- Ну и балбесы! - Крист расхаживал по цехам, громко и вслух досадуя на парней, бросивших его на произвол судьбы у помоста сцены. - Только Эрик не сплоховал. Подстраховывал меня сзади железно!
Панегирика Эрик явно не заслуживал, но похвала приятно ласкала слух, а фонарь под глазом превратился в некое подобие медали, которую грех скрывать от народа.
- Куда ты ходишь на вечера? - Соня впервые заговорила с ним как с равным. Ей было лет двадцать.
- Куда придется, - ответил Эрик неопределенно, так как не ходил никуда.
- Если пригласишь меня, разрешу проводить до дома.
Об этом разговоре каким-то образом узнал Крист и в обеденный перерыв отозвал Эрика в сторонку.
- Прошу тебя как мужик мужика: оставь Соню в покое. Ее Витольд, конечно, сволочь, пырнул одного ножом в спину, но как-никак он мой друг. И срок его скоро выйдет... Может, Соня продержится. Ты меня понял? Да и стара она для тебя!
- Понял! - У Эрика сердце так отчаянно заколотилось, что казалось, вот-вот выскочит из грудной клетки. Он был посвящен в мужчины.
...В подъезде хлопнули двери, и Эрик вышел во двор. Как и повсюду в новых кварталах, это был, собственно, не двор, а просторная площадка между одинаковыми пятиэтажными домами. Тарахтели моторы - ночью подморозило и владельцы машин прогревали двигатели. Деревья и кусты, уцелевшие от бывших здесь когда-то индивидуальных огородов, в потемках казались выше и гуще. Ивета больше всего ценила именно этот четырехугольник - можно почаще прогуливать малышку, да и воздух здесь более или менее чистый. К тому же, если надо что сделать по дому, не обязательно самой выходить во двор: молодые мамаши из соседних домов давно перезнакомились и смело доверяют друг дружке свои сокровища, когда в магазин надо сбегать или в случае другой срочной надобности.
На полпути к автобусной остановке Эрика застиг мелкий, сыпучий снег. В нынешнем году он, кажется, первый. Вдобавок еще ветер студеный. Эрик поднял воротник куртки. Автобус, как всегда, запаздывал, но, к счастью, в толпе людей, нетерпеливо топтавшихся на конечной остановке и с надеждой глядевших в даль пустынной улицы, не было ни одного знакомого, не надо было произносить слова вежливости, ничто не прерывало размышлений. Да нет, ему вовсе не хотелось думать об этом, с удовольствием переключился бы на что-нибудь более приятное, но почему-то именно эта мысль закогтила мозг и никак от нее не избавиться.
Что Витольда следует лечить от алкоголизма, ни у кого сомнений не вызывало, но когда начинался конкретный разговор, все вдруг теряли дар речи. Конечно, никто не хочет ссориться, у всех одно желание - выйти сухими из воды, ограничившись болтовней. Интересно, почему, например, вывих ноги не вправляют заговорами? Алкоголизм - это болезнь, неужели им непонятно, что к нему относиться надо как к болезни? Наверное, непонятно. Желая добра, они только и делают, что причиняют Витольду зло. Ладно, у начальника цеха своя политика, он опасается, что сразу не найдет вместо Витольда другого сантехника, - кто же захочет за такую зарплату то поджариваться у плавильных ванн, то выбегать на мороз! К тому же у Витольда золотые руки. Предположим, мастер золотые руки найдется, но где сыскать такого, кто знал бы здесь каждый угол, каждую трубу? Если вода вдруг перестает идти или, наоборот, бьет фонтаном, Витольд не теряется в догадках, отчего да почему, ему всегда все ясно с первого взгляда. А вот старичок, что работает с ним на пару, ничего не умеет, кроме как зашпаклевать стыки и промазать их суриком. А ведь и у него четвертый разряд, и важничает он что твой китайский мандарин, хотя без Витольда просто мальчик на побегушках: разыщи то, принеси это... Начальник, известное дело, боится за воду. Час-другой нет воды - и закрывай лавочку, притом надолго, все углы и закоулки будут забиты полу- и даже четвертьфабрикатами аж до самого потолка. Уж ни одной подсобки не осталось на заводе, план что ни год увеличивают, а расширяться-то некуда.
- Двадцать ночей в месяц я сплю спокойно, - сказал как-то начальник не то в шутку, не то всерьез на заседании завкома. - Остальные десять ворочаюсь с боку на бок.
Это те, когда Витольд гуляет.
Встретятся просто так, неофициально, все жалеют Соню и детей, понимают, чем могут кончиться кутежи Витольда, все знают, что эта снисходительность может дорого стоить, поскольку Витольд гуляет не в одиночку, а ищет компаньонов в котельной или среди составителей шихты. Еще состряпают какой-нибудь адский коктейль, хлебнут тогда лиха! Да, понимать-то все понимают, но когда доходит до дела и надо голосовать, молчат как в рот воды набрали. Будто не на лечение, а на каторгу посылают. Правильно говорит Ивета: "Ты что, по врагам соскучился?" Нет, враги ему не нужны! Как пить дать не нужны! Будь что будет, он не в ответе. Он тоже будет молчать и вести себя паинькой. Человек по своей сути обязан искать разумный путь, для этого ему голова дана. Трудности пусть испытывает обезьяна или какое-нибудь еще более ограниченное существо.
