— Ну… почти.
— Ну, а я могу пролететь сквозь ураган Никки. И тебя с собой возьму. Это тоже безопасно!
Однако, к величайшему разочарованию Криса, с Никки у него ничего не вышло. Циклон Никки усилился до урагана третьей категории по шкале Саффира-Симпсона, со скоростью ветра от 110 до 130 миль в час, но не дождался прибытия Криса в США. Более того, он свернул на север, не дойдя до американского побережья, и пролился безобидным дождем в холодные воды Северной Атлантики.
И все же Крис отправился во Флориду. Для начала он посетил космодром на мысе Канаверал. Потом связался с Национальным центром оповещения об ураганах в Майами, но тут его снова постигло разочарование: никаких ураганов в их главной колыбели, к западу от Африки, пока не намечалось.
Больше ничего примечательного с ним за ту неделю не произошло. Крис прислал мне факс с сообщением, что остановился на несколько дней у людей, с которыми мы познакомились на ленче у Каспара Гарви и которые пригласили нас погостить.
Я не сразу вспомнил, о ком идет речь. Воспоминания о самом ленче несколько потускнели, заслоненные отравлением кобылки. Но, порывшись в памяти, я наконец смутно припомнил семейство Дарси: умника Робина и Эвелин в жемчугах.
Подтверждение пришло быстро. Крис писал: «Место тут классное. Робин с Эвелин хотят, чтобы ты непременно приехал сюда в понедельник и пожил у них несколько дней. Так что отвечай „Спасибо большое!“ и приезжай. Кстати, небольшой циклон, который сейчас формируется в Карибском море, будет называться Одином, когда вырастет. Я намерен пролететь через него. Так что, приедешь или нет?»
Судя по хаотическим условиям в Карибском море, формирующийся там циклон должен был пролиться мелким дождиком, оставив имя «Один» для другого раза.
Однако на следующее утро ветра к югу от Ямайки набрали скорость и атмосферное давление упало ниже 1000 миллибар — а это очень низкое давление, если учесть, что в среднем бывает ближе к 1013. Воздушные течения в верхних слоях атмосферы, препятствовавшие образованию циклонов, улеглись, и небольшой циклон, словно ухватившись за предоставленную возможность, принялся расти и набирать скорость.
«Один признан тропическим штормом, — передал мне Крис. — До урагана он пока, к сожалению, не дотягивает, но все равно, приезжай в понедельник». К факсу прилагалась также инструкция, как добраться до дома Дарси, и приглашение, подписанное обоими супругами.
В понедельник начинался мой официальный отпуск.
Я помедитировал над своими скудными сбережениями, которые рассчитывал потратить на пеший поход по Сицилии. Потом позвонил Белладонне Гарви. Мне сообщили о состоянии кобылки (шатается, но на ногах все же стоит; результаты анализов пока неизвестны), о состоянии Оливера Квигли (плачевное), об отношениях Белл с новым работодателем, Лорикрофтом (он ее гоняет), и о состоянии ее отца (кипит и пенится). В конце концов Белл осведомилась, как там Крис и почему его уже неделю не видно на экране.
— Во Флориду уехал.
— Уехал все-таки?!
— Он же тебя звал с собой. — С некоторых пор мы с Белл перешли на «ты».
— Хм-м…
— Он живет у Робина и Эвелин Дарси. Они и меня к себе зовут. Странно, не правда ли?
Белл помолчала. Потом спросила:
— Что ты хочешь знать?
Я спросил с улыбкой, зная, что улыбка отразится в голосе:
— Ну, для начала, чем он хоть занимается?
— Эвелин всем говорит, что Робин торгует грибами. Он этого не отрицает.
— Не может быть!
— Ну почему же? Эвелин говорит, что Робин торгует любыми грибами, какие только есть на рынке пищевых продуктов. Трюфеля, шампиньоны, белые, лисички — все, что угодно. Он подвергает их сухой заморозке и продает в вакуумной упаковке. Это приносит ему целое состояние.
Белл помолчала.
— Еще он торгует травой.
— Чем-чем?!
— Травой. Да нет, не травкой. Ты будешь смеяться, но во Флориде газоны не засевают. Там трава из семян не растет. То ли климат неподходящий, то ли еще что. Там сажают дерн. Просто настилают газоны, как ковры. У Робина Дарси есть дерновая плантация. Я говорю «дерновая», а не «дерьмовая»! Да не смейся ты, это действительно так называется! И она приносит миллионные доходы.
— Ты еще говорила, что он уродился умником, — медленно произнес я.
— Так оно и есть. И еще я говорила, чтобы ты не давал себя обмануть. В этих своих очках он выглядит этаким интеллигентным рассеянным профессором, но на самом деле все, к чему он прикасается, обращается в золото.
