— Ну не тяни же, Семен Семенович! Раньше таких гонцов, как ты, на городских воротах за язык подвешивали.
То ж раньше! — возразил Моисеев. — Их ответ я вам сейчас объявлю, а вы приготовьтесь, ибо он может повергнуть вас в ужас... Речь идет о неком Брагине Валентине Михайловиче, 1951 года рождения, который имеет три судимости, последняя по сто сорок восьмой — вымогательство, совершенное организованной группой, либо особо опасным рецидивистом, и так далее, к нему подходит все, за что и был осужден на десять лет. В октябрю прошлого года «Столыпиным» этапирован в Пермь, в деле имеется соответствующий номер колонии. В декабре совершил дерзкий побег, будучи в бригаде на лесоповале. Прихватил с собой и другого заключенного. Но при переходе через речку угодил в полынью и утонул. О чем представлен рапорт начальника колонии и протоколы допросов свидетелей происшествия — пойманного второго беглеца и старшего конвоя. Произошло это печальное событие в двадцатых числах декабря прошлого года, как раз перед новогодним праздником. Поэтому, как вы понимаете, и к чему я, собственно, веду разговор, появление вышеназванного Барона в нашей с вами столице в марте сего года более чем сомнительно, если вообще не сверхъестественно. Вы меня понимаете?.. С вами все ясно, Александр Борисович, точно такое же потрясение испытал и я только что. Будут вопросы, прошу, а пока желаю здравствовать.
Моисеев давно повесил трубку, а Турецкий все еще держал свою, покачивая в руке.
Номер, однако!
Турецкий прикинул: до появления Никольского осталось не более получаса, и он постарался использовать это время с максимальной пользой.
Позвонил Романовой. Справился, как дела у Грязнова, а то что-то уж больно понравилось ему в командировке. Шурочка успокоила: сегодня возвращается. Бывший бухгалтер из Тольятти дал изобличительные показания против капитана Хомякова, взятого под страну. Следствие, проведенное самарской облпрокуратурой высветило фигуру Молчанова. Генеральный директор концерна проходит пока в качестве свидетеля. Ему направлен вызов, а полковнику Никитину — соответствующее указание из министерства всячески «посодействовать» его скорейшему возвращению в Самару.
— А у тебя как? — выдав свою информацию, поинтересовалась Александра Ивановна.
— Открылся Барон! — И Турецкий постарался коротко, за неимением времени, изложить сообщение Моисеева.
— Чем могу помочь? — Шура была, как всегда, конкретна.
Ты можешь организовать в Перми толкового оперативника? Чтоб быстро съездил в колонию и с умом допросил пойманного беглеца — свидетеля гибели Валентина Брагина?
— Ну, будем считать, организуем. А шо ты, Саня, сможешь им предъявить? Живого Барона? А разве ты его уже поймал или хотя бы видел? Ну допросим, а они будут стоять на своем. И правильно, извини, сделают, потому как другого выхода у них пока и нет. Горбатого нам лепишь, скажут, гражданин следователь. Ты лучше предъявика нам живого Барона. Что ответишь? То-то. Но допросить все равно надо. Пиши отдельное требование, а я пришлю нарочного. Вот же какие сволочи, а? Наверняка ж это правда. Либо купил их твой Барон, либо действительно огромной властью обладает, если вот так, свободно, может организовать себе побег. Прогнило, мать их, Господи, все насквозь прогнило!..
— Шурочка, — прервал горестные вопли Романовой Турецкий, — есть еще одна просьба. Прости, но я для ускорения дела хочу попросить тебя еще об одном одолжении. Сейчас, с минуты на минуту, жду Никольского.
— Кто таков?
— Тот самый, кого наши покойники в тюрьму засадили. Вспомнила?
— Порядок. Не объясняй. А зачем он тебе?
— Шурочка, родная моя, этот Никольский сидел в октябре в СИЗО-2 и выпущен под подписку. И там же находился в те дни Барон.
— Погоди, не торопись... Ага, значит, ты все никак не успокоишься насчет своего Монте-Кристо, так надо понимать?
Умница ты, мать-начальница! Ну конечно! Поэтому я, пользуясь твоими связями и добрыми отношениями с полковником Ореховым, хотел бы попросить тебя помочь выяснить, только это надо очень быстро, где сидели тот и другой. А вдруг? Представляешь, какой у меня сразу козырь в руках? Кстати, прочитал я дело Никольского и чувствую, что граф Монте-Кристо понемногу материализуется. Вот и Костя, кажется, уже того же мнения. Так что нечего смеяться, взяли, понимаешь, моду издеваться над маленькими...
— Ах ты, мой страдалец! Маленький мой! — пожалела Романова. — Ладно, постараюсь. Придется опять оседлать Генку. Жди звонка.
