— Алло, — говорю я, стараясь подавить дрожь в голосе.
— Доброе утро, Руди, это Лео Драммонд, — приветливо говорит адвокат. — Как поживаете?
По законам профессиональной этики, мне следует предупредить его о том, что наш разговор записывается. Однако мы с Деком решили, что делать этого не стоит. Мы бы ничего не добились. Да и о какой этике может идти речь, когда имеешь дело с такими нечистоплотными противниками?
— Прекрасно, мистер Драммонд. А вы?
— Все замечательно. Послушайте, я хотел бы обсудить с вами дату допроса доктора Корда. Я уже разговаривал с его секретаршей. Двенадцатое декабря вас устроит? В его кабинете, само собой — в десять утра.
Я надеюсь, что допрос Корда — последний, если, конечно, Драммонд не найдет ещё какую-нибудь личность, имеющую хотя бы отдаленное отношение к нашему делу. И все же странно, что он не посчитал для себя зазорным связаться со мной и обсудить приемлемую для меня дату.
— Меня это вполне устраивает, — говорю я. Дек с выпученными глазами нависает надо мной.
— Очень хорошо. Много времени это не займет. Тем более — за пятьсот долларов в час. Возмутительно, правда?
Ага, похоже, мы уже заодно. Адвокаты против лекарей.
— Чертовски возмутительно, — соглашаюсь я.
— Да, черт знает что. Кстати, Руди, знаете, что предлагают мои клиенты?
— Что?
— Им совершенно не улыбается торчать в Мемфисе целую неделю, пока пройдет этот судебный процесс. Все они — занятые люди, на руководящих постах, им о своих карьерах заботиться надо. Словом, Руди, они хотели бы уладить дело миром, и я уполномочен предложить вам новые условия. Они готовы заплатить, но это вовсе не означает, что они признают свою вину, и вы должны это понимать.
— Угу. — Я подмигиваю Деку.
— Ваш специалист утверждает, что стоимость операции по пересадке костного мозга колеблется от полутора сотен до двухсот тысяч, и мы не собираемся оспаривать эти цифры. Давайте предположим — чисто условно, разумеется, — что расходы по проведению этой операции должны были оплатить мои клиенты. В этом случае общая сумма выплат составила бы порядка ста семидесяти пяти тысяч.
— Да, наверное.
— Именно столько мы и готовы предложить. Сто семьдесят пять тысяч! И все — больше никаких допросов. В течение недели вы получите от меня чек.
— Боюсь, что это маловероятно.
— Послушайте, Руди, этого парня не воскресить и за миллиард долларов. Объясните это вашим клиентам. Мне кажется, эта женщина готова уладить дело. Бывает время, когда адвокат должен вспоминать, что он адвокат, и брать инициативу в свои руки. Эта бедная старушенция даже не представляет, что её может ждать во время суда.
— Я поговорю с ней.
— Позвоните ей прямо сейчас. Я ещё час пробуду здесь, а потом уеду. Позвоните ей — я буду ждать. — Пройдоха, наверное, прослушивает мой телефон прямо со своего аппарата. Вот почему ему так не терпится, чтобы я позвонил Дот прямо сейчас — тогда он подслушает наш разговор, не сходя с места.
— Я сам с вами свяжусь, мистер Драммонд. До свидания.
Я кладу трубку, перематываю ленту на магнитофоне и проигрываю её, сделав звук погромче.
Дек сидит, откинувшись на спинку стула, рот его разинут, заячьи резцы блестят.
— Так это они нас подслушивают! — верещит он, ошалело качая головой, когда запись заканчивается.
Мы тупо пялимся на магнитофон, словно он способен объяснить нам, как это случилось. Несколько минут я сижу парализованный, не в состоянии и рта раскрыть. Даже шевельнуться не могу. Внезапно звонит телефон, но ни один из нас даже не пытается взять трубку. В данную минуту мы панически боимся своего аппарата.
— Наверное, надо бы Киплеру сказать, — сдавленно говорю я наконец. Язык поворачивается с трудом, во рту пересохло.
— Нет, не стоит, — молвит Дек, снимая очки с толстенными линзами и протирая глаза.
— Почему?
— Давай-ка пораскинем мозгами. Нам известно — или нам кажется, что известно, — что Драммонд и/или его клиенты прослушивают нашу телефонную линию. У Драммонда рыльце, несомненно, в пушку — мы его только что разоблачили. Доказать это мы не в состоянии, поскольку поймать его на месте преступления невозможно.
— Ну да, он будет все отрицать с пеной у рта.
— Вот именно. И что тогда делать Киплеру? Не станет же он голословно обвинять этого проходимца. Разве что приструнит ещё пару раз при свидетелях.
— Драммонд уже привык получать по мозгам.
