Посмотрев на свои ноги, миссис Леонидис недовольно сказала:
- Туфли не те: слишком легкомысленны.
Повинуясь властному жесту Софии, я поспешил за Тавернером и настиг его в холле направляющимся через дверь в обитой деревянными панелями стене к лестнице, ведущей на второй этаж.
- Хочу поговорить со старшим братом, - пояснил он.
Я задал вопрос Тавернеру в лоб:
- Послушайте, Тавернер, а кем, собственно, являюсь я?
Инспектор несколько удивился:
- Кем являешься ты?
- Ну да. В качестве кого я нахожусь в этом доме? Что мне говорить, если кто-нибудь спросит?
- А, понимаю. - Тавернер на несколько секунд задумался, потом улыбнулся: - А что, кто-нибудь уже спрашивал?
- Да нет еще...
- Ну пусть все так и остается. _Н_и_к_о_г_д_а_ н_и_к_о_м_у н_и_ч_е_г_о _н_е _о_б_ъ_я_с_н_я_й_. Замечательное правило. Особенно в доме, где царит смятение. У каждого здесь слишком много собственных тревог и страхов, чтобы иметь желание задавать кому-то какие-то вопросы. Все будут принимать твое присутствие как должное до тех пор, пока ты будешь держаться уверенно. Самая большая ошибка - объяснять что-то, когда в этом нет необходимости... Та-а-ак, теперь мы должны пройти в эту дверь и подняться наверх. Дверь не заперта. Ты, конечно, понял: все эти вопросы, которые я задаю, - чистой воды чепуха! Кто был в тот день дома, кто не был - не имеет ни малейшего значения.
- Тогда зачем же...
- А затем, - предупредил мой вопрос инспектор, - что это дает мне возможность приглядеться к каждому члену семьи и составить о нем мнение. Кроме того, в их показаниях может случайно проскользнуть что-нибудь важное. - Тавернер помолчал и задумчиво пробормотал: - - Бьюсь об заклад, Магда Леонидис при желании многое могла бы сообщить.
- И вы полагаете, ее показания заслуживали бы доверия?
- О нет, - сказал Тавернер, - никакого доверия они бы не заслуживали, но, отталкиваясь от них, можно было бы строить какую-нибудь линию расследования. В этом проклятом доме у каждого была возможность совершить преступление. Что мне нужно, так это мотив.
На верхней лестничной площадке справа находилась дверь с медным дверным кольцом, которым инспектор Тавернер послушно воспользовался по назначению.
Дверь моментально открылась, и перед нами появился неуклюжий великан с могучими плечами, темными взъерошенными волосами и лицом чрезвычайно некрасивым и в то же время удивительно приятным. Он взглянул на нас и тут же торопливо и смущенно отвел взгляд в сторону - с неловкостью, свойственной стеснительным и честным людям.
- Ох, послушайте, - сказал он, - входите. Да, прошу вас. Я только что собирался... впрочем, это неважно. Проходите в гостиную. Сейчас я позову Клеменси... О, вот и ты, дорогая. Это главный инспектор Тавернер. Он... А где сигареты? Подождите минуточку, пожалуйста. - Великан наткнулся на ширму, сбивчиво извинился перед ней и выскочил в коридор.
Создавалось впечатление, что из гостиной вылетел громко жужжащий шмель, после чего воцарившаяся здесь тишина стала ощущаться почти физически.
Миссис Роджер Леонидис стояла у окна. Меня сразу же заинтриговал характер этой женщины, да и вся атмосфера комнаты, в которой мы находились.
Стены здесь были выкрашены в ослепительно белый цвет. И никаких картин и фотографий - только над каминной полкой висела какая-то геометрическая фантазия из темно-серых и синих треугольников. Избытка мебели в гостиной я тоже не заметил: три или четыре кресла, стол со стеклянным верхом и маленький книжный шкаф. И никаких предметов роскоши: свет, пространство и воздух. Это помещение отличалось от огромной, полной парчи и цветов гостиной внизу, как мел отличается от куска сыра. И миссис Роджер Леонидис отличалась от миссис Филип Леонидис так, как только может отличаться одна женщина от другой. Если при виде Магды становилось ясно, что она может быть - и зачастую бывает - по меньшей мере десятком самых разных героинь, то Клеменси Леонидис явно не могла быть никем, кроме как самой собой. Очень яркая и совершенно определенная индивидуальность.
Ей было где-то около пятидесяти. Ее седые волосы, подстриженные коротко, почти по-мальчишески, лежали так красиво на маленькой великолепной формы голове, что не произвели на меня того отталкивающего впечатления, какое обычно производят слишком короткие женские стрижки. У Клеменси Леонидис было интеллигентное выразительное лицо и по-особому проницательный и пытливый взгляд светло-серых глаз. Темно-красное платье великолепно подчеркивало стройность и изящество ее фигуры.
