Он ликовал, этот превосходный человек, посылая Марею многозначительные улыбки и отстукивая двумя пальцами адрес.
– Что-нибудь серьезное? – спросил он.
– Кража, – ответил Марей.
– Все в порядке, – радостно заключил чиновник, – считайте, что ваш вор уже пойман. Желаю удачи, господин комиссар.
Пойман? Как бы не так! И все-таки у Марея радостно забилось сердце, он ощутил хорошо знакомый ему прилив надежды, так всегда бывало в начале расследования. Он даже говорил порой: «Расследование смахивает на флирт!»
Марей бросился на авеню Терн, это было рядом. Первый этаж дома 96 занимала табачная лавка. Марей прошел по коридору, отыскал консьержку, сидевшую в своей каморке в обществе белого кота и портняжного манекена.
– Поль Лелё? – медленно повторила консьержка. – Поль Лелё? Нет… Здесь таких нет.
– Может быть, это родственник или друг одного из ваших жильцов?
– Я знаю свой дом, – сказала старая женщина, смерив посетителя взглядом поверх очков. – Здесь никогда не бывало Поля Лелё.
Марей не стал настаивать и вошел в табачную лавку. Хозяин ее тоже ничего не слышал о Поле Лелё. Он знал всех своих клиентов, у него только постоянные. Так вот, ни разу ни от кого из них он не слыхал этого имени. «Тем лучше!» – чуть было не крикнул Марей. Раз не существует Лелё, значит, след, нарочно запутанный, был правильным. Отправитель письма принял меры предосторожности, чтобы помешать розыскам. Следовательно, он их опасался. И значит, письмо играло определенную роль в происшедшей драме!
Марей вышел из лавки, сел в машину. Он поедет в уголовную полицию к Бельанфану. Может быть, Бельанфану удастся отыскать на конверте отпечатки пальцев. После незнакомца к конверту прикасалось такое множество людей: почтовый служащий, сортировщики, почтальон, Сорбье!.. Но Бельанфану доводилось «читать» наполовину стертые отпечатки. У него было особое чутье на них. И он умел выжать все возможное из луп, микроскопов, из самых последних достижений химии. Площадь Звезды, Елисейские поля, площадь Согласия. Марей выехал, наконец, на набережную и прибавил скорость. Небо совсем очистилось. Воздух был теплым, ласковым. Время от времени о ветровое стекло разбивалось какое-то насекомое. Сверкающие автобусы, набитые иностранными туристами, следовали один за другим мимо Лувра. И достаточно по неосторожности или из простого любопытства отвинтить колпачок… и надвинется несчастье. А в самом деле, каким образом оно обнаружит себя? Люди внезапно начнут падать, словно сраженные молнией, или будут слабеть в течение многих дней, а то и недель? Надо как можно скорее установить это. А если Бельанфан обнаружит подозрительный отпечаток? Но, прежде всего как отличить нужные отпечатки от ненужных?… Впрочем, на что же тогда картотека? Может быть, удастся обнаружить уже зарегистрированный отпечаток? Один шанс из тысячи! Если же и этот последний шанс улетучится, дело кончено. Придется искать другую ниточку, а другой ниточки нет! Марей в мгновение ока восстановил в памяти завод, двор, свидетелей… Весь этот огромный следственный материал был бесполезен. Улик нет и на подозрении тоже никого нет. Попробуй все это объяснить патрону!..
Марей поставил машину, нагнув голову, вошел в низкую арку ворот уголовной полиции. Он не был честолюбив, но неудач не любил, а насмешливая ирония директора всегда выводила его из себя. Фред ждал его.
– В чем дело? – спросил Марей. – Неприятности какие-нибудь?
– Нет. Я просто хотел предупредить вас, что он желает вас видеть.
Фред ткнул пальцем в потолок. Потом, понизив голос, добавил:
– Там начальник канцелярии министра.
– И давно?
– Минут сорок пять.
– Хорошо. Возьми этот конверт… за уголок, осторожно. Отнеси его Бельанфану. Пусть сейчас же займется им, И пусть найдет. Слышишь, Фред? Надо, чтоб он нашел. Иначе я горю… Можешь передать ему это.
Люилье, директор уголовной полиции, – человек еще молодой, с выправкой спортсмена, волосы, стриженные бобриком, глаза ярко-голубые; жесты у него были резкие, а говорил он, тщательно подбирая слова, чтобы они звучали как можно внушительнее. И никогда не улыбался. «Он только с виду хмурый, – говорил о нем Марей. – А на деле ничего, хороший малый». Люилье представил комиссара молодому человеку лет тридцати, державшемуся с очень важным видом.
– Я изложил суть дела мсье Рувейру, – начал Люилье. – Задача не из легких. Смахивает на злую шутку.
