Водитель отчаянно сигналил. Я уже представила лица своих подруг: "Надо же, только отпуск отметили..." После дружеского поцелуя с "КамАЗом" штопать меня будет бесполезно, кому ж знать, как не мне... Я заорала и, вывернув вправо, каким-то чудом втиснулась между двумя грузовиками.
- Мама моя, - шептала я, тормозя у обочины. От пережитого ужаса все части тела существовали как бы сами по себе, не желая работать слаженно.
Сумасшедший сукин сын тоже съехал на обочину метрах в ста от меня, постоял немного и дальше отправился. А я вдруг поняла: меня только что пытались убить.
Вышла из машины, спустилась с обочины и прилегла на зеленой травке. Нашла в сумке таблетки и проглотила сразу две.
"Давай без истерик, - рассудительно посоветовала я сама себе. - С чего это кому-то тебя убивать? Сумасшедший сукин сын, который ездить не умеет, чуть не загнал тебя под "КамАЗ". Таких случаев каждый год по сотне. Потом он, конечно, испугался и притормозил, чтобы убедиться в том, что ты жива и даже не покалечена..." Мысль эта мне понравилась, но тут же явилась другая; тебя хотели убить, и ты даже знаешь почему... Может, не совсем знаю, но догадываюсь. Несколько дней назад я влезла на чужую территорию, где действуют свои особые законы, и вот результат...
Я посмотрела на голубое небо, посокрушалась своей способности ввязываться в неприятности и побрела к машине. Она опять легко завелась, что было неудивительно с новым-то аккумулятором, а вот двигатель по-прежнему дымил... Могли бы и его поменять. Если делать доброе дело, так по полной программе.
* * *
Вечером приехала Наташка. Долго вышагивала по моей квартире, тревожно на меня поглядывая, а потом сказала:
- Просто еще один идиот. Их на дорогах сколько угодно...
- Точно, - обрадовалась я.
- Глупые страхи.
- Конечно.
- И нечего тоску нагонять.
- Само собой, только чего ж ты зубами клацаешь?
- Так боязно...
- Вот и мне боязно.
- Маринка, у тебя же отпуск, мотай отсюда в Одессу к Вальке. Она тебя звала. Я резину купить хотела, да черт с ней, бери деньги, кати в Одессу.
- Деньги у меня есть, за отпуск получила. И Валька ждет, обещала обратный билет купить...
- Ну?
- Гну. Одесса город замечательный, но не могу я всю жизнь в гостях прожить.
- А всю и не надо. Ты отпуск поживи. Успокоишься, авось все и переменится.
Наташкины слова произвели впечатление, я потянулась к телефону с намерением звонить в Одессу.
* * *
От страхов я избавилась, как только села в поезд. Путешествия всегда меня увлекают. Попутчики попались веселые, и вопрос, хотели меня убить или нет, занимал меня не долго.
Через три недели я возвращалась домой загорелой дочерна и настроенной весьма оптимистично. Отдых явно пошел мне на пользу. Валентина Васильевна, или попросту Валька, моя институтская подруга, в очередной раз попыталась выдать меня замуж. Попытка с треском провалилась из-за моего свинского характера (Валька попросту забыла, что родилась я в год Свиньи). Так вот, хоть она и провалилась, но след в душе оставила: я чувствовала себя счастливой, юной и невероятно привлекательной, как будто только что победила на всемирном конкурсе красоты.
С вокзала я добиралась на такси. Жара стояла страшная, на пять делений термометра выше, чем в Одессе. Но даже это настроение не портило.
Я вошла в квартиру, бросила чемодан и отправилась на кухню: открыть балкон и разморозить холодильник. Перед отъездом сделать это я не удосужилась и теперь боялась в него заглянуть. Распахнув балконную дверь, я потянулась к холодильнику, да так и замерла, открыв рот. Обычно в нем, как говорится, ничего, кроме дохлой мыши, а сейчас... Кто-то основательно его загрузил.
Я достала банку красной икры (черная, кстати, тоже была), вскрыла, взяла ложку и, не торопясь, всю съела, присев на полу и размышляя. Первое, что пришло в голову: вернулся мой бывший муж, Но как-то эта мысль мне не показалась. Во-первых, с чего бы ему вот так вернуться, а во-вторых, опустошить холодильник он, конечно, способен, но заполнить первоклассным продуктом нет и еще раз нет.
Может, кто-то временно жил в моей квартире и в знак признательности оставил все это? Ключи были у Наташки, но она сама, при всей своей душевной щедрости, на такое не годилась.
Ну и что я должна думать? Кто-то перепутал мой холодильник со своим? Мне захотелось съесть банку черной икры, но, поразмышляв, я отказалась от этой мысли: если все это не дурацкий розыгрыш, то удовольствие лучше продлить.
Я зашвырнула банку в мусорное ведро, а ложку в мойку, и пошла в комнату. На журнальном столе, в хрустальной чешской вазе величиной с ведро (подарок свекрови ко дню моего рождения), стоял огромный букет роз. Я подошла и сосчитала цветочки: двадцать пять штук. Выглядели они свежо и нарядно. Я огляделась: нет ли иных перемен? На первый взгляд все как обычно.
