Судя по порядку, царившему в квартире, Фрося сюда заглядывала регулярно. На душе потеплело. В шкафу, отыскивая полотенце, он увидел на полочке вязаную кофточку жены. Взял, помял в руках, потом воткнул в нее нос, вдыхая родной, волнующий запах. Потом разделся, прошел в ванную. Пока набиралась вода, долго разглядывал в зеркале осунувшееся лицо. И остался недоволен человеком, которого сам почти не узнавал. Кто он? Наивный чистоплюй, дурак, считающий себя умным, или осел, старающийся идти против течения?
Вспомнился разговор, который у него произошел с отставным полковником Потаповым, который приехал в центральную районную больницу станицы Рогозинской к умиравшему приятелю. Выйдя из клиники, полковник увидел Лекарева, сидевшего на лавочке в тени каштана, и подошел к нему.
— Можно присесть? — Полковник был в старенькой, но абсолютно чистой, хорошо отглаженной армейской форме с золотыми погонами и широким набором орденских планок на груди.
— Садитесь, — у Лекарева не было причин отказать ему.
— Лечитесь? — Полковник сел и положил на колени черный атташе-кейс. Посмотрел на забинтованное плечо Лекарева. — Что у вас с рукой, если не секрет?
— Ранение.
— Чечня?
— Здесь рядом. — Лекарев тяжело вздохнул. — Я милиционер.
— Зона риска. — Полковник понимающе кивнул. — Выпьем?
Он открыл кейс, вынул оттуда блестящую металлическую фляжку с красной армейской звездой на боку. Достал колбасу в полиэтиленовом пакете. Постелил на кейс белую салфетку. Пояснил:
— На дуще тошно. Боевой товарищ здесь умирает. Отек легких. Артиллерия бьет по своим. А как мы с ним воевали! Только теперь понял: все было напрасно. И глупо. Нас, преданных долгу и верных присяге, крупно подставили. Старые жопы в шляпах. Брежнев. Суслов. Громыко. Устинов. Вы, возможно, и фамилий их не помните. А у нас ими судьба испоганена.
— Помню, — сказал Лекарев.
— Ладно, хрен с ними. Давайте выпьем. Я Потапов. Виктор Павлович. А вы?
— Георгий.
— Давай, Жора, чокнемся. — Полковник наполнил два стаканчика, нарезал колбасы крупными неровными кусками. — Поехали.
Обожженный выпитым, Потапов с минуту молчал. Потом резко со свистом вдохнул и сказал:
— Живем мы, Жора, и не понимаем толком, что жизнь — это только сегодняшний день. С утра до полуночи. И главное в том, хорошо или плохо мы проживаем это короткое время. На вчерашний день можно плевать — его нет, он канул в прошлое.
Жить прошлым — удел стариков. Тех, которые уже не в состоянии поступать так, как им хочется. Плюнь, Георгий, и на завтрашний день. Плюнь свысока. Завтра — это будущее. Оно может не наступить…
Потапов полез в карман, вынул оттуда смятую автоматную пулю. Стукнул по крышке кейса, поставил перед собой.
— Вот. Точка на будущем. Мой друг Вася Орлов жил мечтой. Считал, что сегодняшний день — трамплин для завтрашнего. Как он прожит — наплевать и забыть. Главное — сделать как можно больше для завтрашнего дня. Все у него было впереди: военная академия, полк, дивизия, широкий золотой лапоть на плечи, большие звезды на этот лапоть одна за другой — генерал-майор, генерал-лейтенант… Ради этого, считал Вася, можно дрочиться, тянуть лямку, проявлять себя там, где и не стоило. И вдруг точка. В Чечне… На завтра, на послезавтра…
Потапов поднял пулю и стукнул о крышку кейса.
— Все. Финита. Нет ни Васи, ни памяти о нем. Только вонючее прошлое. Дурацкое прошлое, рожденное политиками. Армия без зарплаты. Пьяный верховный главнокомандующий. Дурак с тридцатью восемью снайперами. Начальники-жополи-зы. И все живы — умирают за них другие…
Полковник потянулся к фляжке, налил полстакана. Страдальчески морщась, отработанным движением плеснул содержимое в рот. И снова сидел закрыв глаза, не произнося ни слова. Наконец поставил стакан, потянулся к колбасе.
— Мне наплевать на все, что сейчас творится. — Он посмотрел на Лекарева пристальным, абсолютно трезвым взглядом. — Поймите, Жора, я вас вижу впервые. Вы это или не вы — убей меня, не знаю. Завтра уеду, и скорее всего мы больше не свидимся. Потому все, что скажу, будет от души, от самой глубокой правды. Не обижайтесь…
— Я понимаю, — согласился Лекарев, — говорите.
— И все же вы чего-то испугались. Голос выдает сомнение. Надо ли слушать, а может, нет?
— Я слушаю.
