать обвинителем.
Предположим, история с женитьбой Эдуарда на Элеоноре Батлер – умышленная выдумка, состряпанная с помощью Стиллингтона. Предположим, что и палата лордов, и палата общин были готовы посмотреть на кое-что сквозь пальцы в надежде обеспечить устойчивое правительство.
Делает ли это более вероятным убийство мальчиков?
Отнюдь нет.
Если этот брак явился плодом досужей выдумки Стиллингтона, то избавляться следовало от Стиллингтона. Леди Элеонора давно уже скончалась в монастыре и не могла разнести в прах доводы «Титулус региус». А Стиллингтон мог. Но он, по всей очевидности, жил без всяких забот и даже пережил человека, которого посадил на трон.
Столь внезапное прекращение подготовки к коронации либо было великолепно срежиссировано, либо стало следствием естественного хода событий, вызванного громовым раскатом откровений Стиллингтона. Ричарду исполнилось – сколько – одиннадцать? двенадцать? – когда был подписан брачный контракт с Элеонорой Батлер; вряд ли он был в курсе событий.
Если историю с браком Эдуарда и Элеоноры Батлер выдумали, чтобы помочь Ричарду, то последний должен был отблагодарить Стиллингтона. Однако нет никаких указаний на то, что Стиллингтон получил награду в виде кардинальской шапки, другого высокого церковного сана либо какой-нибудь доходной должности.
Но наиболее убедительно правдивость истории о браке с Батлер доказывали поспешные и настойчивые старания Генриха VII стереть все его следы. Если эта история была выдумкой, тогда для дискредитации Ричарда достаточно было обнародовать ее и заставить Стиллингтона подавиться собственными словами.
Здесь Грант, к своему неудовольствию, обнаружил, что снова перешел на сторону защиты, и
