— Что вы решили? — деловито осведомился он.
— Советуете Штаты? — спросил я.
— Если есть возможность.
— Есть. Деньги будут через неделю. Не поздно?
— Нет. Но чем раньше, тем лучше.
Это и без него понимал.
— Можно договариваться? — спросил Гоша. — И насчет визы желательно уладить заранее.
Еще при первой встрече он сообщил, что в Америке у него связи. И цену назвал, уверив, что она минимальная благодаря его блату.
— Договаривайтесь, — сказал я. — Я тоже постараюсь выехать. По своим каналам.
Конечно, солгал. Куда мне было ехать: хватило бы денег на лечение. Сказал, чтобы глянуть на его реакцию.
Гоша улыбнулся. Неискренне. Мне показалось — даже насмешливо.
Без удовольствия пожав его доброжелательно протянутую, вполне твердую руку, я пошел к выходу.
Мимо пациенток, перекуривающих в театральных креслах на лестничной площадке, постарался прошмыгнуть как можно быстрее. Помнил случайно подслушанный разговор в одно из первых посещений.
— Мне еще недели две, — сообщила одна.
— Мне с месяц ждать, — вздохнула другая.
— А Валька-то на завтра планирует. Собралась уже. «Тоже в Америку?» — подумал я. И тут же догадался: это они о смерти.
С тех пор смущенно спешил проскочить мимо перекуривающих. Перекуривающих в ожидании своей очереди.
Сев в машину, понял, что сделаю сегодня, пока есть время. С подозрениями надо было покончить раз и навсегда.
Поехал в мединститут. Заведующий одной из кафедр, молодой профессор, когда-то был моим партнером по преферансу. Приятным партнером, интеллигентным, не переживающим из-за проигрышей. Иронизирующим над ними. Он не так уж и много проиграл мне за все время. Играл сдержанно, вдумчиво. Может, и догадывался, с кем связался, но не волновался по этому поводу. Играл ради удовольствия и готов был за него платить. Регулярные его проигрыши не помешали нам расстаться по-приятельски.
Недавно опять встретились, когда наша телекомпания делала заказную передачу о «Медине». Профессор был приятно удивлен мне. С иронией предложил расписать пульку.
Сейчас я надеялся, что он, по старой памяти, окажет мне деликатную услугу.
Завкафедрой был у себя. Принял меня, широко улыбаясь. Вышел из-за стола, пожал руку. Проявил осведомленность:
— Слышал, уже не играете…
— Дал обет, — подтвердил я.
— Надо же. — Он рассматривал меня с любопытством. И посетовал: — Приятного партнера потерял.
Я не тянул, почти сразу выложил ему, зачем пришел. Рассказал, что моя жена в онкологическом центре.
— Кто ее ведет? — понятливо поинтересовался он.
— Григорий Давидович.
— Гоша?…
Мне не понравилось, как он произнес это. Со сдержанным сочувствием. Словно я был его пациентом и его не обрадовали результаты анализов.
— Мне он не нравится, — откровенно сказал я.
— Попроситесь к другому врачу.
— Тоже нехорошо. Этот Гоша имеет выходы на заграницу… Не хочу его терять. Он хороший специалист?
— Неплохой.
Во взгляде собеседника вновь мелькнуло сочувствие.
— Он вам тоже несимпатичен, — заметил я. — Если не секрет, почему?
— Как вам сказать… Антипатия на уровне поля.
— Мне он показался бабником.
— Все мы не без греха.
Я понял, что попал в точку. Он заранее сочувствовал мне.
— Это его личное дело, — согласился я. — Я к вам с деликатной просьбой.
Он изобразил внимание.
— Я бы хотел, чтобы мою жену обследовали еще раз.
— Вы вправе потребовать этого.
— Я не хочу требовать. И не хочу, чтобы об этом знал Гоша.
Профессор недоуменно смотрел на меня. Озабоченно произнес:
— Григорий Давидович — человек спорный, но вряд ли он мог пойти на такое.
— Сделать повторное обследование сложно? — спросил я.
— Да нет. В принципе возможно, но… — Он растерянно пожал плечами. — Думаю, вы слишком мнительны.
— Может быть, — согласился я. — Все мы не без греха. Я могу рассчитывать на вашу помощь?
— Оставьте фамилию жены, номер отделения и палаты.
Протянул ему листок с заранее записанными данными. Попросил:
— Я бы не хотел, чтобы и жена знала, что ее обследуют по моей просьбе. Профессор удивился:
— Даже если диагноз не подтвердится? — Даже если так. Лучше всего, если она вообще не поймет, что ее повторно обследуют. Но понимаю, что это невозможно…
— Возможно. Ее пригласят на практические занятия студентов.