— Он тебе нравится? — спросил я.
— Мне — нет, — ответила она не задумываясь. — Он папин приятель, а не мой. Он чересчур расчетливый. Ничего не делает без задней мысли, причем заранее никогда не угадаешь, что он задумал.
— А Эвелин? — спросил я.
— Она у него вместо вывески. Я же тебе уже говорила. На самом деле я их уже тыщу лет знаю. Робин с папой постоянно говорят о земледелии. Хотя, если так подумать, между грибами и дерном, которыми занимается Робин, и птичьим кормом, которым занимается папа, общего мало.
— Птичьим кормом? — рассеянно переспросил я. — А я думал, твой отец ячмень выращивает.
— Ну да, ячмень. Из него получается классное виски. А птичий корм он не выращивает. Он закупает всякое зерно сотнями тонн, и у него на фабрике это зерно смешивают и фасуют в пакетики. А потом продают эти пакетики людям, которые держат канареек, попугайчиков и прочих пташек. Так что мой папа, как и Робин Дарси, получает миллионы стограммовыми упаковками.
— А что же Эвелин? — пробормотал я снова.
— О, она прекрасно ладит с моей матушкой! Они обе обожают драгоценности. Поговори с ней о бриллиантах, и ты ее друг навеки!
Разговор с Белл не помог мне склониться ни к какому решению, но мысль о Флориде, где я прежде не бывал, легко одержала победу. Вот тут-то я неблагоразумно сообщил бабушке, что мы с Крисом хотим пролететь сквозь ураган.
«Не делай этого, Перри. Мне что-то не по себе».
Но я только чмокнул ее в щеку и не обратил особого внимания на ее тревоги. К тому времени миновало уже немало лет со дня злополучного перелета из Феникса в Лондон, когда бабушку разбил паралич. А после этого ее зловещие предчувствия еще ни разу не поднимали головы.
— Ничего со мной не случится, — заверил я ее. — Я вернусь.
И улетел во Флориду — самым дешевым рейсом, какой только смог отыскать.
Дом Робина и Эвелин Дарси по меркам Южной Флориды, должно быть, не представлял собой ничего из ряда вон выходящего. Но мне, обитателю однокомнатной квартирки в мансарде на четвертом этаже, с крошечной ванной и кухней в закуточке, он показался прямо-таки дворцом.
Первое, что бросилось в глаза, — это яркость красок. Мои глаза были привычны к голубовато-серому северному свету, характерному для осенних дней в Лондоне, расположенном между 51-м и 52-м градусами северной широты.
Ну, а на Сэнд-Доллар-Бич, на широте 25 градусов, немного севернее тропика Рака, но на значительном расстоянии от экватора, трепетали розовые цветы, море полыхало бирюзой до самого горизонта и зеленые пальмы раскачивались над волнами, одетыми белым кружевом пены.
Мне не так уж часто случалось сожалеть об ограничениях, которые мне приходилось налагать на себя, чтобы обеспечивать уют и покой моей бабушке, но тут, в этот дивный сверкающий вечер, я невольно подумал, что, пожалуй, английские чайки, ссорящиеся над Темзой во время отлива, обходятся чересчур дорого.
Я поблагодарил супругов Дарси за приглашение. Они тепло приветствовали меня, поздравили с приездом. И все же, даже принимая в расчет традиционное радушие и гостеприимство американцев, я никак не мог понять, почему я сижу здесь, на Сэнд-Доллар-Бич, любуюсь золотым закатом, попиваю экзотический алкогольный напиток и кушаю канапе величиной со спичечный коробок.
Эвелин говорила о бриллиантах, как и предсказывала Белл. Серебристые волосы Эвелин были уложены в безукоризненную прическу. На ней были переливчатые льдисто-голубые шелковые брюки и такая же блузка, сплошь расшитая жемчугом и серебристыми трубочками — моя всеведущая бабушка говорила, что это называется «стеклярус».
Робин с полным стаканом ледяного коктейля в руке лениво развалился в просторном и мягком садовом шезлонге, задрав повыше босые ноги. Встречая меня у самолета, прилетевшего в Майами, Робин называл меня «доктор Стюарт». Протягивая мне pina colada, он назвал меня «дорогим мальчиком» и сообщил, что этот напиток состоит из «ананасового сока, кокосового молока и рома. Вас это устроит, надеюсь?».
«Он не доверяет мне, — подумал я. — И я ему тоже». Доброе расположение часто заметно сразу. В Робине ничего такого заметно не было. Он словно играл со мной в шахматы.
Мы сидели на просторной веранде, выходящей на юг. С одной стороны простирался спокойный Атлантический океан. С другой веранду озаряли отсветы перистых облаков, золотеющих в лучах заката.
