Парень сел, быстро стрельнул глазами по сторонам. Зачем-то вытер руки о куртку из темного кожзаменителя.
– Чего? – басом переспросил он.
«Лет восемнадцать», – прикинул Литвин.
– Вставай, говорю.
– А-а, – протянул парень, словно только сейчас до него дошло сказанное. – Ну встал…
Оперся рукой о землю и легко поднялся. Высокий, дешёвые расклешённые джинсы. Такие носили в Москве в годы юности Литвина. Лицо Георгий не рассмотрел, тень.
«И этот меня за нос водил?» – с досадой подумал он. В глубине души он надеялся на интеллигентного преступника. Как у Агаты Кристи. Все не так обидно за неудачи. А тут…
Литвин, на всякий случаи, отбросил ногой монтировку в сторону. Она откатилась, слабо звякнув.
– Иди-ка сюда… – приказал Георгий. Быстро оглянулся: где Сажа?
Как он заметил, что парень слишком резко шагнул к нему? Георгий едва успел увернуться. Нога кудлатого угодила по бедру. Нырок вниз. Рука парня пролетела над ухом Литвина.
«Каратист доморощенный! – со злостью подумал Литвин. – Развелось вас тут».
Запоздало заныла мышца на ноге. Противник, видно, лишь по верхам знал приемы. И, сейчас, промахнувшись, он растерялся и немного отступил. Литвину же атаковать из положения пол-оборота, да в узком коридоре между машин было неудобно. А когда атаковать невозможно – надо отступать.
Литвин отпрыгнул назад. Его противник попытался достать его ногой, но не успел. «Черт длинноногий!» – выругался про себя Георгий. Парень, тихо матерясь, шагнул было вперед. Литвин приготовился отразить еще один удар и взять инициативу в свои руки. Но тот вдруг бросился в сторону.
Георгий кинулся за ним. Болела ушибленная нога. Парень петлял между машинами. Расстояние сокращалось медленно, но все же сокращалось. И когда до кудлатого осталось совсем немного, Литвин почувствовал, что ему сейчас сведет ногу.
Он быстро оперся двумя руками на крыши машин и, выбросив ноги вперед, оттолкнулся, целясь в спину того, в куртке…
Когда Георгии кончил отряхиваться, парень с трудом сел, помотал головой, приходя в себя, пошевелил стянутыми его же собственным ремнем кистями рук.
– Это-то зачем?
– Резвый больно, – усмехнулся Литвин. Он внимательно посмотрел на задержанного. – У тебя носовой платок есть?
– Чего?
Георгий понял, что с этим предметом молодой человек знаком понаслышке. Он достал свой новенький болгарский платок, который ему очень нравился, и наклонился к парню. Вытер ему кровь, сочившуюся из рассеченной брови и нескольких царапин на лице.
Когда Георгий выпрямился, к ним подходил Саша и Доронин, подоспевший на помощь. Они вели светлого парнишку в темно-красной куртке. «Второй», – понял Литвин.
Сзади шел незнакомый мужчина средних лет.
– Принимай, – сказал Саша, подойдя поближе. – Тоже к твоей коллекции. А это вот – хозяин машины.
– Вас, наверное, со спектакля вызвали? – с участием спросил Литвин.
– С какого спектакля? – удивился тот. – Я в соседнем доме живу. Телевизор с сыном смотрели…
Вот уж победа! Ловили крупных преступников, а попались… Их «промысел» на стоянке недалеко от театра – чистая случайность. Вероятно, они и спугнули «нахлебника». Хотя, судя по всему, он там и не появлялся. Не дух – через печную трубу вылететь не может. А других способов выскользнуть незамеченным из театра у него не было.
Операция эта не столько помогла, сколько навредила. Литвину казалось, что даже те, кто понимал всю сложность этого дела, стали посмеиваться над ним. Руки совсем опустились. Настроение… Какое там настроение.
В середине дня позвонила Зоя Васильевна из театра, с которым он связывался несколько дней назад, и предложила билет на вечер. Георгий с радостью согласился. Хоть развеяться. И сразу дал себе зарок – о работе ни одной мысли! Идет она кругом…
Вечером, войдя в зал, он сразу сел на свое место. Сидевшие рядом говорили о спектаклях, делились последними сплетнями об известных артистах, судачили о житейских мелочах. Хорошо им. Сам с удовольствием поболтал бы о всяких пустяках. Но не шли пустяки в голову.
Временами возникало желание оглядеться, запомнить, кто, где сидит. Привычка появилась… С вредными привычками надо бороться, – решил Литвин. И не стал смотреть на своих соседей. Он уставился на пустую сцену.