Кто ж этот неведомый благодетель? Кому Наташка ключи доверила? Гадать я не люблю, потому подошла к телефону и ей позвонила.
- У кого это от жары припадок щедрости? - поинтересовалась я, как только смогла ответить на первые двадцать вопросов.
- Ты что имеешь в виду? - насторожилась Наташка, слово "щедрость" неизменно ее тревожит.
- Двадцать пять роз и целый холодильник жратвы.
- Заливаешь...
- Заливают за ворот, а я пятый день трезвая. Кому ключи давала?
- Никому. Хоть за язык повесь...
- О Господи, зачем? Только не пугай меня, а? Если ты ключи не давала, кто ж тогда по моей квартире бродил?
- Может, Андрюшка? - Андрюшка - это бывший.
- Умнее ничего придумать не могла? Двадцать пять роз переведи на бутылки. Да его удар хватит...
- Может, он изменился...
- Может. В жизни бывают вещи и вовсе невероятные. Вот один мужик с девятого этажа упал и не разбился.
- Остри на здоровье, только я вчера у тебя была, цветочки поливала, и ничего в твоей квартире такого особенного не усмотрела. И ключи никому не давала. К цветочкам претензии есть?
- Нет.
- Тогда не обессудь.
- Ладно, приезжай в гости. Как-то я все это съесть должна?
- Вечером приеду, а сейчас мне некогда.
Я повесила трубку и задумалась. Не верить Наташке причин не было, однако мысль о том, что кто-то неведомый бродил по моей квартире, вселяла тревогу. Мой дом - моя крепость. Вот тебе и высокие стены...
Тут телефон зазвонил, эта была Наташка.
- Слушай, ты золото с собой брала? Кольца, сережки?
- Нет. Зачем они на юге?
- Так проверь, а то, может, розочки оставили, а все вчистую выгребли. Видак цел? Их в первую очередь тащут... если взять нечего. Он легкий и вынести без проблем...
- Чего ты городишь? - изумилась и.
- Цел?
- Цел.
- Слава Богу... А золото проверь...
Я пошла проверять. Открыла шкатулку и слабо икнула: сверху лежали деньги. Как любит выражаться Наташка, "не рубли, а деньги", то есть доллары. Я извлекла пачку и пересчитала: тысяча "зеленых". Заглянула в шкатулку, на мое золото не позарились. Я принялась разглядывать пол, похлопывая пачкой долларов по коленке. И начала кое-что понимать. То, о чем я думала, мне не нравилось.
После обеда зазвонил телефон: Так как никто, кроме Наташки, о моем возвращении еще не знал, из ванной, где я в тот момент пребывала, я выскакивать не торопилась, а подошла не спеша, когда он прозвонил уже раз пять. Однако Наташкин голос я не услышала и никакой другой, кстати, тоже. На том конце провода интересно молчали, наслаждаясь моим заунывным: "Алло, я слушаю..."
Я повесила трубку и еще минут десять смотрела на телефон. Потом оделась, села в кресло и стала ждать.
Ждать пришлось недолго. Где-то через полчаса в дверь позвонили, я глубоко вздохнула, собираясь с силами, и пошла открывать.
Сначала я увидела верзилу. Когда такие типы возникают перед тобой, то глаз способен зафиксировать только их, а уж потом приходит черед всяким мелочам: стенам, окнам и гражданам обычного роста. Мне понадобилась минута, чтобы сообразить: на меня со счастливой улыбкой смотрит бывший пациент Стариков Юрий Петрович.
- Здравствуй, дочка, - сказал он. Я вздохнула и сделала шаг в сторону, пропуская их в свое жилище. Они вознамерились прошмыгнуть в комнату, при этом забыв разуться. Хотя в квартире и наблюдался стойкий пылевой покров, это показалось обидным, и я сказала:
- Тапочки вот здесь, возле вешалки.
Юрий Петрович несколько суетливо вернулся в прихожую, снял ботинки и облачился в тапочки бывшего мужа. Верзиле тапок не нашлось, он потопал в носках.
Я приглядывалась к ним. Больше, конечно, к Старикову. В верзиле рассматривать было нечего, а его ответный взгляд рождал в душе смятение. В общем, я смотрела на своего недавнего пациента. Выглядел он неплохо. Куда бы ни отправился он тогда на "скорой помощи", а угодил к специалисту. Меня так и подмывало спросить, куда и к кому, но вряд ли они ответят.
Юрий Петрович устроился в кресле, вытянул ноги в тапочках и с улыбкой разглядывал меня, а я его. Дорогой костюм из легкой ткани, светлая рубашка, золотые часы, волосы подстрижены и аккуратно зачесаны назад, неприятный желтоватый оттенок исчез, седина отливала серебром. Юрий Петрович не лишен был некоторого щегольства. В целом выглядел респектабельно. Золотые часы навели меня на мысль, и я ее высказала:
