Тяжелый, властный взгляд карих глаз подействовал на Уильяма. Он спросил:
— Чего же ты хочешь?
Но он знал ответ.
Губы ее растянулись в улыбке:
— Уже пять лет ты вдовец, Сильвия вышла замуж. Все ждут, что ты снова женишься.
— Но это вызовет слишком много разговоров.
— Мой дорогой Сирил, мужчины каждый день женятся на своих секретаршах. Кого это волнует?
Он посмотрел на свои длинные нервные пальцы и обнаружил, что они безотчетно сжимают красный карандаш, теребят его, катают по столу.
— Но здесь я без тебя не справлюсь.
— Это не должно тебя останавливать. Я не собираюсь выходить из игры. Я останусь с тобой в любом случае, до тех пор, пока все не уладится.
А улаживать нужно было больше, чем он знал, — больше, чем она позволяла ему знать. И все уладится, если ей удастся то, что она задумала. Адмирал оказался милостью провидения. Мисс Джонс поспешила использовать достигнутое преимущество:
— Послушай, Сирил, это действительно выгодная для тебя сделка. Неужели ты никогда не страдал от одиночества, там, в Эвендоне? Я думала, теперь, когда Сильвия больше не бегает туда-сюда вместе со своей компанией, тебе, должно быть, ужасно скучно.
Он взглянул на нее с легкой улыбкой:
— Там было слишком много беготни, знаешь ли.
— Могу себе представить, но не надо же ударяться в другую крайность! Кроме того, кто-то же должен вести хозяйство. Могу поспорить, тебя кругом обворовывают.
У Сирил внутри все сжалось. В Мэвис была какая-то грубость. Она привлекала его, как энергичные, властные женщины всегда привлекают мужчин такого типа. Иногда влечение это было так сильно, что заставляло закрыть глаза на все остальное. В другие моменты она страшно раздражала его. Никакому мужчине не понравится, если его будут принуждать к женитьбе. Но Сирилу приходилось мириться с длительной привычкой чувствовать над собой ее власть.
Она сказала со смешком:
— Тебе жена нужна намного больше, чем мне — муж. Похоже, с моей стороны довольно глупо взваливать на плечи такую обузу. Я бы и не стала, если бы не любила тебя. Так уж случилось!
— Я знаю, — ответил он. И добавил: — Почему мы не можем жить как раньше? Ты ведь сама сказала, мне теперь особенно нечего тебе предложить.
Она откровенно расхохоталась.
— Возможно, но мне все равно хочется это получить. Я сказала, что для меня этот брак обуза, и ты от него выиграешь больше, чем я. Но я бы не начала эту игру, если бы не надеялась тоже что-то получить. Ты получишь красивую, представительную жену, хорошую хозяйку, и я не оставлю свою должность в офисе, пока обстоятельства не улучшатся, а тем временем я подготовлю себе замену. Комфорт, защищенность и мой опыт — вот твоя доля в нашей сделке. Я же должна пожертвовать своей независимостью, а взамен получу двойную работу, много тяжелой работы, но при этом — уверенность. Если все это удовлетворит меня, тебе повезло. Вот, я выложила все карты на стол.
На минуту она задумалась: как бы он был удивлен, если бы это действительно были все карты! Удивлен и потрясен. Ее смешила эта черта Сирила — неприкрытые факты шокировали его.
Эверзли снова уставился на свои пальцы, сдавившие красный карандаш. Повисло молчание. Мэвис ощущала его сопротивление — не активный протест, а уход в себя, как будто он заперся в другой комнате. Где-нибудь вне офиса она бы позволила излиться своему гневу. Ничто не могло разозлить ее больше, и он знал это. Но он также знал, что в офисе она не может устроить одну из своих сцен, которых он так боялся. Возможно, он сопротивлялся отчасти потому, что знал: выйдя за него замуж, она сможет устраивать сцены где угодно. Мэвис протянула уродливую, наманикюренную руку и подняла письмо адмирала, словно оружие. Посмотрела на него и снова положила.
— Среда или четверг на следующей неделе, — произнесла она резко. — У нас не так много времени.
Удар попал точно в цель. Эверзли вздрогнул, уронил карандаш. В голосе его зазвучала паника:
— Что ты можешь предпринять?
Оба знали, что это означает капитуляцию. Выражение ее лица смягчилось, когда она перегнулась через стол и накрыла его руки своими.
— Не волнуйся, я все улажу. Чем меньше тебе известно, тем лучше. Я просмотрю все документы и что-нибудь из них слеплю. — Мэвис добродушно рассмеялась. — С цифрами можно сделать что угодно, особенно если ты разбираешься в них, а другой человек — нет.