— А на суде ничего из этого не выйдет. Не станем же мы жаловаться жюри присяжных, что мистер Драммонд и его клиенты вели во время следствия грязную игру.
Мы оба задумчиво таращимся на магнитофон и ломаем головы, пытаясь придумать выход из положения. В прошлогоднем курсе лекций по этике нам приводили пример адвоката, который осмелился тайком записать на магнитофон телефонный разговор с одним из своих коллег и был жестоко наказан. Да, пусть я не прав, но моя вина не идет ни в какое сравнение с гнусным поступком Драммонда. Вдобавок беда в том, что, предъяви я магнитофонную ленту в качестве улики, то неизбежно пострадаю сам. А вот Драммонд выйдет сухим из воды — никто не докажет, что «жучки» установлены по его приказу. Да и — по его ли? И его ли ведомство нас подслушивает? Может, он пользуется сведениями, которые поступают от его нечистоплотного клиента?
Нам никогда этого не узнать. Да и по большому счету это не так уж важно. Главное — Драммонд в курсе дела.
— Мы можем извлечь из этого выгоду, — заключаю я.
— И я так думаю, — кивает Дек.
— Но мы должны соблюдать осторожность, чтобы они ничего не заподозрили.
— Да, и я предлагаю вести игру до самого суда. А уж там мы улучим подходящий момент, чтобы утереть им нос.
И мы с Деком медленно расплываемся до ушей.
* * *
По прошествии двух дней я звоню Драммонду и передаю ему печальную весть: моя клиентка не хочет брать его грязные деньги. И ещё я доверительно признаюсь ему: Дот ведет себя очень странно. То при одной мысли о судебном процессе у неё все поджилки трясутся, то она ждет не дождется, пока он начнется. Сейчас, например, она снова настроена дать бой.
Драммонду и в голову не приходит, что его водят за нос. Он принимает мою болтовню за чистую монету и начинает угрожать — никаких денег нам, мол, тогда не видать как своих ушей, а на суде нас ждет кровавая бойня. Уверен: для тех парней в Кливленде, по приказу которых нас подслушивают, слова его звучат как музыка. Не знаю только, скоро ли они их услышат.
Конечно, деньги стоило бы взять. На долю Дот с Бадди достанется сто тысяч с гаком — им за всю жизнь столько не истратить. Да и адвокат их получит почти шестьдесят тысяч — целое состояние. Впрочем, для Блейков деньги это почти пустой звук. Отсутствие денег их никогда не заботило, да и теперь они о богатстве не мечтают. Дот хочет лишь одного: изобличить страховую компанию; все должны знать, как она обошлась с Донни Рэем. И ещё Дот хочет услышать вердикт: Донни Рэй умер не своей смертью — его убила компания «Прекрасный дар жизни».
Что же касается меня, то я даже поражаюсь тому, насколько спокойно отношусь к перспективе лишиться этих денег. Сумма, конечно, весьма соблазнительная, но я как-нибудь выживу и без нее. Не голодаю все-таки. К тому же я молод, и это не последнее мое дело.
И ещё я твердо убежден: коль скоро парни из «Прекрасного дара жизни» настолько перепуганы, чтобы прослушивать мой телефон, значит у них и верно рыльце в пушку. Поэтому, несмотря на все волнения и опасения, я ловлю себя на том, что начинаю потихоньку предвкушать судебный процесс.
* * *
В День благодарения Букер и Чарлин приглашают меня на семейный обед. Бабушка Букера живет в Южном Мемфисе в небольшом домике и, судя по всему, готовилась к торжеству целую неделю. На улице холодно, промозгло и ветрено, поэтому весь день мы почти не вылезаем из теплого дома. Здесь набилось человек пятьдесят, в возрасте от шести месяцев до восьмидесяти лет, причем белым цветом кожи среди всей компании могу похвастать лишь я. Мы поглощаем тонны закусок, мужчины торчат в гостиной вокруг телевизора, смотря одну спортивную программу за другой. Мы с Букером уединяемся в гараже, где, то и дело поеживаясь от холода, обмениваемся свежими сплетнями за ореховым тортом и кофе. Букер спрашивает, как у меня обстоят дела на любовном фронте, и я признаюсь, что пока, мол, полное затишье. Зато работы по горло. Букер тоже вкалывает без сна и отдыха. Чарлин мечтает о том, чтобы завести ещё одного ребенка, однако это невозможно чисто физически — дома Букер появляется лишь урывками.
Вот она — жизнь занятого адвоката.
Чек отправлен по нашему адресу, и нас об этом своевременно известили, но о том, что он пришел с сегодняшней почтой, я догадался по утяжелившейся поступи Дека. Мгновение спустя он врывается в мой кабинет, размахивая конвертом.