И еще одну вещь успел сделать Турецкий до визита Никольского: подготовить запрос в спецотдел по поводу Брагина Валентина Михайловича — все дела, по которым он проходил и был осужден, а также самую обширную и подробную справку — где родился, жил, учился, работал и так далее, вплоть до последнего дня его жизни, когда он якобы утонул в таежной реке на глазах двух свидетелей.
Нет, брат Турецкий, еще далеко не все потеряно, думал он. Он вспомнил вдруг роман Мопассана, где герой предлагает дамам волнующую игру: угадать, кто будет в очередной раз, в связи со смертью предшественника, избран в Академию Бессмертных. Игрой в сорок старцев назвал ее писатель. И так получается, что и Турецкому представлена сейчас идеальная возможность отгадать, на кого следующего положит свой глаз киллер. Какой-то неясной, глубинной интуицией ощущал он, что очередной жертвой может стать Сучков.
И опять, будь он проклят, этот Кузьмин! Засветился у Мирзоева, Молчанова... а теперь от Сучкова вообще ушел. Почему? Нарочно? Или чушь все это, или подводит интуиция?..
В дверь постучали.
Прошу! — сразу откликнулся Турецкий и, вежливо приподнявшись со стула, посмотрел на дверь.
В кабинет вошел неторопливой походкой высокий, элегантно одетый человек, хорошо и молодо выглядевший в свои сорок пять лет. Короткая стрижка, чуть седеющие виски. Широко расставленные светлые глаза глядели прямо и спокойно. Протянул руку с крупной сильной и прохладной ладонью. Набежавшая волна воздуха развеяла запах очень приятного и, вероятно, дорогого одеколона. Представился:
— Никольский к вашим услугам. Здравствуйте, Александр Борисович, если не ошибаюсь?
Турецкий широко и бесстрастно улыбнулся, сделал четкий кивок, как это умеют американцы, и легким жестом пригласил присесть.
ЧАСТЬ ДВЕНАДЦАТАЯ ВОРЫ В ЗАКОНЕ
Декабрь, 1991
Незадолго до Нового года к даче Никольского подошел небритый мужичок средних лет в черной телогрейке, ватных штанах и кирзовых сапогах гармошкой. Оглядев высокие железные ворота, он слегка присвистнул, отчего при свете фонаря блеснула во рту золотой искрой коронка.
Саня разглядывал незнакомца из окошка кирпичной сторожки.
Тот подошел к калитке и нажал кнопку звонка. Калитка беззвучно отъехала в сторону, а перед мужичком вырос плечистый парень в меховом камуфлированном комбинезоне. Мужик покачал головой, словно хотел сказать, что такая встреча произвела на него достойное впечатление.
— Кого надо? — бесцеремонно спросил Саня.
— Не горячись, парень. Усек? А кого мне надо, к тому я и пришел. Никольский тут проживает? Женя его зовут.
— Проживает, — усмехнулся Саня, — только он далеко не всем Женя. Мы его, к примеру, зовем Евгением Николаевичем. И тебе советую. На всякий случай говорю. Так зачем, говоришь, он тебе нужен?
Не понял ты меня, парень, — усмехнулся мужичок, и усмешка эта была какой-то дикой, жутковатой. — Зачем он мне, про то он, если ты ему понравишься, сам скажет. Иди и доложи, а то устал я с дороги. Скажешь, депеша Жене от Вали. А остальное твой хозяин должен сам помнить.
Понимая, что посетитель этот совсем не прост, Саня показал на дверь сторожки:
— Раз устал, заходи, погрейся, пока я узнаю. Не бойся.
— Не знаешь ты еще, кого надо бояться-то, — снова скривил губы в ухмылке мужичок. Но в сторожку вошел и сел на стул.
На телефонный звонок Сани Никольский отреагировал неожиданно бурно:
— Да чего ж ты держишь его там? Давай бегом сюда! Наконец-то! Ну чего ждешь?
— Да видок у него, Евгений Николаевич, как бы это... лагерный,— не стесняясь присутствующего, сказал Саня.
Голос Никольского звучал в трубке громко, мужичок слышал разговор и на Санины слова отреагировал укоризненным покачиванием головы.
— А тебе что надо? Чтоб из Кремля гости прибыли? На меньшее уже не согласен? Не валяй дурака, бегом ко мне.
— Видишь, — мужичок удовлетворенно ткнул пальцем в сторону Сани, — не видал еще меня человек, а разбирается. А ты малец еще, хоть вон и пушку носишь в кармане, понял?
— Ну ты артист! — восхитился Саня, потому что пистолет был у него спрятан за пазухой и никак не мог его обнаружить этот неизвестный посетитель. — Пойдем, раз зовут.