С тех пор как на вечере "Дружба" Эрик Вецберз показал свои бойцовские качества и посему был признан мужчиной, минуло десять лет. Позади остались годы ученичества, строгость Йоста и рвущаяся из груди радость, когда он, Эрик, справился со шлифовкой своей первой вазы из хрустального стекла, - старик дал добро на свой страх и риск, ему пришлось бы выложить деньги из своего кармана, если бы Эрик вазу испортил...
Потом была служба на пограничном посту высоко в горах, где ничего заслуживающего внимания так и не произошло, поскольку тропы нарушителей границы остались где-то в стороне. Были длинные письма Иветы, не содержавшие и не требовавшие клятв, ведь клянется тот, кто в себе не уверен, и вообще это всего лишь особая форма лицемерия. Потом возвращение в Ригу, небогатая, но веселая свадьба - ждать дольше, чтобы поднакопить деньжат и закатить пир горой, нельзя было по той причине, что правила приличия запрещают молодой жене рожать раньше чем через четыре месяца после бракосочетания. Криком возвестила о своем появлении на белый свет девочка по имени Даце... Неужели все это произошло за какой-то десяток лет - отрезок времени, который история чаще всего проскакивает без остановки, как скорый поезд мимо полустанков.
В раздевалке стоял резкий запах пота, лежалой, давно не стиранной одежды, а пар, валивший из душевых, делал воздух еще более спертым. Скрипели фанерные дверки шкафчиков, мужчины, переодеваясь, оживленно толковали друг с другом, смеялись и выходили гурьбой, стуча деревянными башмаками. Причиной веселья был Витольд, удравший из раздевалки злой как черт. Даже Крист не сумел его успокоить, тот и ему посулил съездить по зубам. Вчера с Витольдом впервые обошлись круто, отставив в сторону пустые разговоры. Он был пьян, как всегда после получки, но то ли перебрал, то ли обычную дозу нутро не приняло, - словом, шатался по цеху, выделывая ногами кренделя, цапался с Соней и лез на тех, кто пытался заступиться за плачущую женщину. Кончилось тем, что он задел возле транспортера штабель молочной тары - и тот рухнул с грохотом наземь, правда без особого ущерба. Но как-никак это было ЧП, которого не скроешь, и сменный мастер, чтобы не решать самому, собрал на скорую руку членов цехового комитета. Никто из собравшихся, в том числе и Эрик, не желал рядиться в тогу судии, осуждая человека, с которым столько лет работали вместе, но тут кое-кто стал высказываться в том смысле, что и Соня не без вины.
- Я думаю, мы собрались не для того, чтобы обсуждать семейные отношения, - рассердился Эрик. - В цеху пьяный. В любую минуту может произойти несчастье с ним или с кем-нибудь еще по его вине.
- Надо уговорить его пойти домой.
- Он только и ждет, чтоб его уговаривали, - не унимался Эрик.
- Срезать десять процентов премии.
- В прошлый раз срезали двадцать.
- Пусть будет двадцать.
- Пять бомбочек отнимем - как бы его удар не хватил.
- Наказывать так наказывать, чтоб неповадно было, - опять вмешался в разговор Эрик. - Надо вызвать машину из вытрезвителя, хоть на время поможет.
- Нехорошо. Как раз в нашу смену... - начал было мастер, но, заметив, что на этот раз даже самые мягкотелые либералы его не поддерживают, согласился.
Витольд так или иначе узнает, что он, мастер, был против. Мастер пуще огня боялся Витольда, этот алкаш уже сколько раз грозился в отместку остановить цех, поди докажи потом. И тогда план горит синим пламенем, вытяни-ка его до конца месяца. А ему ничего не докажешь, он себе на уме. Кто хоть раз побывал за решеткой, досконально знает все ходы и выходы, все лазейки в законе, знает, как обернуть его себе на пользу. Случись маломальская авария, он либо будет тянуть резину, либо таких деталей потребует, каких на складе сроду не бывало. Захочет - найдет у себя "в заначке", не захочет - не найдет, на него где сядешь, там и слезешь.
И все же машина вытрезвителя забрала Витольда без заминки, он до того удивился, что даже не ругался. И вообще, видно, вел себя послушно, так что к вечеру показался на заводе. Вначале его видели трезвым, но с каждым часом взор его все больше затуманивался, - наверное, в закутке было припрятано горючее, за ним-то он и явился, а вовсе не для того, чтобы работать. Он ни за что не хотел отправляться домой, да никто на том и не настаивал, зная, что ехать ему далеко, а последняя электричка на Огре ушла.
