Ознакомительная версия.
– Ир, линять надо отсюда, чем быстрее, тем лучше! – еще издали закричал он. – Тут не ферма, а кладбище какое-то. Михалыча тоже того… насмерть. Бросаем Ксенофонта и тикаем на фиг. Ему скорую вызовем из ближайшей деревни.
– Ты мужик или нет? – прикрикнула я на соседа. – Что визжишь, как баба? Толком объясни, чего там в сторожке?
– Михалыч мертвый! – выпалил Виктор.
Я охнула, но быстро взяла себя в руки.
– Ты уверен? Может, тоже еще дышит?
– Не, он синий уже. Кровищи кругом! Ужас! Горло перерезали ему. – Голос парня постоянно срывался на крик.
– Стой здесь, сейчас быстро за машиной смотаюсь, – скомандовала я.
– Нет, я один с ним не останусь, – стуча зубами, заявил сосед, – пошли вместе, батя не убежит, подождет, как миленький.
– Ну ты и трус, Витька, – вздохнула я.
– Пусть трус, но я не останусь, – продолжал настаивать на своем он.
– Ладно, пошли, – согласилась я.
Вернулись мы минут через семь. Я разложила переднее сиденье, и мы стали вытаскивать Ксенофонта из его машины. Вдруг руки у Виктора затряслись, и он стал затравленно оглядываться по сторонам.
– Ты чего это? А? – заволновалась я.
– Ты видишь то же, что и я? Или это глюки? – с надеждой спросил сосед.
Я посмотрела на батюшку, внутри у меня все сжалось и похолодело. Все было точно так, как мы оставили, только ножа не было, а на шее болталась удавка. Затягивать плотно ее не стали, а может, просто не успели. Значит… мамочки родные! Убийца где-то здесь! Он смотрит на нас и может в любой момент выстрелить в спину. Нужно срочно бежать. Но если мы уедем, отца Ксенофонта точно добьют. Нет уж!
– Витька, не смей дезертировать! – закричала я, заметив, что он готов бежать куда глаза глядят. – Чем быстрее погрузим падре, тем быстрее слиняем отсюда. Иди, помогай. Пешком все равно далеко не уйдешь, догонят и прирежут! – пригрозила я парню.
Дрожащими руками мы кое-как затолкали батюшку в машину и прыгнули в нее сами.
– Ну все, – облегченно вздохнула я, – теперь быстро доедем.
Выезжая на трассу, мы заметили вдалеке машину, выскочившую на дорогу из-за ближайших деревьев. Уже достаточно стемнело, и марку авто было не разглядеть.
– Чего там за деревьями? – спросила я забившегося в угол на заднем сиденье Витька.
– Дорога, ведущая к главному входу на ферму, – не раздумывая, отозвался он, вглядываясь в задние огни быстро удаляющегося автомобиля.
– Я так и думала. Если убийца тоже был там, то и машина его должна была стоять поблизости. Не пешком же он пришел.
– Давай гони, Ириш, нервы уже на пределе. Как домой приеду, напьюсь, ей-богу! Что же это делается, а? Жить страшно. В город, что ли, опять податься?..
– Можно подумать, в городе преступников нет, – рассеянно отозвалась я, думая совершенно о другом. Говорить о разных глупостях не хотелось, но и молчать было невмоготу.
– Тоже верно, – покладисто согласился Виктор, – ужас какой-то…
– Хватит стонать, и так тошно, – проворчала я, изо всех сил нажимая на газ.
Когда мы подъехали к Колиному посту, уже совсем стемнело. Увидев нас в компании бесчувственного святого отца, он хлопнул себя по коленям и заржал:
– Неужели опять? С горя, что ли, набрался? Я вас как увидел, анекдот в голову пришел смешной: около поста ГАИ сломался рефрижератор с пингвинами. А им без холода нельзя, сдохнуть могут. Нужно срочно их доставить по месту назначения, а не на чем. А тут мерс крутой гонит – километров двести в час, гаишник его останавливает, вылазит новый русский. «Понимаю, – говорит, – превысил, может, договоримся?» – «Ладно, прощаю, только вот пингвинов в зоопарк отвези, и мы в расчете». – «Нет проблем, не о чем базарить». Забрал пингвинов и уехал. В следующую смену стоит опять гаишник на посту, позевывает, вдруг видит – опять тот же мерс гонит, а в нем на заднем сиденье два пингвина, все в золоте, с сотовыми телефонами. Он обалдел прямо. «Ты что? – кричит. – Я же велел тебе их в зоопарк отвезти, а ты?!» – «Обижаешь, начальник, я все, как обещал, сделал и даже больше. В зоопарк их сводил, в ресторан, сейчас вот в оперу везу». И вы вот так же. Тоже, видно, с батюшкой сроднились… А чего не смеетесь-то? Хороший ведь анекдот, – обиженно спросил Коля.
– Не до смеха, – отрезала я, – отца Ксенофонта кто-то ножом пырнул, да еще задушить пытались, но не успели. На посту телефон есть? Скорую бы.
– Я сейчас по рации вызову, – ошарашенно пообещал Николай.
– И в милицию сразу звякни. Там на ферме еще одна жертва. Михалычу горло перерезали, – вставил приободрившийся Витек.
– Труп, что ли? – изумился гаишник.
