После того как я сдернула шторы в гостиной, убийца, как на витрине, мог видеть все, что происходило в комнате. Он заметил, что я нашла тайник, и, наверное, догадался, что нужная ему папка теперь у меня. Стрелять в меня из окна было бессмысленно — второй раз дуриком в квартиру Гонопольских ему было не проскочить, а папка нужна была до зарезу — ведь именно за ней он приходил!
Только привычка всегда смотреть по сторонам и обращать внимание на любое мало-мальски подозрительное явление спасла мне жизнь. Иначе лежать бы мне сейчас на заплеванном асфальте, раскинув ручки-ножки и с дырой в голове, а убийца в черной куртке улепетывал бы к заказчику с папкой под мышкой.
— Женя!
— Да?
— Ты ведь меня спасешь?
— Никуда не денешься. Такая уж у меня профессия — спасать других!
Несколько лет назад, когда я еще только начинала карьеру телохранителя, мне в голову пришла блестящая мысль заиметь себе тайную конспиративную квартиру для особых случаев. Такая квартира всегда нужна — например, чтобы принимать фигурантов, которые не хотят друг с другом встречаться, или чтобы при необходимости скрыть от посторонних глаз клиента, которому угрожает опасность. Сегодня был как раз такой случай.
— Мы едем в очень хорошее, надежно законспирированное место, — ответила я на вопрос клиентки «Куда ты меня везешь?». — Ты поживешь там несколько дней.
— А ты?
— Ну и я тоже, ведь я теперь твое второе «я».
Квартирка была маленькая, но уютная — по крайней мере, в ней было все необходимое для того, чтобы отсидеться несколько дней без особого для себя ущерба. Что я и объяснила слегка обалдевшей от событий этого дня Марине, когда привела ее в свое «гнездышко» и усадила на диван.
— М-да-да, а тебе действительно есть за что платить по две тысячи долларов в день, — уважительно протянула клиентка. — Всего несколько часов, как я с тобой, а ты и от смерти меня успела спасти, и на нелегальное положение перевела.
От страха ли или действительно от уважения к моей работе в голосе у нее появились заискивающие, льстивые интонации.
— Ну, не все же в этом мире хотят просто получать большие деньги. Некоторые еще намерены их отрабатывать.
Гонопольская очень быстро освоилась в новом помещении. Повертела головой, походила по комнате, сунула нос во все двери и шкафы.
— Ну что ж! Не «Метрополь», конечно, но, как говорил новый русский, выходя из Эрмитажа, — «чистенько и мило», — пошутила она, преданно заглядывая мне в глаза.
— Осмотрелась? Теперь сядь. Нам нужно серьезно поговорить.
Клиентка послушно плюхнулась обратно на диван, заморгала глазами, в которых от возбуждения как будто прибавилось синевы. Пережитое волнение наложило на нее свой отпечаток: круглые кукольные щеки покрылись розовым румянцем, гладкие бровки вскинулись домиком:
— Что-то еще случилось? Ой, Женя, я не выдержу!
— Выдержишь, если хочешь остаться в живых. На тебя устроили настоящую охоту, разве ты этого еще не поняла? Наверное, ангел-хранитель у тебя хороший, раз вытаскивает изо всяких передряг буквально за шиворот.
— Это ты мой ангел-хранитель…
— Еще счастливый случай, но дело не в этом. Сейчас я хочу, чтобы ты подробно рассказала мне о том, какие отношения связывали твоего убитого мужа с другими учредителями банка. Почему ты так уверена, что убийство банкира Гонопольского — дело рук этого Попова? Только потому, что муж доверил тебе папку с компроматом на этого человека? И, кстати, что именно содержится в этой папке? Это будет мой второй вопрос.
Марина поерзала на диване, зачем-то положила под себя руки, поболтала ногами и вздохнула.
— Всего-всего я, конечно, знать не могу, но кое-что расскажу.
Как выяснилось, знала она не так уж мало.
Их было три друга — отличник Макс Гонопольский, высокий статный красавец с кудрями, «книжный червь» Егор Попов, которого еще дразнили «жабой» за необычно большие очки с толстыми стеклами, и Йосик Френкель — маленький худенький заморыш с редкими кустиками жалкой растительности на прыщавом лице.