– Мне трудно поверить, – сказал Рувейр, – что все обстояло именно так, как…
Марей жестом прервал его.
– Вообразите, что преступление произошло в этой комнате. С одной стороны – открытое окно и внизу сторож, человек вне всяких подозрений. С другой стороны – дверь, а за ней два инженера, тоже люди вне всяких подозрений. Здесь – тело Сорбье. Рядом – пустой сейф. Все это было установлено с абсолютной точностью. Очень сожалею, что факты подобрались столь необычайным образом.
– Вы тут ни при чем, – сказал Люилье. – Есть у вас отправная точка, какие-нибудь серьезные данные?
– Ничего.
Люилье повернулся к Рувейру.
– Расследование только начинается, комиссар Марей обычно действует очень ловко…
«Он готов с головой выдать меня министру внутренних дел», – подумал Марей.
– Я уверен, что в ближайшие два дня что-нибудь прояснится, – продолжал директор.
– Если газетам станет известно о пропаже цилиндра, – сказал Рувейр, – паника неизбежна. Разумеется, мы сделаем все необходимое. Но наша власть не безгранична. Если нас прижмут к стенке, что нам, спрашивается, отвечать? Какие меры предосторожности мы можем принять?
– Никаких, – ответил Марей. – Зараженный район должен быть немедленно эвакуирован.
Трое мужчин молча смотрели друг на друга.
– Наряды со счетчиком Гейгера будут патрулировать в Париже, – устало сказал Рувейр.
– Служба безопасности тоже не сидит, сложа руки, – заметил Люилье. – Если речь и в самом деле идет о шпионаже, им это быстро станет известно. Вам же, Марей, предоставляется полная свобода действий. В вашем распоряжении все средства, какими мы располагаем. Ну-ка! Расскажите, какое у вас лично впечатление?
Марей заколебался, но не из страха или робости, а из-за пристрастия к точности.
– Мое впечатление?… – сказал он. – Прежде всего, дело это не похоже ни на какое другое. Обычно собирают сведения о пострадавшем. Круг расследования постепенно расширяется и рано или поздно преступник попадает в зону подозрений, проверок; даже если его еще не взяли, он так или иначе опознан. И вообще понятно, что к чему. Но тут! Все происходит в мире, совсем не похожем на тот, где случаются обычные преступления. Сорбье – человек безупречный. Вокруг него люди вне всяких подозрений, исследователи, влюбленные в свое дело. И, наконец, само преступление непостижимо. С чего, откровенно говоря, начинать расследование, если убийца вроде бы лишен всякой реальной оболочки, жизненной субстанции, если неизвестно, каким образом ему удалось скрыться с двадцатью килограммами в руках, и нельзя даже предположить причин, побудивших его совершить это преступление!
Марей, недовольный тем, что пришлось так долго говорить, пожал плечами и выудил из кармана смятую сигарету. Но, раз начав, он уже не мог остановиться.
– Конечно, на ум сразу же приходит шпионаж. Я и сам сначала так думал… Но куда ему податься, этому шпиону, с цилиндром, который весит больше, чем снаряд семьдесят пятого калибра. Шпионов интересуют планы, формулы. Они предпочитают работать с микрофильмами, а не брать на хранение тяжелые грузы. Чем больше думаешь об этом деле, тем оно кажется абсурднее. Не таинственнее, а именно абсурднее. Ни одна гипотеза не оправдывает себя. Таковы мои впечатления.
– Ну-ну, – сказал Люилье. – Хотите, я дам вам в помощь Ребье? Или Менара?
– Это ничего не изменит, – проворчал Марей.
– Нам требуется лишь одно, – сказал Рувейр, – найти цилиндр. И чем скорее, тем лучше. В противном случае нам грозят осложнения, которых вы и представить себе не можете. Наши союзники по Атлантическому пакту не останутся безучастными.
– Мы его найдем! – поспешил вмешаться Люилье. Рувейр встал, кивнул Марею и протянул руку Люилье.
– Держите меня в курсе событий ежечасно. Господин министр выказывает к этому делу особый интерес.
Перед высокой, обитой кожей дверью двое мужчин вполголоса обменялись еще несколькими словами, потом, когда Рувейр ушел, Люилье со вздохом вернулся к Марею.
– Ну и попали же вы в переплет, – выдохнул он. – Вам следовало бы несколько более обнадежить его, мой бедный Марей. Между нами, неужели дела так уж плохи?
– Почти.
– Ага! Почти! Значит, вы видите некоторый просвет?
– Самый незначительный.
– Надо было сказать об этом.
– Я жду сообщений от Бельанфана. Как только получу ответ, я вам сообщу.
Люилье снял с вешалки плащ, взглянул на стрелки электрических часов.
