Понятно, что убийца был хорошо знаком с привычками Брянского, разбирался в парашютах и знал распорядок работы клуба. Таким образом, опять все сводится к тому, что преступник либо сам являлся членом клуба, либо имел в «Голубых далях» своего человека.
Сергей, естественно, попал в мой черный список. Нет, на роль претендента в женихи он, конечно, не тянул, но выполнить за кого-то грязную работу вполне мог.
Сергей — подозреваемый номер два.
Ну, с солдатиком я быстро разберусь. Применю свой метод устрашения — сопляк сразу расколется. Думаю, обойдется даже без рукоприкладства или, на худой конец, покажу пару бесхитростных приемов карате.
А вот как раскрутить Костина? Этого голыми руками не возьмешь! Роль капризной девчонки хороша только для прикрытия или приманки очередного ухажера. Видеть же Костина в этой роли мне совсем не хотелось. Более того — мне его не хотелось видеть вообще! Но работа детектива исключает сочетания «не хочу» и «не могу». Придется действовать изобретательно и конспиративно. Чтобы припереть Костина к стенке, нужна какая-то улика или зацепка. Для этого необходимо попасть в ангар. И поможет мне в этом… Сергей!
Далее следуют чиновник из местной администрации и Мурашкин. При чем тут нож, так настороживший спортсменов, я пока не разобралась. Но вполне возможно, что кто-то из них, а может, и оба эти товарища причастны к гибели Вениамина. Думаю, что скоро я об этом узнаю. А пока эта пара — подозреваемые номер три.
Домой я добралась до темноты, пыльная и уставшая, и первым делом залезла под душ. Ноги просто гудели от ходьбы на высоких каблуках.
Нет уж, завтра я поеду на аэродром в кроссовках и джинсах!
Покончив с бесхитростным ужином, завершенным чашкой крепкого кофе с сигаретой, я наконец почувствовала себя человеком.
Теперь можно было звонить своей заказчице Александре. Я отыскала ее номер и набрала нужные цифры. Порадовать чем-то конкретным в продвижении расследования я пока ее не могла, сообщила лишь о том, что записалась в клуб «Голубые дали» и что Вениамин вернул Костину долг.
В понедельник я приехала на аэродром задолго до назначенного времени, машину оставила подальше от клуба — на платной стоянке летного городка. Никто не должен догадаться о моем присутствии на аэродроме, если вдруг придется задержаться.
Я собиралась отыскать слоняющегося где-то Сергея и побеседовать с летчиком Василием Егоровичем.
Горыныча я заметила сразу.
Он вышел из диспетчерского пункта и четким шагом военного летчика направился к «Ми-8».
Заметить-то я Горыныча заметила, а вот что я ему скажу? «Здравствуйте, дядечка! Подскажите, пожалуйста, кто убил Брянского»?
Какая же ты, Иванова, тупая! Забыла, чему тебя в Академии права учили? Входи к Горынычу в доверие, нащупывай слабые места, подлавливай на случайных фразах.
Я догнала его у самого вертолета.
— Здравствуйте, Василий Егорович!
— Здравствуйте, Таня. На тренировку пришли?
— Ага. Думала, буду первая, а смотрю — вы уже весь в работе.
— Я здесь с восьми утра. Два полета успел сделать.
— Так что же, и спортсмены прыгали?
— Прыгали. Вчера расписание тренировок изменилось. В одну смену парашютисты не успевают отрабатывать технику прыжков.
— Это в связи со смертью Брянского?
— Думаю, да.
Горыныч вздохнул, отпер раздвижную дверцу вертолета и опустил ступеньки.
— Я вас отвлекаю?
— Техническую карту надо заполнить.
— А можно я посижу с вами в салоне?
— Сидите, коль время позволяет, — помедлив с ответом, разрешил летчик.
Я уселась на лавку, прикрепленную к стенке борта вертолета, Егорович — в кресло пилота. Отметив в карте количество, время и характер полетов, проверив электронику на панели машины, он посмотрел на меня строгими серьезными глазами и спросил:
— Вижу, дело у вас ко мне. Какое, Таня?
— Извините меня, Василий Егорович, за бесцеремонное вторжение. Хотела спросить про Брянского. Знаю, что вы к нему очень хорошо относились. Скажите честно, вы верите в самоубийство или в несчастный случай?
Летчик покачал головой и спросил:
— Вы его знали?
Врать Егоровичу я не смогла.
— Есть один человек, которому просто необходимо знать правду.
— Женщина…
Горыныч принялся размышлять о преходящей прелести жизни, о том, как внезапно ломается судьба человека и летит вверх тормашками из-за какой-нибудь глупой и нелепой случайности. И этой случайностью, конечно, оказалась Александра. Внезапно ворвавшись в жизнь Брянского, она встала между Вениамином и Егоровичем.
