— Каждый может ошибаться, правда?
Мои угрызения совести оказались обоснованными. К вечеру мы узнали, что Режина Фаллю возвратилась в лоно семьи. Не оставалось ничего другого, как отпустить Фаллю на волю. Несомненно, не мешало бы допросить и Режину… Но зачем? Чтобы заставить ее признаться… в чем?.. Во всем том, что я себе уже навообразил? Да какого шута? После водворения Виньоли в тюрьму я был преисполнен снисхождения. Дела супругов Фаллю касались только их самих и никого более. Муж и жена — одна сатана.
Супруги Фаллю распивали шампанское по случаю триумфального окончания кошмара. Какого же страху натерпелись они накануне, слушая по радио сообщение о побеге из тюрьмы Жозе Виньоли! Разве Фаллю не воспользовался осуждением своего сообщника, чтобы украсть у него любовницу и присвоить себе награбленное.
Такому типу, как Виньоли, не долго отыскать их следы, а он клялся отомстить. Отсюда их план — непродуманный и рискованный: выдать Режину за убитую, тогда как сам Фаллю на необходимое время пробудет под охраной полиции.
По счастью, оно оказалось непродолжительным.
Однако все это стало мне известно намного позже, в Париже, куда меня вызвали, когда Виньоли, совершивший еще один побег, был убит своим сообщником, по всей видимости, при необходимой обороне.
Двойной удар
«О! Да ведь это дело уже быльем поросло, — вынужден был признаться комиссар Мортье журналистам, которые пришли взять у него интервью. — Но коль скоро оно может позабавить ваших читателей…» Мортье намекал на два знаменитых ограбления — слово hold up[3] у нас тогда еще не вошло в оборот. Первое из них имело место в Ментоне — в банке «Креди женераль». Оно было совершено поразительно ловко. «Образцовое ограбление, — выразился комиссар, — ни дать, ни взять — операция отряда спецназа! О коммандос речь тогда еще не вели. И верите ли, нет, но я готов был поклясться, что такое может пройти лишь один-единственный раз!»
И он приступил к рассказу с тем неотразимым лукавством, которое когда-то и принесло ему известность.
«Когда ограбили «Креди женераль», мне еще оставалось трубить до пенсии с полгода. Ограбили — не то слово, потому как сейфовый зал, попросту говоря, просто обчистили! Красивая работа! Они выкопали подземный ход от гаража под улицей впритык к западной стене банка. Вообразите себе галерею с прочными подпорками, электрическим освещением! Право слово, так и хотелось по ней прогуляться! Что же касается сейфового зала, то он вовсе не напоминал поле битвы. Перед уходом эти господа его тщательно подмели, аккуратненько сгребли мусор в угол, а на куче оставили записку: «Убыток возместит страховка». Само собой, трофеи были значительные! Наличные деньги, ценные бумаги, драгоценности — в общей сложности, всего на сумму свыше двух миллиардов! Для меня тут сразу же началась сущая пытка: ни единого намека на след грабителей. Хозяин гаража проживал в Гренобле и сдал его в аренду при посредстве агентства. Сведения о съемщике были самые что ни на есть расплывчатые — короче, провал по всем статьям. На меня обрушились сердитые замечания начальства, нагоняи и вдобавок выговоры. И вдруг дело приняло сенсационный оборот: последовало еще одно ограбление банка «Креди женераль», теперь уже в Париже, на острове Сите! По всей видимости, оно было делом рук все той же банды. Теперь они приблизились к цели почти вплотную по водосточной системе, прокопали туннель и преспокойненько очистили сейфы. Все шито-крыто! На сей раз прибыль также составила несколько миллиардов! Мой парижский коллега оказался в тяжелом положении, впрочем, как и я сам, поскольку меня вызвали в Париж поделиться своими наблюдениями — разве же я не стал крупным специалистом по «краже века», как прозвали ограбление банка в Ментоне? С тех пор я просветился и знал, что по-нашему это называется «ограбление со взломом». Полицию просто доконали жалобы и ультиматумы, когда нам на помощь просто чудом пришла анонимка — добрый гений изнемогающих следователей! В ней содержался совет произвести обыск на квартире у некоего Марселя Рипаля, проживающего в бельэтаже дома 24-бис по набережной Гран-Огюстен. По спискам жильцов мы узнали, что этот Марсель Рипаль, осужденный на пять лет тюрьмы за кражу со взломом, был выпущен на свободу десять месяцев тому назад. Наконец-то хоть одна ниточка! Обыск состоялся, несмотря на все его протесты. И принес богатые плоды! А именно: мы обнаружили у него набор драгоценностей — колец, браслетов, колье, принадлежащих баронессе де Мейрак! И, держитесь крепко: эти