Ознакомительная версия.
— Спасибо! — дурашливо поклонился ей Игорь Альфредович. — Вот не перестаю я удивляться: и дело вроде пустяковое, и навар хороший сулит, а все у нас вроде как через… то есть как из-под палки идет… И пока только одни расходы, а когда они окупятся — хрен его знает!
— Это тебе отсюда дело кажется пустяковым, дорогой, — огрызнулась Алла. — Ты сидишь дома, изображаешь не то крутого братана, не то светского мэна. А вот сунуть бы тебя в мою шкуру, вот тогда бы посмотрела я, куда бы оно делось, это твое барство, этот твой дерьмовый аристократизм!
Вот теперь, кажется, она его все-таки достала.
— Кто ты есть? — взревел он. — Кто ты есть, чтобы делать мне замечания, объяснять, что я должен и чего не должен! Это я — слышишь, ты, это я должен тебе давать указания, понятно? Короче, в последний раз: я не спрашиваю, что ты вколола этому самому Краснову, я спрашиваю, сколько длится действие препарата, то бишь сколько еще клиент проспит. Как ты понимаешь, знать это — жизненно важно. И второе. Объясни мне внятно, может ли Димон идти и почему. Или не может — и тоже почему.
— Там соседки эти все время крутятся… Откуда мне знать, может, они и ночью дежурят или готовы прибежать по первому зову… А потом… я, конечно, в препарате уверена, но что будет, если дед все-таки проснется?
— Ну-у… не думаю. Препарат сильный, мне его знающий человек присоветовал, из ФСБ… А вообще-то я Димону дам карт-бланш. Пусть действует по обстоятельствам — если понадобится, то и жестоко.
— Карт-бланш?! — вскочила со своего места Алла. — Жестоко? Это что же — пусть, если захочет, и убивает? Вот что, дорогой мой! Ты мне ничего этого не говорил, я ничего не слышала. Не желаю я влезать ни в какое дерьмо, понял? Мы так не договаривались! Мне и той баланды, что я уже отведала, — вот как хватит! Обещай мне, что никаких жестких мер ни к старику, ни к соседкам вы с Димоном не примените. Никаких! Иначе я тебя сдам, предупреждаю. Не потому, что сука, а потому, что не хочу сидеть по новой, ты меня понял?
Но эти ее слова произвели на Игоря Альфредовича совершенно не то действие, на которое она рассчитывала. Он вдруг побледнел как смерть, встал со своего места, вперился в собеседницу сумасшедшим взглядом, от которого ей стало немного не по себе — после тюрьмы побаивалась психов.
— Алла, — сказал он замогильным голосом, — ты никому не рассказывала о нашем… о нашем деле? Ну, может, как-нибудь случайно, по-женски… Вот, мол, не сегодня завтра разбогатею, поеду на Канары, а? Ведь вам, бабам, только бы языком молоть, а что слушатели подумают — это вас мало касается… А ну, отвечай немедленно! — вдруг рявкнул он так громко, что Алла даже вздрогнула.
Ничего не говоря, она закурила, пару раз глубоко затянулась дымом, раздавила окурок прямо в своем блюдце. Тюремный опыт подсказал ей и единственно верную линию поведения.
— Если ты, — сказала она, голос ее срывался, звенел от напряжения, если ты еще хоть раз… Если ты, гнида интеллигентская, еще хоть раз повысишь на меня голос или посмеешь разговаривать со мной в подобном тоне, то я тебя, аристократ хренов, кобель поганый — я тебя придушу своими руками. Можешь даже не сомневаться: ПРИДУШУ! — Она перевела дыхание, не поднимая на него глаз, набухала себе коньяку в чайную чашку, маханула залпом, сказала властно: — А теперь звони своему Димону и немедленно посылай его к Краснову. Время идет, а ты не мычишь, не телишься. Еще скажи: пусть не зарывается, а берет только то, о чем договаривались. Две книжки ерунда, авось сразу не хватятся. А потом — потом хрен кто распутает концы. И чтобы никаких карт-бланшей, никакой мокрухи. Заметит что-то подозрительное — лучше пусть тут же сваливает. Ты понял меня?
— О боже! — тоскливо отозвался Решетников. — Даже лучшая баба — это все равно всего лишь баба. — Чувствовалось, что самолюбие его уязвлено, что ему неприятно подчиняться ей, но и как выйти с честью из этого положения он тоже не знает. — Что же ты так орешь, Лялечка! У меня даже голова от тебя разболелась!
