фигура, исполняющая черновую работу. В нужный момент Лисица тебя уберет, или отодвинет, и сам начнет пользоваться проложенными тобой мостами, дорогами и тропинками… А может, ты его уберешь и сохранишь свое положение…»
И когда Стоян Левко показывал ему, как лучше благоустроить двор: какой плиткой замостить, где разбить клумбы, где выкопать бассейн, и он с этим соглашался, то в душе представлял совсем другое. Крум ведь образно придумал: «Лисица сидит в кукле, имеющей твой внешний вид. Но в любую минуту может изменить твое лицо, на свое…» Его слова подтверждались: кукла Ворон приберет к рукам русскую Карну, наполнит номерные счета и сейфы на предъявителя, благоустроит дом и двор и в один прекрасный вечер ляжет спать на замечательную новую кровать из гарнитура, купленного с помощью бескорыстных друзей… А утром из спальни выйдет Пит Лисица, потянется на высоком крыльце, полюбуется на играющее солнечными бликами море, бросится в прохладную воду бассейна, сядет завтракать за сервированный прислугой стол и поедет в офис управлять русской Карной, строить дома и отели и продолжать другие, начатые и налаженные куклой дела. А про куклу никто и не спросит, ибо о переходных фигурах забывают быстрее, чем их тела превратятся в тлен…
Но разговор с Люцифером не оборвался на безнадежно печальной ноте:
«— … если тебе повезет, то ты можешь сохранить себя на том месте, которое уготовил для себя Лисица!
— Это реально?
— С нашей помощью — да!»
Поэтому, любуясь прекрасным видом из панорамного окна, Костя Воронов не расслаблялся и не радовался тому, что жизнь, якобы, удалась. Ему предстояло бороться и за этот вид, и за жилище, и за власть, и за место под солнцем. Но, как ни странно, это его не пугало. Над морем летали чайки, а он чувствовал себя сильным Вороном, который перелетел через море, обустраивает свое гнездо и готов разогнать любую враждебную ему стаю: чаек, ворон, коршунов. Главное — никого не бояться!
Снизу донеслась заливистая телефонная мелодия. Новый номер знали лишь Лисица, Оскаленный, Морпех и Молот. Но отец как-то сказал, что он уже десятки лет не говорил по телефону и даже разучился звонить.
Ворон спешно спустился на первый этаж. Здесь с мебелью было получше: надувной матрац, на котором он спал, пара стульев, письменный стол и шкаф для одежды. Все самое обычное, не импортное и не гарнитурное — купил, чтобы хоть как-то благоустроить свой быт.
Телефон продолжал играть. Ворон снял трубку, несколько секунд по обыкновению молча слушал, но и на том конце провода молчали.
— Ну! — наконец сказал он.
— Привет, это я! — раздался голос Оскаленного. — Слышишь меня?
Голос был неестественным — напряженным, что ли? Или взволнованным? Но Оскаленный редко волнуется. Крайне редко. Во всяком случае, когда он таскал трупы «кустовиков», то никакого волнения не проявлял. Да и никогда он не спрашивал «слышишь, не слышишь»? Всегда говорил по существу.
— Слышу, говори уже!
— Сходка собирается, Крест сказал, чтобы и ты был…
— С какого перепуга? Сходка была недавно… И при чём здесь Крест? Лисица про меня уже все обсказал…
Несколько мгновений в трубке было тихо.
— Вроде, раз Лисица твою воровскую масть подтвердил, так ты должен на все сходки ходить. Как член общества…
У Ворона возникло неприятное ощущение, будто Оскаленному подсказывают, что надо сказать. А он, как попугай, повторяет.
— Так что, я каждую неделю буду по вызовам Креста в Тиходонск мотаться?
— Не знаю, Ворон. Мне сказали передать — я и передаю. В следующую субботу сходка.
— А ты уже не мой заместитель? Ты под Крестом ходишь? Его команды выполняешь?
— Почему? Нет… Просто передаю.
— Как-то странно передаешь. Будто в штаны наложил и об этом рассказываешь!
— Ну, зачем ты так…
Ворон молча положил трубку. Разговор ему не понравился. Голос принадлежал Оскаленному, а тон, интонация, манера разговора — чужие. Как будто ему к виску пушку приставили. Он перезвонил в Тиходонский офис. Там никто не отвечал. Что могло произойти в родном городе?
Следующие два дня ясности не внесли. Пацаны в Карне вели себя как всегда, в Тиходонском офисе он поймал Ящера и Каратиста, но они ничего нового не сказали: мол, да, будет сходка, тебя вызывают. А больше ничего не известно… Похоже, они действительно не в курсах… Звонил Лисице, но тот трубку не брал. Видно, придется ехать и разбираться на месте…
Но на третий день, поздним вечером, снова заиграл телефон. К удивлению Ворона, звонил Молот.
— Тебя уже дёрнули в Тиходонск? — хрипло спросил он.
— Да Оскаленный звонил, нес какую-то пургу про сходку, мол, Крест меня вызывает. Что, как, зачем, — не сказал.
— Ты не приезжай! Открыли, кто Бузу сдал.
— А я при чем? — не понял Ворон. — Уже разбирали, всё выяснилось… Ко мне какие вопросы? Я даже имени его не знал!
— Оказалось, что имя знать и не надо было. Какой-то мент проболтался по телевизору, что им цинканули из прокуратуры: мол это сделал недавно освобождённый. Проверили, и Пашку на кукан! Вот такие дела!
Ворон вспомнил разговор с Мариной в «Адмиральском причале» и похолодел.
— Я тебя понял, отец. Благодарствую, — упавшим голосом сказал он и только с третьего раза положил трубку на аппарат — так дрожали руки. Поездка в Тиходонск отменялась и, может быть, навсегда. Но главное в другом: раз они вышли на эту информацию, то должны были говорить с Мариной!
Он стал звонить жене, но ни рабочий, ни домашний телефоны не отвечали. Тогда он набрал номер ее лучшей подруги.
— Слушай, где Марина?
— А разве она не к тебе уехала? — вопросом на вопрос недовольно ответила Лена.
— Да нет! С чего бы?
— С того, что собиралась, вот с чего! Заявление об увольнении подала, за трудовой книжкой не зашла, дома ее нет, ни с кем не попрощалась, причем!
— Так ее никто не ищет?!
— А кто будет искать? На каком основании? Заявлений о пропаже не поступало, все знают: уехала к мужу…
— Так ищите, …вашу мать! — заорал Ворон. — Считай, я заявление подал! Это воровские дела! Они узнали, кто Пашку Бузу сдал… Меня на сходняк