Не «три мушкетера», конечно, учитывая наше неромантическое время, но все же крепкие товарищи, делившие в студенческие годы комнату одного общежития и не раз выручавшие друг друга конспектами или «червонцем до степухи». Связывало троих юношей и то, что надеяться на кого-то другого, кроме как на себя, никому из них больше не приходилось: Егор был круглой сиротой (его родители погибли очень давно в автомобильной аварии, и мальчика все эти годы воспитывала тетка), а Йосик приехал поступать в их политех из Биробиджана, где на руках его мамы осталось еще двое маленьких сыновей.
Максима Гонопольского можно было бы назвать исключением — он родился в профессорской семье и был в ней единственным ребенком. С детства мальчика окружали заботой, предупреждали любое его желание, он никогда не знал, что такое бедность. Единственное, что не подлежало обсуждению, — это то, что после окончания школы Максим должен — именно должен! — будет поступить в медицинский институт и стать доктором, как его родители и вообще все ближайшие родственники с материнской и отцовской сторон.
— По-другому просто не может быть, Максимушка! — убеждала его мама под молчаливое одобрение отца. — Ты должен поддержать семейную традицию, продолжить славную династию врачей Гонопольских.
Но Максим не хотел быть медиком, его вообще мутило от одной только мысли о клистирных трубках, «утках» и хирургическом столе.
Две страсти терзали душу подростка: музыка битлов и всякого рода технические новинки. У себя в комнате он собрал уже три ламповых приемника, а после уроков сразу же шел на книжные развалы копаться в старых технических журналах, грудой сложенных на прилавках букинистических магазинов.
— Отнес документы, сынок? — спросил отец через две недели после того, как мальчик окончил школу.
— Отнес.
— А кто был в приемной комиссии? Наталья Андреевна или Игорь Наумович? — поинтересовалась мама, назвав имена кандидатов медицинских наук, друзей их семьи.
— Я не знаю, — помедлив, ответил Максим.
— Как так?
— Я отнес документы не в медицинский… — пробормотал он. И быстро добавил, предупреждая мамину истерику: — Буду поступать в Политехнический.
Это сообщение ошеломило профессора Гонопольского и его супругу. Что тут началось! В ход пошли уговоры, увещевания. Заливаясь слезами и то и дело бегая в кухню пить валокордин, мама обещала сразу после того, как Максим переменит решение, купить ему самую дорогую гитару, о какой только мог мечтать в те годы молодой человек, — электрическую «Ямаху». Отец же был суров: сразу после разговора с сыном «по душам», во время которого он удостоверился, что Максим не намерен менять решение, глава семьи торжественно выдал юноше горбушку с кухонного стола и заявил:
— Это последнее, что ты получил в родительском доме! Инженеришка ср…! — он употребил слово, которое никогда раньше не употреблял. — Будешь всю жизнь сидеть на нищенском жалованье и никогда не сделаешь себе ни имени, ни карьеры, дур-рак!
Пожав плечами, Максим собрал в модный плоский чемоданчик-«дипломат» кое-какие свои вещи, перекинул через плечо треснувшую в деке гитару и вышел за порог.
Он поселился в общежитии Политеха, в десятиметровой комнатке вместе с Егором Поповым и Йосиком Френкелем, и все они втроем стали учиться жить на одну стипендию. Было тяжело, но весело — шумные компании, посиделки до полуночи, совместное чтение технических журналов «Америка», добытых через третьи руки… Ухаживали за девушками, гоняли мяч на стадионе за институтскими корпусами…
А потом грянула перестройка, развал Союза, всеобщая неразбериха… И трое будущих инженеров как-то быстро поняли, что со своими новенькими дипломами под мышкой они никому не будут нужны. Большой семитский нос Йоськи Френкеля первым почуял, куда дует ветер.
— Товарищи, через год-два все мы останемся на улице. Заводы закроют, НИИ разгонят, технические лаборатории станут никому не нужны. Если не хотите коротать век лифтерами и официантами, нужно подсуетиться! — заявил он и… скрылся в неизвестном направлении.
Гога (Егор) и Макс переглянулись…
Решение оформилось как-то незаметно. Сперва оба закадычных друга вместе с половиной населения страны челноками крутились между Турцией, Китаем и вещевыми рынками, сбывая оптом и в розницу всякий ширпотреб. Накопив стартовый капитал, открыли мебельный магазин, через несколько лет — автомобильный салон, чуть позже — сеть меховых и ювелирных бутиков…
Все это получалось у них ценой больших усилий, молодые люди на свой страх и риск брали большие кредиты, рисковали деньгами, а то и жизнью, прогорали, падали, отчаивались и снова вставали на ноги — даже тогда, когда, казалось бы, надеяться уже было не на что. И все-таки выстояли. И даже устояли.