драгоценности были частью награбленного в банке Ментоны! Таким образом, появилось доказательство того, что и в Ментоне, и в Париже орудовала одна и та же шайка! Выходит, Марсель Рипаль и являлся тем башковитым человеком, который разработал такой план ограбления, но сам он это категорически отрицал. Было также невозможно заставить его выдать сообщников. Более того! Он утверждал, что никакого отношения к краже в Ментоне не имеет. Это означало отрицать очевидное, на что и указал ему адвокат. Баронесса представила доказательства, что драгоценности, обнаруженные у Рипаля, и в самом деле являлись ее собственностью. Тем не менее тот упорствовал, серьезно рискуя ухудшить свое положение. Он говорил, что для него это дело принципа: он никогда не согласится понести наказание за ошибку, которой не совершал. На все наши вопросы он систематически отвечал молчанием. Где он спрятал деньги? Кто послал нам анонимное письмо? Сообщник? Женщина, пожелавшая ему отомстить? Когда же мы довели его своими вопросами до крайности, он вскричал: «Я не был в Ментоне! Но это дело подало мне идею насчет Парижа». Может, он хотел выиграть время? Но зачем? Напрасно ему толковали, что, признавшись в двух кражах, он мог бы завоевать некую симпатию публики, которая жалует дерзких и умных авантюристов! Две кражи — преступления, не лишенные блеска! Тогда как одно, совершенное в подражание первому, — пошлость, которая сродни плагиату. «Вы могли бы стать нашим Арсеном Люпеном! — уламывал его адвокат. — Давайте же. Признавайтесь — и дело с концом!» — «Не могу», — стонал Рипаль.
Мы никак не могли сдвинуться с мертвой точки, но тут меня вдруг осенило — не зря же я столько времени ломал себе голову над этой тайной. «Черт побери! А что, если Рипаль говорит правду? Что, если не он замыслил кражу в Ментоне?» И тогда все сразу становилось на свое место! Все объяснялось! Я поделился своей мыслью с моим парижским коллегой, и следствие пошло по другому пути. Помнит ли Рипаль сейф, в котором обнаружил эти драгоценности? Он не решался это утверждать. Тем не менее, полагая, что, если его проведут в сейфовый зал «Креди женераль», он без особого труда отыщет взломанный им сейф — он вроде бы находится в конце ряда, наверху, — так как припоминал, что для удобства операции взбирался на раскладную лестницу. Рипаля отвели на место, и он почти без колебаний указал на сейф, в котором хранились драгоценности баронессы. Его номер 124. Несколько минут спустя директор филиала объявил, что владельцем номера 124 является
Жозе Мюратти, проживающий на улице Мазарен. Сейф снят им три недели назад, то есть спустя несколько дней после ограбления в Ментоне. Регистрационные книги подтвердили, что Мюратти хорошо известен полиции. Он уже неоднократно отбывал наказание за мелкие нарушения закона. Любопытная деталь: из всех клиентов парижского банка он — единственный, кто представил весьма скромный перечень убытков после ограбления сейфа, заявив, что у него изъяли только фамильные документы. Он был задержан на швейцарской границе, и его признание вызвало всеобщий хохот. Человек, обчистивший банк в Ментоне, питал такое доверие к сейфам, что без колебаний спрятал часть своих трофеев в сейфе «Креди женераль»!
«У меня и в мыслях не было, — оправдывался он, — что кто-нибудь еще использует подобные методы! Подлинное невезение! Молния никогда не ударяет дважды в одно и то же место. Этот Рипаль — сволочь!» И он так возмущался, так злился на Рипаля, что нам стоило огромного труда отговорить его предъявить ему гражданский иск».
Старые ноги больше не держали Катрин. Сделав еще два шага, она споткнулась о камень и растянулась во весь рост на рыхлой земле. Тем не менее она слышала, как к ней приближался незнакомец — этот жуткий незнакомец, который перескакивал с могилы на могилу.
От сильного волнения Катрин Вошель проснулась. Она вспотела, а сердце так колотилось о ребра, что казалось, готово разорваться. С давних лет, с самого детства, бедняжке ни разу не снился такой кошмарный сон. Кошмарный, но объяснимый. Прежде всего существовала тайна, которая уже два месяца потрясала жителей этой небольшой округи — осквернение богатых склепов, в результате чего отвратительный тип, которому приписывали такое святотатство, получил образное, но неуместное прозвище Вампир. Наконец, утром того же дня Катрин присутствовала при погребении владелицы поместья Люпсак, о которой поговаривали, что из лютой ненависти к своим потомкам она пожелала быть погребенной со всеми своими драгоценностями.
