Кивнул ему на прощанье и вышел на улицу.
И только сев в машину, ощутил смятение. Мысли и эмоции устроили кучу-малу. Думалось обо всем сразу. Об оставшемся в номере безжизненном Шрагине, о подозрении, которое падет на меня, о Коте, сбежавшем с «дипломатом», об Ольге, верящей в меня, о провалившемся плане, о виновнице всего этого — теперь уже вдове Шрагиной.
При всем этом следовало решить, что делать дальше. Какое-то время колебался, не позвонить ли в милицию. Что, если Шрагина еще можно спасти. Но вспомнил картинку, обрамленную контуром бабочки-скважины, и сомнения отпали.
Предупреждать о трупе в номере было глупо. Если буду утверждать, что всего лишь подходил к двери, то мне не положено знать, что за ней. К тому же сейчас желательно было выгадать время. Конечно, на меня выйдут.
Но стоило попытаться хоть что-то придумать, выяснить, решить.
Сомнений в том, что на этот. раз в случившемся замешан Котя, быть уже не могло. Их рассеивал красноречиво перепуганный вид негодяя. Его паническое бегство. Странно, что аферист даже не пытался совладать с собой. Конечно же, привлек внимание швейцара, и теперь, будет первым в очереди подозреваемых. Мне отведут место сразу за ним. Как покинуть эту очередь или хотя бы переместиться в ней поближе к концу, пока не представлял. Но знал, с чего следует начать. С разговора со Шрагиной.
Ехал к себе и думал о том, что будет с Ольгой, если меня задержат. Этого допустить никак нельзя. Хотя бы до тех пор, пока не достану деньги и не отправлю ее в Штаты. Кстати, о деньгах. Если не сегодня завтра мне придется скрываться, то на выручку от продажи квартиры рассчитывать не приходится. Выходило, что, кроме всех прочих неприятностей, которые сулила лопнувшая комбинация, необходимая сумма увеличилась тысяч на десять-пятнадцать.
Машину оставил на стоянке. Подходя к дому, глянул на окна своей квартиры. Они светились. Шрагина уже ждала.
Попробовал представить себе реакцию сообщницы на известие о смерти супруга. Впервые в жизни мне выпадала печальная миссия гонца. До сих пор только по слухам знал о тяжести ее. И тут же поймал себя на том, что не особо беспокоюсь за душевное состояние овдовевшей. Случившееся если и потрясет ее, то ненадолго. Скорее всего корчить из себя безутешную вдову не станет. Еще бы, теперь она получала все. За вычетом выхваченного Котей куска.
Входя в черноту подъезда, думал о том, что вряд ли меня хватятся до утра. Если, конечно, горничная не грешит подглядыванием за жильцами в замочные скважины. Завтра придется подыскать себе убежище. И вновь ломать голову над тем, где достать деньги.
Шрагина, бесцеремонно вырядившаяся в мой халат, сидела в кресле. На коленях ее лежал распахнутый журнал для не бесчувственных. Мизансцена была не самой подходящей для извещения о потере супруга.
Сообщница с насмешливым любопытством пристально следила за мной, вошедшим. Молчала.
И я молчал. Прошагал ко второму креслу, плюхнулся в него. Пододвинул к себе ее чашку с кофе, отхлебнул. На женщину старался не смотреть.
Шрагина отложила журнал, встала с кресла и, обойдя мое, перегнувшись через спинку, сзади обняла меня. Потерлась щекой об ухо, овеяла запахом губной карамели, шепнула:
— Почему ты молчишь?
— Советую тебе присесть, — сказал я.
Она замерла. Потом послушно вернулась на свое место. Выжидательно уставилась на меня.
— Твой муж… — начал я. И осекся. Оказывается, слухи не лгали: произнести это было непросто.
— Не пришел? — не утерпела, подсказала она.
— Умер, — бухнул я. И сам испугался этого короткого слова. Испуганно взглянул на нее.
— Как? — Зрачки Шрагиной расширились.
— Его убили. Когда я пришел, он был уже… — Я поспешил сразу выплеснуть все. Чтобы не тянуть жилы. Ни из нее, ни из себя.
Был уверен, что без мало-мальской истерики не обойдется. Причем искренней. Не мог, по моему разумению, один человек сдержанно принять внезапное известие о смерти другого, близкого ему.
Я ошибся. Истерики не произошло.
Шрагина выдержала очень долгую паузу, в течение которой исследующим взглядом буравила меня. Потом глаза ее недобро сузились, и она спокойно произнесла:
— Не думала, что ты на такое способен.
— Шутишь? — спросил я, хотя сразу понял: не шутит. И впрямь допускает мысль, что мог совершить убийство.
— Зачем ты это сделал? — спросила она. И закрыла глаза. Словно смысл случившегося только теперь дошел до нее.
— Что? — Я занервничал.