– Самый настоящий, – авторитетно подтвердил Виктор.
Мы дождались, пока приехавшие врачи аккуратно перегрузили тело батюшки в карету скорой помощи, и поехали домой. По дороге мы все гадали, за что напали на двух в общем безобидных мужиков.
– Они, в принципе, и знакомы не были, – горячился сосед, – кому они помешали? И машина на месте. Крест только украли. Неужели из-за креста обоих замочили? Как думаешь, он золотой был?
– Вряд ли. Больно здоровый, – с сомнением ответила я, внимательно вглядываясь в темную лесную дорогу. – Думаю, убить хотели одного, а второй просто как свидетель пострадал. А вот кого хотели убить – это вопрос.
– Ни того ни другого вроде не имеет смысла мочить… Хотя кто их знает, может, чечен какой или еврей?
– А еврей-то тут каким боком? – удивилась я.
– Не скажи! Они религию очень чтут. Может, Ксенофонт чего про них на проповеди гадкое сказал. Он иной раз такую чушь нес, особо с похмелья, закачаешься.
– Вот придет в себя и спросим.
– Да он, чай, и сам не помнит, чего буровил, – с сомнением почесал затылок Витек.
– А он богатый? – поинтересовалась я.
– Батюшка-то? А фиг его знает. – Сосед пожал плечами и после некоторых раздумий добавил: – Скрытный он. С виду вроде не особо зажиточный. Ну, несут ему прихожане то да се. Покушать в основном… Зарплату кой-какую получает по Божьей милости. Не с чего вроде жировать особо.
– А Михалыч что за человек? – продолжала допытываться я.
– О покойниках не принято плохо говорить, но зануда был, скажу я тебе, первостатейный. С ним выпивать никто не любил. Прилипнет как банный лист к кому-нибудь и нудит.
– А о чем говорит-то?
– А бес его знает, – пожал плечами Витек, – когда чего. То ему пенсия мала, то президент не угодил, то девки его не любят, а то евреев опять же хает. Одним словом, была бы тема, Михалыч ее так обслюнит, что тошно становится.
– Ну а с деньгами у него как? Водились рублики?
– Откуда? – удивленно глянул на меня Витек. – Чай сторожем работал, не министром.
– Все ясно, – задумчиво нахмурилась я, – вернее, ничего не ясно. Скажи на милость, за что их можно убить? И главное, не по пьяной лавочке, а специально приехали в этот козий угол. Ты заметил, машина у убийцы приличная была?
– Не разглядел, – с сожалением признался сосед, – да уж, загадка. Как думаешь, найдут, кто Михалыча порешил?
– Сомневаюсь я что-то. Хотя все бывает.
– Не скажи, у нас милиция хорошая, – не согласился Виктор, – только вот участковый – козел. В семье, как говорится, не без урода. Так вот, выпивали мы раз с ментами, приехавшими к нам на выборы…
– Ради бога, Вить, заткнись. Я сейчас про алкоголиков слышать не могу.
Парень обиженно надулся и замолчал. До дома он не проронил больше ни слова.
Загнав машину в гараж, мы пошли в мою половину.
– Вить, ну не обижайся. Пока я чай ставлю, сгоняй к себе за вареньем земляничным. Знаешь, как я его люблю! Никто так варить не умеет, только ты! – Я знала, чем польстить парню. – Слушай, а за что ты так участкового не жалуешь? Обидел он тебя чем, что ли?
– Да это чмо полдеревни обидело, не только меня, – с презрением в голосе пробурчал сосед. – Например, каждый месяц проходит по всем дворам и собирает по бутылке водки, якобы взаймы. Заметь, не самогона, а именно водки, причем хорошей. Приходится специально идти в магазин и покупать, чтобы этот козел не обиделся.
– Да фиг с ним, пусть обижается, – легкомысленно заметила я, доставая чашки.
– Ты не дослушала, – продолжил он, – если кто не даст, он ничего, утрется и уйдет. Но! На следующий день с ордером приходит изымать самогонный аппарат. А у кого его нет в деревне-то? Без него мы никуда. Потом изымает и выписывает такой штраф, что больше цены водки аж на два нуля.
– Набили бы ему морду, и вся недолга, – посоветовала я.
– Так били, Ириш, еще как били, – поморщился Виктор, – он после этого настрочил жалобу в эпидемнадзор, и мы неделю без свежего хлеба сидели. В прошлом году я не выдержал, наподдал ему как следует, так он меня на пятнадцать суток упек. Причем в сопроводительных документах написал, что я не морду ему набил, а приставал и грязно домогался. Педиком решил меня, сучонок, выставить. Хорошо, меня все в округе знают, а то прям хоть стреляйся.
– И ты ему это так с рук спустил? – не поверила я.
– Обижаешь, – ухмыльнулся Виктор, – я как вернулся, начал к нему в гости ходить с тортиками да цветочками. Наряжусь и иду с букетом по улице, чтобы все видели. Две недели ходил. Мужики заинтересовались, спрашивать стали, что да как. Я мялся-мялся, потом объяснил, что сохнет по мне участковый, проходу не дает. За то, что не отвечаю взаимностью, на пятнадцать суток упек. Вот я и решил, лучше уж подмазаться к нему. А то опять на меня осерчает, а мести улицы не особо приятное занятие.
Ознакомительная версия.
