под руку, вывела на улицу и посадила на скамейку. Сама села рядом и закурила.
— Думаешь, это как-то может повредить Ворону?
Марина вздохнула.
— Я не знаю. Просто он проболтался, а я намотала на ус и сказала тебе. А чем теперь это закончится…
Она замолчала.
— Вряд ли друзья этого Пашки смотрят передачи про милицию. — Лена выпустила облако дыма.
— Надеюсь, — тихо ответила Марина. — Я уйду, не прощаясь. Скажи, что разболелась голова.
* * *
Оскаленный вообще не смотрел телевизор. Вот в баньке париться он любил, и в этот раз договорился со своим постоянным напарником — Ящером, и примкнувшим к ним Кривым из нового набора. Они только пришли и выгружали обязательное сопровождение банных утех — водку, пиво, вяленых лещей, колбасу, грилевого цыпленка.
— Телкам звонить? — спросил Кривой.
— Успеем, когда время подойдет, — ответил Оскаленный. — А то будут мельтешить, да по ушам ездить…
— Пар нормальный, — сказал Ящер, проверив парилку. — Давай пивка врежем, да пойдем.
Кривой включил стоящий на старом холодильнике в углу телевизор. Там пожилой милицейский майор рассказывал что-то про свою доблестную службу в уголовном розыске.
— Ты чего, ментовскими сказками заслушался? — усмехнулся Оскаленный. — Убери эту рожу!
— Так сегодня мусорской праздник, они со всех каналов фуфло гонят, — огрызнулся Кривой. — Сейчас концерт начнется…
— Он бы тебе показал концерт, — зло сказал Ящер. — Это Кузнец, спроси у пацанов, какие он им концерты задавал… Выключи на фер!
— Из прокуратуры пришла информация, что совершил это преступление человек, недавно освободившийся из мест лишения свободы. Проверили таких, и Буза оказался в их числе, — победно сообщил Кузнец.
— Постой! — приказал Оскаленный, и рука Кривого замерла на пульте.
— А ведь могли не обратить внимания, не придать значения. И опасные преступники остались бы безнаказанными…
— Выключай! — махнул рукой Оскаленный и экран погас.
Кривой разлил холодное пиво, Оскаленный залпом осушил бокал, но вспыхнувший в душе пожар не погас.
«Все в цвет, — мрачно размышлял он. — Ни имени, ни кликухи Бузы я не называл, но что он недавно откинулся — сказал. А Ворон своей шмаре сдул, она — ментам, а те в эту зацепку вцепились, стали тянуть и сразу вытянули… Так что Короткого ни за что повесили. С меня весь спрос будет! Хотя… Почему с меня? Не я ссучился, я со своим бригадиром базарил… Откуда же я знал, что он прокурорше сольет? Не-е-ет, пусть сходка решает — с кого какой спрос. Мне, как правильному пацану, надо только Ворона объявить…»
— Ты что, заснул? — Ящер потряс его за плечо. — Пойдем париться!
— Придремал… Идите, парьтесь, я отъеду. Мне надо срочно Гангрену найти…
* * *
Гангрена никогда особой радости не испытывал. Во всяком случае, не выказывал. Вот и сейчас он скривился, будто обнюхал очередного сокамерника и обнаружил, что тот наложил в штаны, хотя сказал, что целый час провел в толчке. А значит, соврал, значит, ссучился и весь этот роковой час писал гаду-оперу донос на своих корешей…
— Помнишь, что я говорил? Что все равно до правды докопаюсь, — хмуро сказал он. — Как ни крути, правда все равно наружу вылезет! А ты за своего Ворона жопу рвал!
— Ничего я не рвал! — напористо защищался Оскаленный. — Как было, так и сказал! Ни имени Пашки, ни кликухи не назвал — все это подтвердилось! А то, что болтнул — мол, недавно откинулся, — так что ж… Я же со своим боссом базарил… Откуда я знал, где баба его работает? Откуда знал, что он ей мои слова перескажет? Откуда знал, что она за них зацепится, и менты начнут проверять тех, кто недавно откинулся?
Гангрена скривился еще больше, как будто та самая изобличительная вонь проникла ему в самое нутро.
— Чего извиваешься, как гадюка под вилами? Вишь, как жизнь устроена: этот гнилой мусор, Кузнец, других мусоров выдал да еще в их праздник, да по телевизору! Есть, значит, справедливость! А ты ноешь, как баба…
Оскаленный попытался принять горделивую осанку.
— Я не ною! Я объясняю…
Но Гангрена слушать не стал, только рукой махнул.
— Я все доподлинно узнаю. Тогда и с Ворона спросим и с… С кого надо, с того и спросим! — Он подошел к туго закрытой двери, рывком распахнул, выглянул в коридор.
— Заходите оба!
Мясник и Колхозник, стоящие аж на крыльце, чтобы уж точно ничего лишнего не услышать, тяжело топая, явились под мутные маленькие глазки своего старшего.
— Надо Воронову бабу в дальний гараж привезти! — кривясь и щурясь, сказал Гангрена.
— Кого? Прокуроршу? — спросил Колхозник.
— Прокуроршу? — эхом повторил Мясник.
— Прокуроршу, прокуроршу! Чего зенки вытаращили?
«Торпеды» привыкли выполнять приказы и вперед не заглядывали: приказали похитить — хоть прокуроршу, хоть слона — не важно. Не сделают — их самих закопают! Значит, надо делать! Ну и что, что прокурорша? В данной ситуации это роли не играет… Вот если бы их судили, а она поддерживала обвинение — другое дело! Закон — тайга, прокурор — медведь: может десятку попросить, может — пятнашку, а может — и вышак! Тогда ей кланяться надо, угождать, можно даже слезу пустить для жалости или на колени стать…
— Да ничего. — Мясник и Колхозник переглянулись, пожали плечами. — Надо — привезем!
* * *
Ноябрь выдался прохладный, дни стали короткими. Когда Марина вышла с работы, уже стемнело. Индустриальный проспект тускло, через одну, освещался лампочками, которые не успела разбить уличная шпана. Недавно ей позвонил Константин, сказал, что обживает новый дом с просторным двором и видом на море, и она шла под впечатлением этого разговора.
— Увольняйся к едрене-фене, — сказал муж. — Новый год будем уже здесь встречать!
Она тут же написала рапорт, сдала в отдел кадров и испытала необыкновенную легкость и облегчение. Надоели косые взгляды сослуживцев, поджатые губы начальства, надоела неопределенность… А сейчас, как камень с души упал!
«В Карне, наверное, нет улиц с разбитыми фонарями», — подумала она.
— Девушка, помогите, пожалуйста! — услышала Марина мужской голос и обернулась.
У тротуара стояла серая «Волга» с шашечками «такси» на