— Зачем убил его?
— Что ты несешь? — возмутился я. — Говорю же, когда пришел…
— Что мне теперь делать? — спросила она жалобно. Что посоветовать, не знал.
— Это конец… — Вид у нее действительно был обреченный.
Я промолчал. Кажется, истерика всего лишь сместилась во времени.
— Зачем тебе надо было его убивать?… — недоумевала она.
— Послушай… — Я не знал, злиться или утешать ее. — Успокойся и возьми себя в руки. И подумай, что ты говоришь.
Вдруг она разжала веки. Внезапно, словно расколдованная. Испепеляюще глядя в меня, заговорила. Презрительно, зло:
— Убил его ты. Решил забрать все деньги, так?
— Не так, — сказал я, но она не слушала.
— Ради лишних пятнадцати тысяч ты смог убить человека.
— Бред…
— Но ты дурак. Потому что потерял больше. Ты даже не знаешь, сколько потеряешь…
Несмотря на то что терять мне уже было нечего, угрожающие нотки в ее голосе обеспокоили.
— Ты отдашь мне эти тридцать тысяч.
— Принести воды? — спросил я.
— Это не все. Ты выложишь и остальное.
— Что выложу? — не понял я.
— Остальные семьдесят тысяч.
Кажется, на почве стресса она ополоумела. Но странно, что ее беспокоят только деньги. Ведь она теперь — состоятельная вдова.
— Я тебя понимаю, — изо всех сил спокойно заметил я. — Но ты ошибаешься. Убил — не я. Но догадываюсь, кто это сделал.
— Кто? — В тоне вопроса не прозвучало и нотки доверия.
— Котя.
— Ты все-таки дурак, — заключила она. — Нашел на кого свалить. На этого трусливого сморчка…
— Мне и самому странно, — согласился я. — Но я видел, как он удирал из гостиницы. И «дипломат» был при нем.
— Думаешь, поверю?… — Она смотрела на меня насмешливо.
Меня осенило: не действуют ли они сообща? Она и Котя. Какая ей разница, с кем делить деньги. Так она избавилась от мужа, получила состояние и рассчитывает поиметь кое-что и с меня.
Следующие ее реплики подтвердили догадку.
— Где деньги? — спросила она ужасающе спокойно.
— Думаю, у Коти.
— Для начала отдашь эти тридцать тысяч…
— Я понял, — договорил я за нее. — Потом остальные семьдесят.
— Думаешь, шучу?
— Думаю, бредишь. Только как-то странно для любящей жены, потерявшей кормильца.
— Знаешь, что будет, если не получу денег?
— Знаю. Заявишь, что я добивался тебя и грозился убить супруга. Так?
— Так.
— Пошла вон, — сказал я.
Брови ее удивленно поползли вверх.
— Это — туда. — Я указал глазами на дверь. Она нервно вскочила, скинула халат. Начала суетливо облачаться в свои вещи. Ее фотомодельное обнажившееся тело, совершающее нервозно-стремительные движения, смотрелось очень эротично. Несмотря на многочисленные тормозящие факторы, присутствующие в данный момент, я почувствовал возбуждение. Досадливо поморщившись на неуместный выброс гормонов, отвернулся.
Ориентировался на звуки. Слышал шелест капрона чулок, щелканье креплений подтяжек, синтетический треск блузки. Наконец, удаляющееся цоканье каблучков.
— Оставь ключ, — не оборачиваясь, сказал я. Каблучки процокали назад, в комнату. Ключ звякнул о полировку стола. И все стихло.
Я подождал чуток, потом обернулся. Шрагина стояла по ту сторону стола. Странно, печально рассматривала меня.
— Иди уже с богом, — сказал я, вновь отворачиваясь. Каблучки пару раз стукнули. В мою сторону. Я почувствовал ее руки, прикоснувшиеся к моей спине. За ними притулилась и вся Шрагина. Притулившись, задумчиво произнесла:
— Это сделал не ты.
— С тобой не соскучишься, — отозвался я. — Почему не я?
— Ты бы меня не отпустил. Я хмыкнул, повернулся к ней:
— В смысле, сейчас убил бы и тебя?
— Конечно.
— Сдуреть можно, — только и сказал я. — За кого ты меня держала?
— Прости, — попросила она. И прикоснулась руками к моей груди.
— Кому от этого будет легче?
— Мне. Я хочу, чтобы мы опять были вместе.
— Этого не обещаю.
— Конечно. Ты не можешь этого хотеть. Но ты нужен мне. Мне совсем не на кого положиться.
Я молчал. Не то чтобы совсем не верил тому, что слышал, но учитывал недавний опыт. К тому же догадка, что все случившееся провернули они с Котей, все еще была при мне.
— Сейчас ты мне не веришь, — продолжила она. — Поэтому я уйду. Но постарайся меня понять. Я не отозвался.