Декорации очень подходили к настроению его. Задник затянут черным. Справа свешивались линялые обрывки старых тряпок, веревок. Посередине, на наклонном помосте, неизвестно каким образом удерживаясь, стоял сколоченный из трухлявых досок, ящик. Вокруг валялись обломки мебели. В общем – мрачный беспорядок и бесполезные остатки когда-то нужных вещей, совсем как у Литвина в голове.
Только тати, на сцене, светился маленький розовый фонарь. От его яркого лучика весь хлам казался не таким мрачным, отталкивающим. Этот свет словно разгонял все беды по далеким закоулкам.
Вот такого фонарика Литвину сейчас ой, как не хватало.
Все он делал правильно. Убежден. Но как это доказать? Успеха нет – расчет неправильный. Преступник-то не пойман! Значит, все действия ошибочны. Раз так – прав «Граммафон»?
Да не в нем суть. В конце концов, у кого не было нераскрытых дел? И начальство многих не жаловало. Не это главное. Здесь – особый случай. «Нахлебник» издевается, водит за нос. А он, не может разгадать его ходов.
Литвин не любил поражений, как и все нормальные люди. Они выводили его из равновесия, подрывали веру в себя. Другое – когда хвалят. Виду он не показывал, но похвала, даже самая небольшая, здорово помогала в работе.
Ныне такого допинга не получишь. Одни разносы. И, – тут не возразишь, – по делу.
Что-то сегодня и Петя-Петр не встретился. Сессия, что ли? Да вроде рано.
Начался спектакль. Георгий внимательно следил за действием, подавляя в себе желание оглянуться на зал. Может он, черт возьми, посмотреть спектакль, не забивая мозги всякой ерундой? Стать хоть на вечер простым человеком, ради собственного удовольствия посетившим театр, а не для того, чтобы искать всяких подлецов?
Розовый фонарь бил в глаза. На сцене разбивалось счастье героев, рушились надежды, а он светил, ярко и весело. Он казался чужим, лишним, нелепым. Но когда один из героев набросил на него темную ткань, и свет фонарика запутался в тяжелых складках платка, стало ясно, что он просто необходим, что без его света жить героям спектакля невозможно.
Литвин увлекся пьесой. Проникся сценическими бедами, забыв о своих. Плохое настроение стало исчезать.
В антракте он не пошел в буфет, хотя хотелось есть. В шумной очереди можно было потерять хрупкое чувство сопереживания героям, судьбы которых он только что узнал. Лучше покурить. Говорят, табачок голод обманывает. Он вышел из подъезда, достал сигарету.
– Позвольте прикурить, – обратился к нему интеллигентный человек в очках.
Литвин машинально щелкнул зажигалкой, которую вертел в руках. Мужчина прикурил, поблагодарил его и, уже отходя, поинтересовался:
– Ульянов сегодня играет?
Литвин неопределенно пожал плечами – в разговоры вступать не было желания.
На другой стороне старой улицы притормозила темная машина. Водитель, приоткрыв дверцу, протер стекло.
Георгия словно ударило током. Он понял! Все понял!..
– Да, – радостно крикнул он в спину уходящему мужчине, – все играют. Все!
И бросился к автомату. Необходимо, просто до зарезу необходимо, посоветоваться с Володькой Астаховым. Это он, Литвин, дурак. А Володька умница! Надо было чаще в театр ходить!
Только бы застать его дома…
…В начале второго действия темная ткань упала с фонарика. Розовый луч снова весело ударил по глазам…
Астахов был невозмутим. Он остановился и не без удовольствия оглядел себя в высоком зеркале. Темный строгий костюм «а ля лорд» подчеркивал элегантную статность мужчины в расцвете лет, не обременённого никакими проблемами.
Литвин с завистью посмотрел на приятеля. То ли, действительно не волнуется, то ли великолепно владеет собой.
Астахов неторопливо повернулся и сказал, в соответствии со своим видом весомо растягивая слова:
– Пойдемте, Жорж, походим пока по фоэ-э…
Да, да, именно «э». Литвин едва удержался, чтобы не съязвить. Но сегодня не до того. Он безропотно подошел и они двинулись вперед неторопливым шагом. Астахов вальяжный и солидный, с ранней сединой на висках был похож на молодого преуспевающего дядюшку, назидательно поучающего переростка-племянника с озабоченным лицом.
Как здесь не поволнуешься? Из всех театров Астахов выбрал именно этот. Потом три дня они ждали подходящий спектакль. И через несколько десятков минут будет известно со щитом завтра придет Литвин или… Про «или» лучше не вспоминать. До чего ж хорошо сейчас Астахову!
– Ну, ты чего переживаешь? – угадав его мысли, спросил Володя. – Банальное задержание.
– Задержание, – проворчал Литвин. – Вдруг не придет, кого тогда задерживать будем?
