- Ну и?..
- Ну и пошел. Через час вернулся и опять начальника спросил. А начальник все еще с совещания не возвращался. Тогда Трындин решил пообедать и по участку прогуляться. Больше я его не видел. А в пять все это случилось...
- Подробности, подробности, Ночевкин! Что он о визите в райисполком говорил?
- Говорил, что чертовщина какая-то получается, путаница, не понять ничего...
- А что он хотел понять?
- Кто его знает. Наверное, об этом с начальником хотел посоветоваться.
- Страна Советов, - сказал Смирнов. - Спасибо тебе, Ночевкин.
- Так помог чем-нибудь? - обрадовался старший лейтенант.
- Еще как!
Суббота была, ленивая летняя суббота. Алик уехал на дачу к жене своей, которая пасла там свою любимую внучку Ксюшу. Уехал временным, на два дня, подпаском. И для Романа суббота была святым армянским семейным днем. Так что приходилось гулять в одиночестве.
Смирнов доковылял до центра. У чумового "Детского мира", на остановке сорок восьмого троллейбуса с устрашающей табличкой "Посадки нет", пользуясь видимыми признаками своей инвалидности, влез в салон и выбрал местечко посимпатичнее.
Троллейбус повернул на Кузнецком мосту и через Большую Лубянку поплыл к Сретенке. Москва, Москва! Мещанская, Крестовский мост, Ярославское шоссе. Вот и сельскохозяйственная выставка.
К входу в полуцилиндр "Космоса" Смирнов добирался довольно долго - не по его ногам стала эффектная лестница. У хода бдел швейцар. Но на что-то хитрое имеется кое-что с винтом. Смирнов извлек книжечку. Книжечка была красного сафьяна с золотом. Такие простым смертным не дают. Швейцар Смирова пропустил.
Бар искал самостоятельно, без расспросов. Нашел-таки, в конце концов, по табличкам, благо знал, как слово "бар" по-иностранному пишется.
Мило, очень мило, главное - малолюдно. Не время еще, не вечер; лишь в углу настойчиво наливалась шампанским четверка молодых громадных скандинавов, да за стойкой тихо грустил под импровизацию Дейва Брубека искомый Денис. Повезло на этот раз. Только вот опять на высокий стульчик лезть.
А на полках-то, на полках! И советское, и заграничное, и полное, и початое - пей - не хочу! Хорошо быть иностранцем! Денис вопросительно, не узнавая, посмотрел на Смирнова.
- Налей коньяку сотку. И водички запить, - сделал заказ Смирнов.
Денис без улыбки (не уважал аборигенов) заказ мгновенно выполнил. Смирнов споловинил, запил водичкой и приступил к демонстрационному разглядыванию Дениса.
- Что-нибудь еще? - не выдержал Денис.
- Не узнаешь? - спросил Смирнов.
- А почему я вас должен узнавать? Вы - киноартист? - изысканно хамя, вопросом на вопрос, ответил поднаторевший во всем бармен. Смирнов извлек из кармана мятую пачку "Беломора", коробок спичек, закурил. Морщась от плебейского дыма, Денис придвинул к брошенной на стойку пачке фирменную мальборовскую пепельницу. Воспользовавшись барменовской любезностью, Смирнов осторожно уронил в пепельницу обгоревшую кривую спичку и сказал назидательно:
- Ты, как высокий профессионал, клиента с первого раза срисовывать должен.
- Я, как высокий профессионал, должен обслуживать клиента быстро и вежливо. И все.
- Следовательно, со мной разговаривать не хочешь?
- А, собственно, о чем?
- О "Привале странников", например.
- Я туризмом не увлекаюсь. - И глазом не моргнул. Ушлый паренек.
- А чем ты увлекаешься, если не секрет? Не нумизмат ли?
- В каком смысле?
- В самом прямом. Как любитель и коллекционер денежных знаков. Смирнов допил сотку и ухмыльнулся, обнажив хищную искусственную челюсть. Налей-ка еще сто.
- Мне кажется, что вам достаточно, но что ж? - Денис тоже улыбнулся и артистично налил.
- Ты еще и консультант, - отметил Смирнов, придвигая стакан.
- Извините, я на минуту отлучусь, - сообщил Денис и исчез за незаметной дверью в деревянной стене. Смирнов самую малость поскучал один, а потом от нечего делать обернулся к гуляющим скандинавам: любопытно было, чем они там занимаются. Самый здоровый и веселый тотчас поймал его взгляд и, приветствуя, поднял полный фужер. Смирнов салютовал стаканом. Тогда скандинавы - все - вскричали:
- Гип-гип ура!
А Смирнов ответил:
- Давайте, ребятки, давайте!
Поняли друг друга и продолжили занятия. Каждый - свое: скандинавы открывать очередную бутылку, Смирнов - двигать пепельницу по стойке. Вернулся Денис. Спросил холодно:
- Чем еще могу быть полезен?
- Рассказом о "Привале странников".
- Я вас не понимаю, гражданин.
- Тебя Денисом зовут?
- Могли бы вы обращаться ко мне на "вы"?
- Вас Денисом зовут?
- Да, меня зовут Денисом.