— Бросайте вы к черту свою милицейскую службу. Сегодня в ней толку нет. Ходите вокруг мусорных баков» а настоящие виновники разгула преступности сидят в Кремле. Сидят в губернаторских креслах, на министерских стульях.
— Это вы круто. Думаю, все не так просто.
— Вы пытаетесь понять новый мир? Похвально. Слыхали историю про червячков? Они копошились в дерьме, и один спросил другого: «Папа, а мы смогли бы жить в яблоке?» — «Смогли бы». — «А в груше?» — «Смогли». — «А в банане?» — «Конечно». — «Тогда почему мы живем в дерьме?» — «А это наша родина, сынок».
— Злой анекдот. — Лекарев не скрыл досады. Ему всегда казалось, что любая колкость такого рода предназначена для того, чтобы задеть его чувства.
— Дело не в злости. Я стараюсь, чтобы вы поняли существо проблемы. Многие из тех, кто сегодня перебрался из дерьма в дорогие фрукты, имеют особую психику. Понять их жизнь, взгляды, интересы нельзя, если не изучить, как и почему они жили в навозе. Особенно те, кто сегодня у власти, на самом верху.
— Разве у власти мало людей по-настоящему умных, честных?
— Честных? Почти нет. Умных побольше. Но ум у них специфический. Такой, какого требуют обстоятельства.
— Как же они прокручивают миллионные дела? Для этого разве не нужен ум?
— Для начала важны деньги. И отсутствие страха стать террористом.
— Поясните, будьте добры.
— Чего тут пояснять? Разве есть разница между бандитом, который взял заложника и грозит расправой, если ему не заплатят выкуп, и тем, кто обобрал наивных граждан, отнял у них миллионы и теперь грозит: «Коли меня посадят — плакали ваши денежки». Люди знают, что их денежки плачут во всех случаях, но надеются — а вдруг отдаст.
— Что вы этим хотите сказать?
— То, что в стране, где власть в руках криминальных структур, где правительство ведет игру со своим народом, все мы — заложники большого терроризма. Не задумываясь над этим, вы служите большому злу. В бесполезной борьбе теряете товарищей.
И вот сейчас, вспомнив разговор с полковником, Лекарев подумал, что тот в чем-то был прав. Теряя друзей и близких, мы каждый раз теряем частицу себя. Наш мир становится беднее и уже. Мысль о бесполезности прожитых лет все чаще тревожит ум. Но согласиться с полковником во всем значило смириться с тем, что творилось вокруг, делало небо мутнее, воздух едче, что отравляло жизнь, втаптывало в грязь светлые идеалы добра и совести.
Нет, пока кто-то носит за поясом пистолет Денисова — ГВ 8320 Д, он, Лекарев, не успокоится. И завтрашний день будет для него днем продолжения борьбы.
Ночью Лекарев почти не спал. Уходил в забытье, падал в черный провал мертвого сна, открывал глаза, чувствуя, что уже выспался, смотрел на часы и видел: стрелка передвинулась только на десять минут. И так раз за разом, пока не стало светать.
В шесть Лекарев позвонил Катричу.
— Артем, нужно срочно встретиться.
Катрич приехал к брату сам. Выслушал взволнованный рассказ о его открытии. Тут же выдал звонок Рыжову. Тот только что встал и был не в духе — болела голова. Однако его тон разом изменился, едва он понял, о чем идет речь. Так смертельно усталый охотник оживает, едва заметит след зверя, которого так долго разыскивал.
— Жду, — сказал Рыжов, загораясь.
Лекарев первым делом получил возможность пролистать портретную коллекцию.Рыжова. Он уверенно ткнул пальцем в фотографию, на которой Катрич запечатлел Крысу. Палец уперся в переносицу киллера.
— Он.
Стало ясно, убийца Дорохова, Денисова и Ручьева найден. Оставалось выколупнуть его из раковины карташовского лагеря. То, что это можно сделать обычным для цивилизованного государства способом — послав туда наряд милиции, — вызывало большие сомнения. Без хорошо вооруженной спецгруппы появляться в Тавричанке не имело смысла, больше того, было опасно.
— Ждите меня… — Рыжов подумал, — у тебя, Артем. Я в ФСБ. К Горчакову.
Рыжов подробно изложил Горчакову сведения, которые Лекарев собрал в Тавричанке. Тот помрачнел, задумался.
С одной стороны, перед ним лежал список нелегально приобретенного оружия с номерами, которые служба безопасности знала и давно разыскивала. С другой, чтобы получить разрешение на операцию по изъятию этого оружия, надо было просить благословения у Москвы. Собственных подразделений для проведения такой акции у Горчакова не было, и надо было контактировать с Управлением внутренних дел.
Обо всем этом Горчаков с раздражением сообщил Рыжову.
— Как вы мыслите такие действия, Иван Васильевич? Мы берем пистолеты и едем с вами в лагерь боевиков?
