Ознакомительная версия.
— Мужики, вы бы подали немного назад, — сказал он, наклонившись к приоткрытому переднему окну, — там есть поворот, можно в объезд, а то хрен его знает, мудилу, сколько он здесь простоит.
Из «газика» тем временем выпрыгнули трое, такие же молодые, широкоплечие.
— Сейчас попробуем, — кивнул водитель «Волги», — но только там, через поселок, выезд сразу на Ленинградку.
Трое из «газика», направлялись к «Волге». Вася стал медленно отступать к заснеженному лесу. Вдоль дороги с обеих сторон шли глубокие канавы. Вася сделал несколько шагов и вдруг заметил, что в «Волге», за задним стеклом, лежит милицейская фуражка. Трое из «газика» брали его в кольцо. Из «Волги» выскочили двое. Не успев ничего сообразить, Вася выхватил свой «ТТ» и стал стрелять.
Одного он успел ранить в руку.
Ему кричали все, что положено кричать в таких случаях, но он перескочил через канаву, словно на крыльях, и, утопая в глубоком снегу, рванул через лес. Боль прожгла голень, он понял, что ранен, обернулся, пальнул еще раз.
— Стоять! Брось оружие.
Он ответил двумя выстрелами, ранил еще одного оперативника. И тогда в него стали стрелять на поражение. Первая пуля угодила в голову, вторая в позвоночник, но и первой было достаточно.
Варя вышла из здания Университета искусств в семь часов вечера. Сыпал мягкий крупный снег, красиво подсвеченный огнями Китай-города. Вместо того чтобы сесть в свой «рено», она отправилась пешком в сторону Политехнического музея. Она шла не спеша, чуть помахивая маленькой замшевой сумочкой. Неподалеку от памятника героям Плевны свернула в проходной двор.
Там, в глубине, стоял черный, длинный, как крокодил, «линкольн» с затемненными стеклами, с погашенными огнями. Варя подошла к машине. Задняя дверца открылась, она нырнула в теплый, пахнущий хорошим одеколоном салон.
— Привет, лапушка, — послышался из мягкой глубины низкий мужской голос.
— Привет, — ответила Варя довольно мрачно.
— Какая-то ты сегодня грустная, Варюша, — из темноты протянулась рука, нежно погладила Варю по щеке, — чего тебе? Кофейку? Соку?
— Соку. Клюквенного, как всегда. В салоне зажегся свет. Рядом с Варей, на заднем сиденье-диване, раскинувшись, сидел маленький худой человек, совершенно лысый, с лицом, похожим на череп. Крошечные глаза тонули в глубоких глазницах, прятались под тяжелыми и совершенно голыми надбровными дугами.
— Слушай, Пныря, я тебя знаю больше трех лет, но все не могу понять, у тебя глаза какого цвета? — спросила Варя, отхлебнув густого клюквенного сока.
— Вроде, карие, — ответил он и улыбнулся, — ты мне зубы-то не заговаривай, лапушка. Ты зачем Васю сдала?
— Ты обещал, что он вообще не выйдет из тюрьмы и я его никогда больше не увижу.
— О моих обещаниях мы после поговорим. Сначала ответь на вопрос.
— Я его не сдавала, — Варя тряхнула волосами и отвернулась, — во-первых, он сам подставился. Во-вторых, он бы меня обязательно засветил.
— Как же это он подставился?
— Сам знаешь, — она вытащила из сумочки сигареты, закурила. — Ему не надо было убивать журналиста. Мог бы и перетерпеть. Но он решил удовлетворить свое оскорбленное самолюбие, не подумал, поддался эмоциям. Кстати, именно поэтому я и боялась, что он меня засветит у Мальцева. А это, Пныря, не в твоих интересах.
— И все-таки ты плохо поступила, что сдала Васю.
— Я тут вообще ни при чем. Дело по убийству журналиста попало к умному следователю. Я только намекнула, и если бы следователь не знал, о ком речь, то ничего бы и не было с твоим Васей.
— С моим? — укоризненно покачал головой Пныря. — Это ты, лапушка, преувеличиваешь. Он скорее твой, чем мой. Во всяком случае, тебе это в минус. Поняла, меня?
— Ну, один минус — не страшно. Зато плюсов сколько! Я тебе Красавченко вычислила? Вычислила.
— Не надо, солнышко, не преувеличивай. Это, как говорится, семечки. Ты только дала координаты, а вычисляли его мы. Да и неизвестно, насколько он был вредный, Красавченко этот. Ну, чего он мог добиться?
— Не знаю, — Варя помотала головой, — если для тебя сто тысяч — семечки, тогда не знаю.
— Ладно, молодец. А с Васей ты все же не права. Он так старался, придумал сам инсценировку, заодно убрал лопуха-свидетеля, который запросто мог его заложить по делу с журналистом. И все прошло гладенько, как по маслу. Считай, уже внедрился.