Миссис Клеменси с первого взгляда показалась мне женщиной весьма непростой - может быть, потому, что ее образ жизни значительно отличался от образа жизни обычной женщины. И я сразу же понял, почему София употребила слово "жестокость" в отношении жены Роджера. В гостиной было холодно, и я зябко поежился.
- Присаживайтесь, пожалуйста, инспектор, - сказала Клеменси Леонидис спокойным вежливым голосом. - Вы можете сообщить нам какие-нибудь новости?
- Смерть вашего свекра наступила в результате отравления эзерином, миссис Леонидис.
- Значит, это убийство, - задумчиво произнесла она. - Это ведь не могло быть простой случайностью?
- Нет, миссис Леонидис.
- Пожалуйста, будьте поделикатней с моим мужем, инспектор. Это известие страшно потрясет его. Роджер боготворил отца, и, кроме того, он чрезвычайно эмоционален.
- Вы были в хороших отношениях со свекром, миссис Леонидис?
- Да. В хороших. - И спокойно добавила: - Я не особенно любила его.
- Почему?
- Мне не нравились его жизненные цели - и способы их достижения.
- А как вы относитесь к миссис Бренде Леонидис?
- К Бренде? Я очень редко вижу ее.
- Вы не допускаете существования каких-то отношений между ней и мистером Лоуренсом Брауном?
- Вы имеете в виду любовную связь? Не думаю. Но я действительно ничего об этом не знаю.
В ее голосе не слышалось никакой заинтересованности.
В комнату ворвался Роджер Леонидис, производя все такое же впечатление громко жужжащего шмеля.
- Я немного задержался, - торопливо заговорил он. - Телефон. Итак, инспектор? Итак. У вас есть какие-нибудь новости? Что явилось причиной смерти моего отца?
- Смерть мистера Леонидиса наступила в результате отравления эзерином.
- Да? Боже мой! Значит, это дело рук этой ужасной женщины! Она не могла подождать! Он вытащил ее из грязи - и вот награда. Она хладнокровно убила старика! Боже! Кровь закипает в жилах, как подумаю об этом!
- У вас есть конкретные причины подозревать миссис Бренду?
Роджер бегал взад-вперед по гостиной, вцепившись в волосы обеими руками.
- Причины? А кто, кто еще мог это сделать? Я никогда не верил ей... никогда не любил ее! Да никто из нас ее не любил. Мы с Филипом не могли прийти в себя, когда папа пришел однажды домой и сообщил нам о содеянном! В его-то возрасте! Безумие - просто... _б_е_з_у_м_и_е_! Мой отец был удивительным человеком, инспектор. С умом гибким и свежим, как у сорокалетнего. Всем, что я имею в жизни, я обязан отцу. Он все делал для меня... и ни разу не подвел. Это я подвел его... как вспомню об этом...
Роджер тяжело повалился в кресло. Его жена спокойно подошла к нему.
- Ну, Роджер, достаточно. Не заводи себя.
- Конечно, дорогая... конечно. - Он взял ее за руку. - Но как я могу оставаться спокойным... как могу я сдерживаться...
- Но мы все должны оставаться спокойными, Роджер. Инспектор Тавернер нуждается в нашей помощи.
- Совершенно верно, миссис Леонидис.
- Как я хотел бы задушить эту мерзавку собственными руками! вскричал Роджер. - Отобрать у старика несколько последних лет жизни!.. Да будь она здесь!.. - - Великан вскочил с кресла, трясясь от ярости, и вытянул вперед руки с судорожно скрюченными пальцами: - - Да! Я бы свернул ей шею, свернул ей шею...
- Роджер! - резко сказала Клеменси.
Опомнившись, он сконфуженно поглядел на жену.
- Извини, дорогая. - Потом повернулся к нам: - Извините... Я... простите меня...
И он снова вышел из гостиной.
- На самом деле он и мухи не обидит, - сказала Клеменси, едва заметно улыбаясь.
Тавернер вежливо кивнул в ответ.
Потом он начал задавать традиционные вопросы.
Клеменси Леонидис отвечала коротко и точно.
В день смерти Аристида Леонидиса Роджер был в Лондоне, в главном офисе его фирмы по поставкам. Он вернулся во второй половине дня и по обыкновению провел некоторое время у отца. Сама Клеменси в тот день находилась, как всегда, на работе, в институте Ламберта на Гоуэр-стрит, и вернулась домой к шести часам.
- Вы видели своего свекра в тот день?
- Нет. Последний раз я встречалась с ним накануне. После обеда мы пили у него кофе.
- Но в день смерти вы его не видели?
- Нет. Правда, я ходила на его половину - Роджер вспомнил, что забыл там свою любимую трубку. Но она лежала на столике прямо в прихожей, поэтому мне не пришлось беспокоить старика. Он любил подремать после шести часов.
