когда вызвал к себе без четверти четыре?
– Самые обычные. Сказал, что ему надо уехать на день, велел подписать письма, объяснил, что завтра его не будет и потому мне надо отменить все его завтрашние встречи.
– И это все?
– Да, сэр.
– Вы были его личным секретарем?
– Ну… даже не знаю, насколько личным. Я проработала у него меньше двух недель. Раньше мы с ним не были знакомы… Пожалуй, он еще только думал, стоит ли мне доверять работу личного секретаря. Меня прислали из Вашингтона всего десять дней назад.
– Чем вы занимались в Вашингтоне?
– Работала секретаршей у одного из помощников генерала Карпентера. У подполковника Адамса.
Вулф заворчал и смежил веки. Сержант Брюс замерла в ожидании. Файф поджал губы. Теперь они образовывали прямую линию, прямее, чем обычно. Файф явно пытался сдержаться. С одной стороны, он не привык сидеть и держать язык за зубами, слушая, как кто-то другой ведет допрос, а с другой – генерал, похоже, не забыл, как Вулф однажды выставил его дураком при рядовом и трех лейтенантах, приставленных к одному почетному гостю из Мексики. Вулф снова заворчал. Этот тип ворчания я относил к третьей категории, и подобная разновидность означала, что Вулф недоволен. Что именно его рассердило на этот раз, я не знал. Сержант Брюс вела себя вежливо, мило и охотно шла на контакт. Затем он открыл глаза, перенес центр тяжести вперед и взялся руками за подлокотники. Теперь все встало на свои места. Вулф был недоволен тем фактом, что ему сейчас предстояло встать.
– На данный момент, мисс Брюс, пока все, – поднявшись, громыхнул Вулф. – Разумеется, нам с вами не составит труда связаться. Как вы сами слышали, генерал, я обещал мистеру Кремеру лично осмотреть руины. Пошли, Арчи.
Он сделал было шаг, но тут Файф его остановил:
– Одну минуточку. Да, Брюс, все в порядке, вы можете идти.
Она встала и, замявшись на мгновение, обратилась к генералу:
– Разрешите обратиться, сэр?
– Да. Что там у вас?
– Сэр, мне не разрешают ничего забирать из приемной. Дело в том, что там есть кое-какие мои личные вещи. Я уезжала на выходные и сегодня утром прямо с вокзала отправилась сюда. Полковник Райдер выписал мне разрешение, только… Похоже, оно теперь недействительно.
– Ладно, забирайте свои вещи! – Судя по тону, Файф уже был по горло сыт происходящим. – Я распоряжусь, чтобы полковник Тинкхэм… Кстати… – он искоса на нее посмотрел, – вы остались без рабочего места. Да и, по сути дела, без работы. Временно. Вы вроде девушка умная и толковая. Так?
– Так точно, сэр.
– Еще бы, черт подери! Ладно, посмотрим. Завтра утром жду вас у себя в приемной. Если у вас есть любимые инструменты, без которых вы не можете работать, прихватите их с собой. Лучше вам забрать их прямо сейчас. К вечеру с места происшествия все уже вынесут. Передайте полковнику Тинкхэму… Впрочем, ладно, я сам ему все передам. Можете идти.
Она козырнула, развернулась и, чеканя шаг, вышла.
Дождавшись, когда за ней закроется дверь, Файф повернулся к Вулфу:
– Вы, кажется, что-то хотели сказать. До того, как зашла Брюс.
– Ерунда. Ничего существенного, – коротко ответил Вулф, поскольку стоя он иначе не разговаривал. – Несчастный случай исключен. Возможно, суицид. Убийство? Похоже, если Райдер в какой-то момент вышел прямо в коридор и оставил дверь незапертой, во время его отсутствия в кабинет мог незамеченным проникнуть буквально кто угодно.
– Проникнуть? Хорошо, допустим. И что дальше?
– Да что угодно. Взять из стола гранату. Забрать ее с собой. Дождаться, когда мисс Брюс уйдет, пройти через приемную, открыть дверь в кабинет Райдера, выдернуть чеку, бросить в него гранату и быстренько выскочить в коридор. Если все было так, мы оказываемся в интересной ситуации. По всей вероятности, о местонахождении гранаты знали только шесть человек: Тинкхэм, Лоусон, Шаттак, вы и я с Гудвином. Насколько мне известно, в данный момент алиби есть у нас с Гудвином. Про остальных мне ничего не известно. Возьмем, к примеру, вас. Где вы были весь день? Здесь?
Файф растянул губы в мрачной улыбке:
– Правильный подход. Всегда надо начинать с начальства. Да, я просидел в кабинете весь день… Увы, боюсь, свидетелей, способных это подтвердить, у меня нет. Мы пришли сюда вместе с Шаттаком после обеда, но он ушел примерно в половине третьего. Затем я диктовал кое-что минут тридцать. А вот дальше… Дальше у меня алиби нет. Я в ваших руках.
– Да перестаньте! – буркнул Вулф. – Пока все это без толку. Схожу-ка я лучше вниз и осмотрюсь.
Он вышел, гордо ступая. Я проследовал за ним. Когда я закрывал за собой дверь – мягко, осторожно, поскольку все же покидал кабинет генерала, до меня донесся голос Файфа, требовавшего позвать к телефону полковника Тинкхэма.
На десятом этаже, непосредственно перед местом трагедии, нас с Вулфом остановили. Там, где некогда находилась дверь из кабинета Райдера в коридор, стоял капрал в полной выкладке. Тот факт, что и без выкладки он весил больше двухсот фунтов, послужил весьма серьезным аргументом, когда капрал заявил, что вход строго воспрещен, в том числе и нам. Вулф велел мне сходить наверх и позвать к нему генерала Файфа, но я принялся топтаться на месте. Как я и ожидал, через минуту объявился полковник Тинкхэм, который сказал капралу, что все в порядке и Файф приказал нас пропустить. Присоединившись к нам, Тинкхэм первый шагнул в разрушенный кабинет.
– Отсюда что-нибудь выносили? – спросил Вулф.
Ответ был отрицательным. Тинкхэм пояснил, что полиции дали возможность все тщательно осмотреть, но при этом категорически запретили что-либо трогать. Этот запрет касался не только полиции, но и всех остальных.
В кабинете было по-прежнему светло, а из окон, лишившихся стекол, дул освежающий ветерок. Когда мы оглядели комнату, аккуратно переступая через груды обломков штукатурки и прочего мусора, в глаза бросилось немало занятных деталей. Взрыв практически полностью разнес стену, отделявшую комнату от коридора, однако оставил лишь несколько трещин на стене между кабинетом и приемной. Дверь в приемную уцелела: она была распахнута настежь и немного покосилась. Два стула превратились в груду щеп, четыре были изломаны и поцарапаны, а вот кресло Райдера у стены за его столом совершенно не пострадало. Столешница была вдавлена разрывом и вся изъязвлена, словно кто-то уронил на нее двухтонную гирю, а потом разрядил в нее же заряд картечи из дробовика. Повсюду виднелись пятна крови самых разных размеров: где-то это были капли, а где-то, например за столом на полу, уже целая лужа. Остатки чемодана и его содержимого были разбросаны по