— Это ее не травмирует?
— К ней отнесутся, как к здоровой, пришедшей на обследование.
— Когда мне позвонить или подъехать? — спросил я.
— Все это, конечно же, спешно?
— Спешно.
— Оставьте телефон, я сам позвоню.
Я дал ему визитку.
— Всего доброго.
— Не накручивайте себя, — посоветовал он. — Она поправится. В вашем положении без веры — нельзя.
В этот момент я отчетливо пожалел, что когда-то обыгрывал этого человека.
Игрища в «Туристе» были назначены на семь вечера. Я решил не спешить, опоздать на первую партию. Пусть начнут. В конце концов, бизнесмен заслужил право первым приступить к разбазариванию собственного состояния. Отказать ему в этом было бы бестактно.
В начале восьмого подъехал к гостинице. Не спеша припарковался, еще какое-то время высидел в машине. Решил: пора.
И вдруг увидел Котю. Старый аферист, с «дипломатом» в руке, суетливо тыкался изнутри в стеклянные двери гостиницы.
«Ну вот, началось, — подумал я. — Сейчас этому дуралею положено совать в карман ставку за первую партию, а его носит черт-те где. Упился, что ли? Вот тебе, милочка, и вся уверенность…»
Котя наконец нарвался на нужный, открывающийся отсек. Нервно проскочил через него и, испуганно озираясь, заспешил к стоянке такси.
Мне его поведение очень не понравилось. Сразу вспомнился испуг старика при нашей прошлой встрече. И все размышления насчет его причастности к гибели Людвига. В том числе и о неспособности его на убийство.
Хотел окликнуть его, но передумал. Когда человек в таком состоянии, неблагоразумно набиваться к нему в компанию. Сначала стоит выяснить, чем это чревато.
С другой стороны, на глаза коллеге попасться не мешало. Как-никак, дело у нас сегодня общее, и, может быть, мое присутствие облагоразумит, дисциплинирует его.
Я выбрался из машины, сделал несколько шагов в сторону вереницы такси. Вышел на открытое пространство. Не заметить меня теперь было сложно.
Котя, целеустремленно двигающийся к головной машине, меня заметил. Но это только способствовало его шустрости. Он юркнул в ближайшее такси и явно попросил шофера отъехать как можно скорее.
У его поведения могло быть только одно толкование. Котя обыграл Шрагина сам и не намерен отдавать деньги. Самомнение Шрагину подвело; Она ошиблась. Я — тоже хорош. Нашел кому довериться.
Первым было желание погнаться за такси, увозившим Котю и жизненно важную мою долю. Желание я подавил. Что мог требовать у Коти? Он со мной ни о чем не договаривался. Заниматься чистой воды гоп-стопом я не собирался. Может быть, артистке удастся выбить у этого негодяя хотя бы нашу долю.
Я направился к гостинице.
Если Шрагин еще там, пусть объяснит, какого беса полез в игру досрочно, на что рассчитывал.
Ответив на приветствие швейцара, прошел к лифту, поднялся на десятый этаж. Кинув взгляд на пустующее место за столиком горничной, по мягкой дорожке двинулся в сгущающийся мрак коридора к знакомому номеру. Постучал.
Из- за двери не донеслось ни звука. Подергал ручку. Дверь была заперта.
Значит, Шрагин уже ушел. Наверное, спустился вторым лифтом, когда я поднимался. Иначе вряд ли бы мы разминулись.
Уже сделав несколько шагов назад к лифту, я вернулся к двери с цифрами «1010». Посмотрел вниз. Точно, в щель под дверью пробивался свет. Опасливо глянув в сторону обитания горничной, присел на корточки, приник к похожей на галстук-бабочку замочной скважине.
Открытая дверца шкафа в прихожей мешала разглядеть все. Но того, что увидел, было достаточно… Из-за дверцы выглядывали лежащая в темной луже лысина и запрокинутая рука с перстнем.
Странно, что я не запаниковал. Во всяком случае, не так, как ожидал бы от себя, если бы пытался представить подобную ситуацию. Может, ежедневные посещения онкологического центра, подслушанные в нем разговоры курильщиц сделали меня бесчувственнее?
Об этом я подумал потом. А тогда у двери, встав с корточек, еще раз прострелил взглядом коридор и деловито вытер носовым платком дверную ручку. Быстро прошествовал к лифту. Обнаружил, что он занят. Подался к лестнице, но вовремя спохватился: горничным с нижних этажей на глаза попадаться не стоило. Дождался лифта. В холле первого этажа хотел для отвода глаз беспечно потоптаться у киоска с сувенирами и газетами. Передумал. Швейцар все равно запомнил меня. Если за столько лет не забыл…