Зря она это сказала. Эверзли и сам не очень-то в них разбирался и мог задуматься над смыслом ее слов. Она обошла стол и обняла Сирила за шею.
— Ты меня не поцелуешь?
Он повернул к ней встревоженное лицо.
— Мэвис!
— Бедняжка! Тебе не стоит так волноваться — к вечеру все будет в порядке.
— Ты уверена?
Он потянулся к ней, словно ища убежища, прижался лицом к ее шее. Она ответила, все еще обнимая его:
— Абсолютно уверена. — И тут же, без всякого перехода добавила: — Нам стоит сегодня же написать в регистрационное бюро и указать дату. Можно обвенчаться в субботу и уехать на уик-энд. Совсем не обязательно сразу всех оповещать о нашем браке, пусть сначала уладятся другие проблемы. Так что ты не почувствуешь, будто тебя подгоняли.
— Но должны ли мы…
Она наклонилась и поцеловала его.
— Милый, я просто не могу ничего делать, пока не стану твоей женой! А он приезжает на следующей неделе, вот откуда такая спешка. Это большое дело, и для своего мужа я его сделаю, но — ты должен понять это, Сирил, — ни для кого другого.
Сирил Эверзли это понимал.
В четверг утром первый слой краски на утках высох, и их покрыли зеленой и бронзовой с яркими пятнами красного и синего, а клювы покрасили в желтый цвет. В дальнем конце оранжереи старый мистер Биндл рассказывал мальчику по имени Роберт о том, что в дни его молодости запрещалось делать детям. Долгая привычка научила Роберта, которого все, за исключением мистера Биндла, называли Бобом, говорить в нужных местах «да» и «нет», непрерывно размышляя тем временем о модели самолета — он делал его дома, в свободное время. Это был высокий, стройный мальчик с веснушчатым лицом и умелыми руками. И во сне, и наяву он редко думал о чем-нибудь, кроме самолетов. Ни Роберт, ни мистер Биндл не обращали внимания на мистера Смита и мисс Эверзли, сидящих в другом конце комнаты.
Уильям остался доволен своей уткой. Теперь у нее была кремовая грудь, коричневое с зеленым оперение и огромные желтые ноги. Глаза ее могли вращаться. Утка переваливалась на неуклюжих ногах, удивленно открыв клюв. Уильям радовался, что она получилась так хорошо, но голова его была больше занята другим. В четверг все заведения на окраинах Лондона закрываются рано. Ему очень хотелось знать, что будет делать Кэтрин, когда после часа наденет шляпку и покинет магазин. Предположим, она ложится спать около одиннадцати. Тогда остается примерно десять часов свободного времени. Уильяму было очень интересно, что она собирается делать.
Такое случалось с ним каждый четверг, а также по субботам, когда в его воображении уже начинали маячить долгие одинокие часы воскресенья. Суббота была даже хуже четверга, потому что даже по самым скромным подсчетам ему предстояло пережить около четырнадцати часов воскресенья, когда Кэтрин не просто не будет рядом, но она проведет это время с другими людьми, гуляя, разговаривая, делая что-нибудь еще… С каждым четвергом и каждой субботой чувства Уильяма становились все острее. Сегодня молодой человек почти достиг точки, когда ему уже не удалось бы сдержать свои эмоции. Возможно, он никогда не слышал о поэте, который объявил, что либо слишком велик страх перед собственной судьбой, либо слишком невелики достоинства того, кто не решается все поставить на карту, чтобы все выиграть или все проиграть, но конечно, согласился бы с ним. Дело в том, что Уильям действительно страшился своей судьбы и был искренне уверен, что достоинства его невелики. При этом ставить на карту он собирался не страстные мольбы о благосклонности, а всего лишь невинное предложение: «Мадам, не пройдетесь ли со мной? — Мадам, не поболтаете ли со мной?» — в четверг или в субботу.
Закончив с третьей уткой, а время подходило уже к часу дня, он собрался с духом и приступил к делу.
— Что вы делаете во второй половине дня?
Кэтрин как раз нарисовала своей утке яркое голубое пятно на голове и оттеняла его зеленой, с металлическим оттенком, краской. Не отрываясь от работы, она ответила:
— О, да разные вещи…
Сделав первый шаг, Уильям почувствовал решимость идти дальше. Словно бросаясь напролом, он выпалил:
— Что вы делаете сегодня?
— Я еще не думала об этом.
— Не хотели бы вы… Я подумал… Не могли бы вы… Я имею в виду…
Кэтрин посмотрела на него и вновь опустила глаза. Ей одновременно хотелось смеяться и плакать. Сдерживаясь, она только слегка улыбнулась.