- Три дня тому назад вы, Денис, обслуживали меня в кооперативном кафе "Привал странников". Вы и сейчас в нем работаете?
- Вы что-то путаете, гражданин. Работаю я здесь.
- Да ну? - удивился Смирнов и махом принял вторые сто граммов. Выдохнул, запил и продолжил: - Учти, мой петушок, я приду с двумя свидетелями, и ты расколешься до задницы.
- Вы - работник правоохранительных органов?
- Я - пенсионер.
- Тогда вот что, гражданин пенсионер. Выметайтесь-ка из помещения.
Смирнов через стойку схватил Дениса за грудки, но словесно оформить свои действия не успел, потому что за его спиной негромко и строго спросили:
- Что здесь происходит?
Смирнов отпустил Дениса и обернулся. Молодой человек с приятным малозначительным лицом, в идеально сидящем на нем светлом, в тонкую полоску костюме благожелательно смотрел на него. Смирнов медленно сполз с высокого стульчика, а Денис пояснил:
- Гражданин выпил лишнего и буянит.
- Подробнее, - предложил изложить молодой человек.
- Обвиняет меня в каких-то непонятных грехах, ругается непристойно, руки распускает. Вы же сами видели.
Молодой человек извлек из нагрудного кармана опять же красную книжицу и сказал, сочувствующе глядя Смирнову в глаза:
- Пройдемте, товарищ.
Товарищ Смирнов обернулся к Денису и пообещал:
- Мы еще увидимся, Денис.
Они пошли. Они шли длинным коридором до тех пор, пока молодой человек не сказал, тронув сзади Смирнова за плечо:
- Сюда, пожалуйста.
Уютный такой закуток - кабинет в миниатюре. Столик, стульчик, два креслица. Молодой человек прошел за столик, сел на стульчик и, жестом пригласив Смирнова в креслице, представился и приступил к своим служебным обязанностям:
- Капитан Покатилов. Будьте любезны, удостоверение личности. Паспорт или что-то, объясняющее, кто вы и что вы.
Уже сидящий в креслице Смирнов без сопротивления протянул капитану Покатилову свой сафьяновый документ. Капитан с видимым удовольствием осмотрел толстенькую книжицу, сперва снаружи, потом заглянул внутрь. Наметанным глазом сверил фотографию с оригиналом, закрыл книжечку и обаятельно улыбнулся.
- Солидный документ, коллега.
- Какой дали!
- Неудобно мне, Александр Иванович, вам, именно вам, нотации читать, но, к сожалению, приходится. Не стоило бы здесь, в гостинице, в присутствии иностранцев, дискредитировать звание почетного милиционера.
- Чем это?
- Извините, но от вас - как из бочки...
- Господи, ничего не изменилось! Один мой друг, самый давний и близкий друг, лет двадцать пять тому назад сформулировал жизненный закон, которым следует руководствоваться любому непривилегированному гражданину нашей страны. Звучит он примерно так: если я хоть чуть-чуть выпивши, то в отношениях с милицией труслив и беспринципен. Он прав, капитан Покатилов?
- А вы шутник, Александр Иванович, - заметил капитан Покатилов и снова раскрыл смирновскую книжечку. - Никак не разберу, кем подписано ваше удостоверение.
- Чурбановым, капитан. Чурбановым.
- Да-а... Прискорбный факт, не правда ли, Александр Иванович?
- То, что произошло с Чурбановым, капитан?
- Опять шутите, опять шутите. Прискорбный факт в том, что ваши заслуги перед милицией оценил государственный преступник Чурбанов.
- Намекаешь на то, что никаких заслуг не было?
- Да ни на что я не намекаю. Просто размышляю.
- У меня еще одно удостоверение имеется. На орден. Подписано Председателем Президиума Верховного Совета СССР Леонидом Брежневым.
- А Лаврентий Павлович вас никак не отмечал?
- Ох, если бы не закон Спиридонова! Сказал бы я тебе, капитан...
- А вы скажите. Мы ведь вдвоем.
- Но разговорчик-то ты пишешь? У меня слух хороший, а твой магнитофон - плохой, потому что шумит. Старый.
Капитан Покатилов засмеялся, вышел из-за стола и сказал пенсионеру Смирнову:
- Пойдемте. Я вас провожу до выхода.
Опять пошли по коридору. К лифту. Не оборачиваясь к идущему сзади Покатилову, невинно спросил:
- Бармен Денис - дружочек твой?
И на этот раз капитан не ответил. Посмеялся только опять.
Леню Махова побеспокоить бы. Но отдыхает сыщик. Пусть себе отдыхает. Заслужил. Смирнов сорок восьмым доехал до Сретенских ворот, по Рождественскому бульвару спустился к Трубной и на тридцать первом двинул к Остоженке. Петровский, Страстной, Тверской, Суворовский, Гоголевский скромное бульварное полукольцо. Ни привлекать, ни завлекать, ни отвлекать, - так, деревца да дома в кривой рядочек. Что же вы делаете с ним, московские бульвары? Ни обид от невысказанной только что гордыни, ни болезненной жажды поиска, ни горечи прожитого, ни обвального страха перед тем, что осталось жить самую малость... Он и Москва. И нет никого. И нет ничего. А есть непоколебимая вера, что это навсегда: он и Москва.
