Я не люблю плюшки. Я их пекла для Сальниковых, но сама никогда не ела. Анна просто не знала и не могла знать, почему Старый Хозяин хочет приносить мне чай с булочками. А я знала. И еще я знала, что готова полюбить эти самые сладкие плюшки с корицей и есть их тоннами только за одно то, что кто-то захотел печь их для меня и приносить их мне с чаем в постель. Не я кому-то, а кто-то - мне.
- Анна, давайте перейдем на "ты", - предложила я. - И не зовите меня Вероникой, это слишком официально. Просто Никой, ладно?
- Конечно, - она улыбнулась и повторила, словно пробуя на вкус:
- Ника. Ника.
Она помолчала, погладила меня по руке и встала.
- Надо позвать их… А то они сидят там и не знают, что ты уже в порядке. Пусть посмотрят на тебя и едут отдыхать, они трое суток на ногах.
- Погоди, - остановила я Анну, - у меня еще вопрос… Ты не знаешь, кто за меня платит?
- В каком смысле?
- Ну, вот за это все… За больницу, за операцию. Ты же сказала, это платное отделение. Наверное, это дорого, мне не по карману.
- Да выбрось ты из головы! - она махнула рукой. - Павел платит, и за тебя, и за дедушку. Когда Юра сказал ему, сколько это стоит, он даже глазом не моргнул, ответил, что его устраивает.
Еще одна потрясающая новость: Гомер готов платить за меня. Гомер, скупой и считающий каждую копейку…
Нет, или мир действительно перевернулся за последние три дня, или я чего-то в этой жизни не понимаю.
Анна ушла, и через несколько минут в палату ввалилась развеселая компания из четырех человек во главе с одетым в красивую пижаму Николаем Григорьевичем.
Лица у всех, правда, были осунувшиеся и почерневшие, на Аленку вообще страшно смотреть, не лицо, а сплошной опухший блин, однако все улыбались и старались выглядеть веселыми и бодрыми. Но так было только в первые три секунды, видно, они собрались с духом перед входом в палату тяжелобольной, но запас положительных эмоций быстро иссяк. Алена тут же начала рыдать, и мальчик Вадик оттер ее в угол, загородил от всех и принялся утешать. Похоже, у девочки затяжная истерика, судя по ее лицу, она плачет постоянно и уже очень давно.
Наверное, из-за Игоря. Наталья захлопотала, осматривая палату, поднимала и опускала жалюзи, пытаясь создать оптимальную (на ее вкус) освещенность, и вслух обсуждала сама с собой, что еще сюда нужно привезти из дома.
Старый Хозяин держался с достоинством и, как человек, немало поболевший в последние годы, правильно понял, что вся эта шумная суета со слезами и обсуждением бытовых вопросов мне сейчас совсем ни к чему. Я устала, мне нужно спать, и, желательно, в тишине. Николай Григорьевич присел на кресло рядом с кроватью, на котором недавно сидела Анна, и наклонился ко мне:
- Ну, как вы, Никочка? - тихонько спросил он.
- Отлично, - бодро прошептала я. - А вы как?
- Да уж получше, чем вы, - усмехнулся он. - Я сейчас всю эту банду уведу, а вы отдыхайте. Я тут рядышком, в четвертой палате, если захотите меня видеть, попросите медсестру меня позвать. Как станет скучно - зовите, не стесняйтесь, я специально книжек набрал, буду вам читать.
- Спасибо, Николай Григорьевич. Можно вас попросить подозвать Наталью Сергеевну? Хочу с ней пошептаться.
Он с готовностью поднялся с кресла и уступил место Мадам. Я жестом попросила ее наклониться ко мне.
- Что с Аленой? - я старалась, чтобы никто, кроме Натальи, меня не слышал. - Вы что-нибудь ей даете, чтобы она успокоилась? Сколько времени она плачет?
- Вторые сутки, как Игорь… - она сглотнула и запнулась, - погиб. Она и до этого плакала, с того момента, как вы домой не вернулись, а после Игоря вообще все время… А что нужно ей дать?
Господи, ну за что мне судьба послала такую бестолковую хозяйку! Видит, что девчонка исходит слезами, и не может сообразить, чего ей накапать! Как вчера на свет родилась, честное слово!
- Феназепам дайте, у Николая Григорьевича есть, пусть рассосет две таблетки под языком. Валерьянку давайте постоянно, можно валокордин на ночь, тридцать капель, вместе с феназепамом. А еще лучше обратитесь к Юрию Назаровичу, здесь же больница, пусть ей укол сделают. Надо вывести ее из истерики чем-нибудь ударным, а потом уже поддерживать.
- Ладно, - растерянно пообещала Мадам. Можно подумать, что мысль о помощи собственной дочери ей даже в голову не приходила. - Ника, я вам привезу ночную рубашку, халат, тапочки, вкусненького чего-нибудь, ваши туалетные принадлежности…, что еще? Подумайте, что еще нужно.
