– Хороша Диана, – сказала я, тыкая пальчиком в стекло серванта, не особо, впрочем, впадая в изумление, а несколько усомнившись в исключительности этой вещи. Питер, конечно, славится искусством подделок. Там такую Диану можно купить на Невском за пять рублей.
– Это подлинник – вот в чем дело, – сказала мне теперь уже хозяйка Дианы, словно прочитав мои мысли. – Все фигурки – литое серебро и бронза, это редкий антиквариат. Самая дешевая из них стоит две тысячи долларов, а Диана... За Диану петербургский скупщик антиквариата предлагал сто пятьдесят тысяч... баксов, разумеется!
Соня раскрыла шкафчик, взяла Диану в руки, скорбно глядя в ее невидящие глаза, и сказала ей:
– Все из-за тебя, сука!
А затем дала мне ее. Холодный гладкий металл, заметная тяжесть и старинное искусство словно заряжали ладони энергией. Я погладила ровные щеки Дианы-красавицы. Лицо живое, кажется, вот-вот улыбнется. Скульптура заканчивалась на ключицах – жаль, не отлил мастер ее плечи и грудь. Но ее лицо завораживало. Действительно, дьявольская игрушка. Завораживает.
У Сони дрожал подбородок, глаза метали ненависть:
– Ты думаешь, это принесло счастье? Вот что это принесло – убили отца моего сына... И нас тоже убьют – меня и ребенка...
– Подожди, – сказала я, с трудом отводя взгляд от головы и устанавливая ее на место. – Ты думаешь, все связано с этим? Рассказывай, кто про это все знал и как это очутилось в вашей квартире?!
– Короче, Вова совсем не обрадовался этой бабке. Возни с ней было – не пересказать. Мы почем знали, что там у ней за хлам по комодам и сервантам лежит. Конечно, медведь впечатлил – он тоже стоит будь здоров. Ну, комнату Вова продал с грехом пополам, икона там еще была – икону продал, купил джип. А потом я говорю: все, хватит рисоваться, возвращайся в Тарасов, и нечего по Питеру гулять, пока не догулялся. Город большой, знаешь ли, охотников до добра много. Он одну статуэточку эксперту оттащил – ее чуть с руками не оторвали. Говорят, редкая ценность. Про Диану я уже говорила – для специалистов и коллекционеров это мечта и находка. Хотели мы, конечно, это все скопом продать и за границу навечно уехать, да решили немного подождать – пока малыш подрастет... Да и страшновато было. Мы все это запаковали как следует да на джипе в Тарасов и перевезли... И медведя даже в мешке к крыше прикрутили.
– Кто об этом знает? – спросила я, невольно повышая голос.
– Да никто. Скупщик антиквариата в Питере, мы к нему зашли да вышли. Там никто за нами не следил – это точно. А здесь... Здесь уж наверняка никто не мог знать. И родители наши не знают. Они знают, что была только коммуналка да старье какое-то, и все... В эту комнату никто не ходил. Это здесь полгода лежит – за полгода у нас гостей в доме не было... Сын сюда не ходил – не разрешалось... Жили как на пороховой бочке – пока не взорвались! Дожили вот. – Соня продолжала, уже глотая слезы: – С этого наследства все и пошло наперекосяк. У нас с Вовой была такая любовь, а с этой бабкой все рухнуло... Вова от меня отошел, отдалился, стал каким-то чужим, мне не доверяет ни в чем, бесконечно подозревает...
– У него были для этого основания? – постаралась помягче спросить я.
– Эх, да что уж теперь! – махнула она рукой. – Ну, появился у меня другой... Мне было тогда так плохо, так одиноко, а тут подвернулся такой вроде бы настоящий мужик...
Я постаралась изо всех сил сдержать наплыв отрицательных эмоций, нахлынувших при сравнении Абзаца с настоящим мужиком. Вот уж действительно – на вкус и цвет!..
– Но я любила и люблю Вову! – всхлипывала Соня. – А с этим мужиком было так... Как отдушина при плохом настроении.
– А ты ему, случайно, об этом не говорила? – поинтересовалась я, тыча пальцем в сервант.
– Ой, что ты, что ты! – замахала она руками, как мельница. – Да зачем мне это? Я с Вовой расставаться не собиралась – просто мне было так обидно, что он стал мне какой-то чужой, да и я его заподозрила в измене... Короче, тут подворачивается этот сосед... такой сильный, грубоватый немножко, ну, в общем, в моем вкусе!
Я изо всех сил постаралась не сплюнуть в сторону – сдерживало присутствие невозмутимой Дианы. Все-таки искусство и предметы старины как-то облагораживают, заставляют сдерживать отрицательные эмоции. Рядом с такой вот безмятежной извечной красотой даже киллер Абзац представляется в образе галантного кавалера семнадцатого века.