Он выждал минутную паузу, потом спросил:
— Что вы от меня хотите услышать, Таня?
— Ваше мнение о том, что произошло на самом деле.
Егорович снова задумался, после чего продолжил:
— Любил он ее по-настоящему. Детей хотел. Только вот мужская гордость деньги у дамы брать не позволяла. В то субботнее утро Вениамин переоформил на Костина вертолет. Пришел в клуб подавленный, сам не свой. Даже тренировки хотел отменить. Давно я его таким не видел. Думал, прыжки помогут ему развеяться, вот и уговорил — мол, надо прыгать, спортсмены тут ни при чем. Теперь жалею. И все же ни за что не поверю, что Вениамин мог решиться на что-то подобное. Как обычно, он провел предполетную подготовку парашютистов. По плану спортсмены должны были отрабатывать прыжки на точность приземления. В выходные народу всегда много. До обеда прыгали в три захода. Вениамин поднимался в воздух с каждой группой парашютистов, но прыгнул лишь один раз. По каким-то необъяснимым причинам его парашют не раскрылся.
— Но ведь у него был запасной парашют. Разве Вениамин им не воспользовался?
— Конечно, он попытался…
— Может, он просто не успел вовремя раскрыть парашют?
— Эх, дочка! Каким бы коротким ни был полет, справиться с запасным парашютом он бы успел. Тут все не так просто!
— Думаете, кто-то специально испортил ему парашютную систему?
— Не знаю, что сказать. Похоже, так и было.
— Скажите, Василий Егорович, а парашют он укладывал сам?
— А кто же за него уложит? Сам. Еще и другим помогал. Он ведь инструктором был. Как в пятницу вернулись с поля, так и уложил. С этим у нас строго.
— Да, я знаю. Уже видела. А запасной парашют Вениамин тоже сам уложил? Я не заметила, чтобы вчера кто-то занимался запасными парашютами. По-видимому, ими просто никто не пользовался?
— Ну, почему? В клубе работает укладчица.
— Укладчица?
— Да, Оля. Очень хорошая девушка — честная, скромная, учится на факультете физкультуры.
— Вчера ее не было.
— Уехала на областные соревнования вместе с другими студентами. Отпросилась на несколько дней.
— А в пятницу?
— С пятницы не приходила. Только, Таня, зря вы на девочку грешите. Сиротка она, с детдома. Оля в клубе с шестнадцати лет, и никаких курьезов за эти два года ни разу не произошло. Не способна она на подлость. Клуб для нее семья.
Да уж, семейка! Отличные отношения между родственничками! До того дошло, что уже убивают друг друга. Странно все это…
— Говорят, у Вениамина с Костиным последнее время не складывались отношения? Будто бы Брянский ему только мешал? Как вы считаете, Василий Егорович, способен Костин на преступление?
Лицо Егоровича болезненно сморщилось, и тут началось то, о чем меня предупреждал Олег.
— О, люди! Им не избежать трагедий. Не получил, что хочешь, — горе, несчастен — если получил! Жизни не было, и смерть не шла. Душа мечтала покинуть тело, да только время еще не пришло. Тут встретилась она — костлявая с косой. Руки к ней тянул: «Возьми меня к себе». — «Возьму. Но не теперь». И снова темнота. Мечтал о встрече той. Любовь затмила все. Друзей не узнавал. Любовь… желанье дарит жить! Думал, раз выиграл время, так выиграл все? Чушь, чепуха! Судьбу не обмануть! Явилась — тут как тут! Два дня назад я видел сам ее.
— Кого? — не удержалась я.
Но Горыныч будто меня не слышал. Казалось, он разговаривает сам с собой.
— Какой уж там покой? Как увидал ее, так понял — все, конец, теперь она за ним!
Горыныч умолк. Расширенные зрачки его глаз остекленели. Казалось, он даже перестал дышать.
— Василий Егорович, с вами все в порядке?
— Что? Ах да, вы задали мне вопрос… Не думаю, что кто-то из наших способен на преступление. Может, со стороны?
Похоже, наш разговор подействовал на Егоровича угнетающе. Он длился не более получаса, но у меня сложилось такое впечатление, что больше летчик не в состоянии сказать ни одного слова. Ссутулившись, словно взвалил на плечи неподъемную ношу, он теперь напоминал дряхлого старика.
Горыныч поднялся с кресла, намекая, что наш с ним разговор закончен.
Я поблагодарила его за беседу. Честно говоря, мне и самой уже не терпелось поскорее отсюда уйти. Я не могла объяснить себе причину собственного беспокойства, но что-то было не так. Эти его двусмысленные фразы вызывали во мне бесконечное чувство тревоги.