Думать мне не хотелось, я устала и мечтала о том, чтобы они скорей ушли, потому что мне же еще нужно поговорить с Никотином, мне нужно столько всего у него спросить, а сил осталось совсем немного.
Но до общения с Никотином дело не дошло. Сначала мне пришлось пообщаться с доктором Бычковым, а потом я снова уснула.
В очередной раз я проснулась среди ночи с ощущением, что как следует выспалась и могу вставать и идти на работу В следующий момент вспомнила, что на работу мне не надо, и тихо обрадовалась. В палате темно, и я сперва не заметила, что в кресле кто-то сидит. Я подождала, пока глаза привыкнут к темноте, и сумела определить, что это Анна Она спала, откинув голову на высокую спинку и едва слышно посапывая. Я улыбнулась непонятно откуда взявшемуся ощущению счастья и опять погрузилась в целебный сон.
НА СОСЕДНЕЙ УЛИЦЕ
Через несколько дней после похорон Игоря Савенкова его двоюродная сестра Вера разбирала его вещи и наводила порядок в квартире, которая спустя какое-то время должна была перейти к ней в порядке наследования.
Никаких других родственников у Игоря не было, и претендовать на наследство некому.
Похоронили Игоря там же, где и мать Веры, в одну могилу с теткой положили, через год там поставят новый памятник, где будут значиться уж два имени, а пока рядом с памятником стоит скромная деревянная табличка с именем Игоря и датами жизни.
Вера очень волновалась, ведь впервые за много лет она снова оказалась в этой квартире одна. Как в детстве, как в юности… Как тогда, когда она принимала решение не показывать маме письмо Игоря из армии, в котором он писал, что, вероятно, скоро будет в Москве. Это решение далось ей нелегко, мать полностью подмяла под себя и дочь, и племянника, но, когда Игорь служил в армии, Вера была уже молодой женщиной и кое-что понимала.
Во всяком случае, понимала она больше, чем тогда, когда была совсем девчонкой и покорно верила во все те байки, которыми кормила их с Игорем мать насчет премиальных, аккордных и прочих выплат. Настал момент, когда Вера осмелела настолько, чтобы делать что-то тайком от матери. Вот тогда и нашла она драгоценности, оставшиеся от погибших родителей Игоря. Пока племянник служил, мать не прятала их в тайник (там их Вера уж точно никогда не нашла бы), а держала в комнате, в шкафу, где Вера их и обнаружила. Смелости было еще не так много, чтобы открыто поговорить с матерью о том, как неприлично им двоим роскошествовать на чужие деньги, держа законного наследника в черном теле, но уже достаточно для того, чтобы начать обдумывать план, как все это прекратить.
И Вера решила скрыть от матери известие о возможном скором приезде брата. Пусть Игорь появится неожиданно, и может быть, что-нибудь всплывет, и тайна откроется. Ведь драгоценности так плохо спрятаны, почти и не спрятаны даже, их легко найти Но план не сработал, Игорь ничего не нашел, и все продолжалось как прежде. Вера молчала, а мать вконец распоясалась, тратила безумные деньги не только на себя, но и на своих любовников. Зато потом, когда Игорь остался в своей квартире один, Вера от души надеялась, что он нашел ценности и зажил припеваючи. Но ничего, кажется, не происходило, потому что брат молчал, ни слова о ценностях не говорил, а спрашивать Вера боялась, ведь получилось бы, что она о них знала давно.
Знала, и ничего не сказала ему, и не сумела остановить мать в ее безудержной жажде нажиться на халяву. Неужели Игорь так ничего и не узнал? И ничего не нашел?
Поэтому первым делом Вера в пустой квартире погибшего брата стала искать драгоценности, оставшиеся от его родителей, или следы того, что они были найдены и реализованы. Да, ремонт здесь сделан дорогой, ничего не скажешь, и мебель хорошая, не дешевая. Но это и все.
Машина у Игоря самая обыкновенная, даже не иномарка, и вещи в шкафах висят хоть и хорошего качества, но не в изобилии. Впрочем, тряпичником он никогда не был. Неужели он так ничего и не нашел и жил все эти годы на одну зарплату? Или нашел, но тратил деньги не на себя, а на своих женщин? Да, такое вполне могло быть, Игорек не был скупым и жадным, это Вера хорошо знала.
Она посмотрела на часы. Скоро придет эта девочка, Алена, которая была влюблена в Игоря. Так плакала на похоронах, бедняжка! Тогда же, на кладбище, Алена подошла к Вере и спросила, может ли она взять какую-нибудь вещь Игоря на память, и Вера ответила, что, конечно, пусть берет, и договорилась с ней встретиться здесь, у брата на квартире.