— Ага, и ты ему дал Петюню в помощники. Спасибо тебе. Жаль, я не видела всего спектакля с самого начала. Представляю, как здорово Петюня сыграл заказчика. Я многое потеряла.
— Эй, Варька. Не заводись! — ласково проворчал Пныря. — Мала еще меня учить.
— Я не хочу, чтобы твой Вася вертелся у меня под ногами. Просто не хочу, и все, — произнесла Варя, резким движением гася сигарету.
— Ну-ка, девочка, притормози, — Пныря чуть повысил голос, — это мое дело, кого внедрять. Я не могу так разбрасываться людьми из-за твоих капризов. Вася работал на меня много лет, и неплохо справлялся.
— Ладно, Пныря. Давай уж по-честному. Я тебе брошь с бриллиантом, а ты мне — Васю. Без всяких минусов.
— Да, с брошью ты умница, — кивнул Пныря, — что правда, то правда. Главное, вовремя. Оперы туда пришли буквально через три часа после нас. Слушай, что же ты Мальцеву своему не подсказала, с самого начала?
— А сначала я сама ничего не понимала.
— Ну уж? Не прибедняйся. Ты со мной связалась в среду, как только узнала про Красавченко. Неужели не могла своему Мальцеву хотя бы намекнуть?
— Ты думаешь, он стал бы меня слушать? — усмехнулась Варя. — Был момент, когда я чуть не вмешалась. Как узнала, что они собираются в Канаде устраивать наркодопрос Беляевой, решила, что оба совсем свихнулись. Конечно, от камней они дуреют, что старший, что младший, перестают соображать, только глазами сверкают и готовы делать любые глупости, лишь бы достать, раздобыть. И все-таки я до последнего момента надеялась. Ну, ведь не надо много мозгов, чтобы понять: если кто-то и копал землю по-настоящему глубоко, то уж точно не дачники. Во всяком случае, не они первые. Дачи там стали строить только после войны. А до этого был совхоз, крестьянские дворы. Крестьяне дома строили, картошку сажали, использовали каждый клочок земли. Надо было искать тех, кто жил в Батурине сразу после революции.
— Погоди, но они ведь выяснили, что после революции на том участке стоял дом каких-то крестьян Кузнецовых. Ты говорила, они действуют правильно.
— Ну да, они были правы, пока не сошли с ума. У них все шло отлично, — кивнула Варя, — им удалось проследить историю совхозного семейства до конца. Семейство после войны переехало в Москву. Они узнали три московских адреса, быстро и очень удачно провернули огромную работу по сбору информации. Им везло, их как будто на волнах несло к победе. Это не я сказала. Это Пашенька-профессор любит так красиво выражаться. — Варя усмехнулась. — Последний отпрыск Кузнецовых сильно пил, совершенно опустился и числится без вести пропавшим с 1985 года. Вот они и решили, будто это тупик.
Им хотелось что-то делать, не терять надежду. Столько информации: портрет, дневник Сони Батуриной, где точно обозначено место — и тупик! Разве можно в это поверить, остановиться? А в такой ситуации люди, как правило, совсем теряют голову. Тогда умник Паша нашел Красавченко, чтобы проверить всех последующих владельцев участка. Честно говоря, я была почти уверена, что действительно — тупик. Брошь найти невозможно. Но потом, когда узнала, что копию броши делал отец Бутейко, поняла: никакого тупика нет. Наоборот, все просто.
— Как же просто? — буркнул Пныря. — Я, например, не понимаю.
— До сих пор? Странно. Я ведь тебе еще вчера объясняла. Ты мне, разумеется, не поверил, но за брошкой все-таки послал команду, — Варя засмеялась и долго не могла остановиться. Даже слезы брызнули.
— Эй, кончай! — сердито рявкнул Пныря.
— Ладно, прости. Не буду. Я ведь не над тобой, над ними. Они сами между собой несколько раз говорили о том, как жаль, что отличный мастер Вячеслав Бутейко больше не делает копий. Что-то с ним случилось летом 85-го. Уволился из ювелирного магазина, перестал принимать заказы, порвал старые связи, живет замкнуто, почти в нищете, и боится даже разговаривать о своем прежнем ремесле. Неужели нельзя было догадаться, что если в том же, 85-м, пропал без вести алкоголик Кузнецов, единственный возможный владелец броши, то должна быть какая-то связь!
— Но ведь это могло быть простым совпадением, — сквозь зубы пробормотал Пныря.
— Конечно, — кивнула Варя, — я не спорю.
— И все-таки, ты могла хоть как-то намекнуть, ведь, если бы этот придурок Красавченко начал действовать, твой Мальцев мог бы в итоге все потерять.
— Но он не начал, — улыбнулась Варя, — ты, Пныря, умный и сильный. Ты его вовремя обезвредил.
Ознакомительная версия.