— Прими ношпу с анальгином, — бросила она, даже не думая ему сочувствовать или смягчать свой приказной тон. — Знаю я эту вашу мужскую болезнь: как до дела доходит, так сразу штаны полные, так сразу за бабу прятаться…
А ей сейчас ужасно претил даже этот его нерешительный вид. «И чего я с ним связалась», — думала она, напрочь забыв о том, что в тот момент, когда она с Игорем Альфредовичем «связалась», ей и жить было негде, да уже и не на что, и если бы не он, одна бы выпала ей дорога — панель… Но она про это не вспоминала, она думала, глядя на него: ну добро бы хоть любовник был из него путный, а то одно название…
— Ну, что ты расселся, как у тещи на блинах, звони давай! — снова подхлестнула она босса, хозяина, сожителя, и Игорь Альфредович, дернувшись и бросив сквозь зубы: «Ну, ты… полегче!» — все же схватился за мобильник, набрал нужный номер, закричал в трубку — не столько для того, кто был на том конце провода, сколько для нее, для Аллы, сидевшей рядом и ждущей от него мужских поступков:
— Дмитрий! Давай приезжай сюда. Немедленно. Что?! Ты что — шутки со мной шутить будешь? Одна нога здесь — другая там! Да, дело… да-да, то самое, о котором мы с тобой говорили. Все, хватит базарить! Расчет? Да что ж ты, м… такой, все по телефону норовишь! Ты приезжай — я тебе все в деталях здесь обскажу еще раз: что, где, когда.
Он отшвырнул от себя телефон, схватил со стола коньячную бутылку, жадно присосался к горлышку.
Алла властно вытянула бутылку у него из рук, сказала брезгливо:
— Ты что думаешь, мне расслабиться не хочется? Твоя забота сейчас дело сделать, понял? И не как-нибудь, а в наилучшем виде. Так что дождись сначала Димона, а уж потом…
И когда наконец Димон, в одиночку, отправился на дело (дом на Трифоновской, подъезд 2, код 579, один замок — фомкой, другой — простой отмычкой, но желательно не царапать сувальды, если кто не спит или появится не вовремя — вырубить, но ни в коем случае не гасить, взять только две книги — шкаф красного дерева, третья полка сверху, середина, две одинаковые книги в коже — «История птиц Британии», не забудешь? Больше ничего не брать, как бы ни чесались руки, расчет как договаривались, по выполнении), — когда он, наконец отправился на дело и осталось только ждать того самого момента, с которого они могли начинать считать себя богатыми и счастливыми, она сказала, закидывая ногу на ногу, так, что далеко, до самого тазобедренного сустава обнажилась ее розовая ляжка:
— Вот теперь наливай, Игорек. Начнем снимать стресс, верно? Вообще стрессы обязательно надо снимать, причем, чем быстрее, тем лучше. Это я тебе как медик говорю. — И засмеялась.
И он, не отводя жадных глаз от дразнящей наготы ее бедра, засмеялся тоже, правда, как-то скованно, зажато — никак не мог отвлечься мыслями от того, что сейчас происходит там, на Трифоновской.
— Ага, — наконец выдавил он сохнущим горлом. — Димона дождемся — и оттянемся по полной программе.
Тогда, посмотрев на него все с тем же презрением, она налила себе и выпила, даже не подумав закусывать. Тоже нервничала, но по-своему…
Но волновались они, похоже, напрасно: спустя примерно полтора часа Димон, высоченный губастый парень в джинсовой куртке и белых, как у Бориса Моисеева, слаксах, вошел в квартиру Решетникова — с самодовольной улыбкой во весь рот и свертком под мышкой. По всему видать — на щите.
— Ну как? — встретил его в дверях Игорь Альфредович.
— Как не хрен делать! — гордо оказал Димон и торжественно было протянул ему сверток, но тут же передумал. — Или как, Альфредыч, может, сперва деньги?
— Ишь ты, деньги! Ты там не наследил за собой, нет? Ладно, пошли. Расскажешь, как все было, посмотрим, что ты принес, а там и решим…
— Как говорили две книжки, так и принес, чего решать-то? — покрутил головой Димон — ну, мол, ты и чудишь, босс… И, глядя, как хозяин на ходу распаковывает книги, забормотал, идя за ним следом: — Только это… Альфредыч… там про птиц про этих, про британских — один том всего оказался, в шкафу-то в этом…. Ты говорил два — а там токо один, ну я и…
— Ты чего принес?! — взревел Игорь Альфредыч, вытащив наконец принесенное на свет белый. — Нет, Ляля, ты посмотри, что этот мудофель в слаксах принес!
— А чего такого-то? — возмутился Димон. — Сказано — за две книжки платите, я две книжки вам и притаранил, хотя по мне — так лучше бы картинку какую было приватизировать. Там картинок разных — хоть жопой ешь…
Слушая весь этот бред, Игорь Альфредович, бессильно привалившись к стене, растерянно стоял у стола и смотрел на хорошо ему знакомую книгу в тисненной золотом коже.
— Господи! — выдавил он сквозь зубы с совершенно обреченным видом. Это он знаешь что приволок, Алла? Это он альдину дедову приволок! Да ты хоть соображаешь, что ты наделал, урод? Это все равно что ты «Трех богатырей» каких-нибудь из Третьяковки спер или «Ивана Грозного», который убивает сына… Как тебе хоть в голову-то вскочило, уродище!
Ознакомительная версия.