– А чем он занимается, твой сосед? – спросила я с невозмутимым видом.
– Н-не знаю точно. Всякими разными делами – как все сейчас. По образованию он, представляешь, музыкант – окончил Тарасовскую консерваторию.
Я так и села на подоконник.
– Кто? Этот твой сосед?
– Ну да. Я же говорю – по образованию. У него и скрипка есть, то есть футляр всегда лежит в комнате. Да бог с ним, Таня, какая разница? У нас чисто сексуальные отношения. И то были. Теперь я буду искупать былые грехи и вымаливать прощение.
– А тебе не показалось некоторым несоответствием такая мужественная внешность твоего друга и эта его скрипка? – попыталась я отвлечь Соню от дум покаянных, с трудом сдерживая смех.
– Не показалось, – отрезала Соня, давая понять мне неуместность расспросов о ее любовнике в день смерти мужа. Ясно все: святая простота Соня, юрист, между прочим, не видит под носом своим огромного слона – в футляре-то от скрипки киллер Абзац хранит что-нибудь наподобие винтовочки с оптическим прицелом.
– Соня, это очень важно – если ты хочешь, чтобы я нашла убийцу твоего мужа, подумай, кто знает о коллекции?! Может, кто-то видел, помогал выгружать, может, ты или Вова хоть как-то намеком проговорились?
– Я – не проговаривалась! А уж Вова не знаю. Ищи у его любовниц... Их поспрашивай. Он тоже, прости меня, господи, был жук еще тот! Да, мы это привезли, сами все в дом перетащили в коробках и в мешках. Людей, конечно, во дворе было полно.
– И сосед этот твой не интересовался, что это вы перетаскиваете?
– Я сказала, что аппаратуру, ящики-то были от «Сони». Да, никто не знал и не видел.
Ясно, никто ничего ни ухом ни рылом, а врача-то хлопнули. Можно было бы ведь и просто квартиру ограбить! А уложить выстрелом Вову не означает завладеть богатством в виде антикварной коллекции!
Но тем не менее при наличии таких вот недешевых вещичек в квартире человека не могут убить просто так! Да, покамест у Татьяны Александровны Ивановой в голове небольшой затор. У покойного, помимо этого антикварного хлама, еще и куча брошенных женщин за спиной, и какие-то там должники – словом, мотивов для его убийства могло быть предостаточно, а также и желающих хоть отбавляй. Есть от чего вскипать мозгам несчастного детектива!
Если, конечно, виной всему бабушкино наследство, то у Сони есть все основания волноваться и за себя, и за сына. Да, дело серьезное... И пора мне уже как можно скорей его разрешать, чтобы не произошло еще что-нибудь похуже. Я собирала в кучку разбежавшиеся в разные стороны мысли, и одну из них, очень важную для меня, никак не удавалось додумать до конца. В голове почему-то вертелось слово «наследство».
– Теперь это все твое? – спросила я Соню, обводя рукой комнату, имея в виду, конечно, бабушкины игрушки.
– М-мое, – неуверенно сказала она. – И моего сына. Ох, боюсь я, боюсь! Не знаю, что теперь и делать. Продавать это страшно, жить с этим еще страшнее!
Да, стервозная на вид красавица Соня оказалась явно не в силах справляться с таким вдруг навалившимся грузом. Что ж, ее можно понять. Ей вполне хорошо жилось среднеобеспеченной жизнью в уютном гнездышке со спекулирующим мужем и любовничком под бочком, а свалившееся бог весть откуда странное и непонятное богатство плюс потеря мужа, конечно, вышибает из колеи. Значит, теперь у нас Соня владелица сокровищ. И Сонин сын...
Она прервала мои размышления приглашением выпить кофе и покурить, каковое я не без удовольствия приняла. Дверь в сокровищницу заперлась на ключ, который был упрятан в коробочку с нитками на полке.
Я убедительно попросила Соню никого ни за что домой не водить и с любовником не встречаться, на что она возмущенно возопила:
– Что?! Да что я, не в своем уме, что ли? Да ноги ничьей здесь не будет! Теперь главное – выяснить, кто сделал это... С Вовой... Если это не связано с этими бабкиными штуками – то еще полбеды, как-нибудь придумаю, как от них получше избавиться. А если... но не может быть. Лично за себя я ручаюсь – от меня никто узнать не мог. Да, был у меня любовник. Но, клянусь тебе всем на свете, он ни разу здесь не был и понятия не имел об этих вещах!
– Как давно у вас с ним начались отношения?
– Да с полгода назад... – задумчиво сказала она.
Да, и «бабкины штуки» здесь как раз полгода. Если она не говорила Абзацу, то как он мог узнать про эти цацки? Да и знает ли?
Вот что предстоит мне срочно узнать. Абзац – подозреваемый номер один. Но надо вспомнить и о других.
