Ознакомительная версия.
Не успевал Виктор ответить на один вопрос, как я задавал уже следующий.
— С чего ты таким любопытным стал? — недоумевал он. — Все как положено. Савельев хандрит и своих тараканов на булавки нанизывает. Илья, как всегда, язык чешет… Да, Индустриальный вчера заходил, тебя разыскивал…
— Что ему нужно было?
— А черт его знает, какое-то задание от редакции. Я сказал, что ты в командировке.
В отличие от меня, Виктор чувствовал себя здесь неуютно. Виной этому была, конечно, не пыль и не вид комнаты, а сам характер Сухорукова. Виктор всегда и во всем любил определенность, и прежде всего в отношениях с людьми, начисто отделяя высокой стеной службу от дружбы. А комната-чуланчик этой определенности как раз и не давала: не официальная обстановка и в то же время не домашняя, непонятная какая-то. С одной стороны, он, начальник секретной части, встречается здесь по служебным делам с субинспектором, выполняющим секретное задание, в котором заинтересован не только уголовный розыск, но и ГПУ. Таким образом, ему, как уполномоченному, надлежит придерживаться строго официального стиля. Но это с одной стороны. А с другой — какая, к чертовой матери, официальность, если чуланчик не имеет ничего общего с его служебным кабинетом — ни письменного стола с папками, ни сейфа, — а субинспектор, с которым он не так уж давно вместе гонял голубей, бегает без сорочки, а то и в одних трусах по комнате и называет его Витькой!
Я чувствовал, что обстановка встреч тяготит Сухорукова. Подобно Архимеду, он мучился в поисках точки опоры. Но ее не было. И Виктор, избрав среднюю линию, одну встречу проводил в официальном стиле, а другую — в дружеском.
На этот раз в его голосе сквозили начальнические нотки. Начальник секретной части был недоволен работой субинспектора. По его мнению, сведения о Левите, предоставленные мне секретной частью, достаточно убедительно свидетельствовали о том, что не следует тратить напрасно времени на этого нэпмана. Более того, приказчик Богоявленского показал, что ни Богоявленский, ни Лохтина никогда этой фамилии не упоминали. Казалось бы, вопрос исчерпан, а Белецкий продолжает самовольничать. Именно самовольничать — иначе его поведение не назовешь. Задание было сформулировано достаточно четко: разработка Злотникова. Выполнено это задание до конца? Нет. Какое же Белецкий имеет право отвлекаться?
— Ты долго еще собирается бегать по комнате? — раздраженно спросил Виктор.
— А что?
— Попрошу тебя сесть. Я не могу так с тобой разговаривать.
Я сел против него и невинно спросил:
— Брюки надеть?
— Если тебе так уж нравится, можешь сидеть без брюк.
— Спасибо. Галстук тоже не нужен?
Виктор промолчал. Наступила пауза. Кажется, я слегка перегнул палку. Я исподтишка взглянул на Сухорукова и понял, что не ошибся. Многое бы он сейчас отдал за свой кабинет! Но что поделаешь, если кабинет остался там, в уголовном розыске. Крепись, Витька!
— Не устал? — участливо спросил Виктор. — Может, хочешь минут пять на голове постоять? Валяй, не возражаю.
— Позже, — сказал я.
— Серьезно с тобой говорить можно?
— Попробуй.
— Попробую, — вздохнул Виктор. — Я не понимаю твоей позиции, Белецкий, — сказал он. — Несколько дел сразу делать нельзя.
— А я и не делаю.
— Делаешь. Разработка Злотникова и разработка Левита — два разных дела. Ты мне докладывал, что Злотников был знаком с Лохтиной. Докладывал ты мне об этом?
— Докладывал.
— Дальше. Ты знаешь, что Сердюков скрывался у Злотникова, который участвовал в организации его побега…
— Насчет побега — не установлено.
— Допустим. Но цель операции — разработка Злотникова. Так? А ты разбрасываешься, гонишься за двумя зайцами. Сегодня ты заинтересовался Левитом, завтра — Пушкаревым, послезавтра — Барбургом… Серьезно это?
— А если Левит имеет отношение к убийству Богоявленского?
— А если не имеет? — в тон мне ответил Сухоруков. — На кофейной гуще гадать прикажешь? Ветерок у тебя в голове, Белецкий. Ты и Фрейман — два сапога пара. Сначала Думанского выдумали, теперь Левита. Никольский до сих пор про вашего Думанского вспоминает. Вчера у него был — смеется: что там еще ребята нафантазировали? Каждый день какие-нибудь новости… У тебя есть данные против Левита? Нет. А против Злотникова имеются, и веские: Лохтина — Сердюков — Злотников. Прямая линия. Вот и иди по ней.
— А если она в тупик ведет? „
— Тогда и будем думать, что дальше делать. А сейчас надо Злотниковым заниматься. Нечего зря время тратить. То, что ты делаешь, — не работа, забава детская.
Сухоруков говорил строго и веско. А когда он кончил, перед ним уже сидел не субинспектор, а Саша Белецкий. И этот Белецкий совсем не служебным голосом сказал:
— Лизу Тимофееву помнишь?
— Что?
— Лизу Тимофееву, говорю, помнишь?
— Какую Лизу?
— Ну ту, которую у тебя Тарунтаев из седьмого класса отбил. Ее в гимназии сиреной называли, отец ее в судебном ведомстве служил. Они на Земляном валу жили.
У начальника секретной части Московского уголовного розыска сузились глаза, а на скулах заиграли желваки. Таким он обычно был в гимназии перед дракой, а в МУРе, когда отчитывал проштрафившегося сотрудника. Но я не желал ничего замечать и как ни в чем не бывало продолжал:
— Я ее месяц назад в центре встретил. Все забывал тебе рассказать. Располнела, похорошела. Ребенок у нее, муж. Такая же болтушка. О тебе расспрашивала, просила позвонить…
Виктор вздохнул. Он уже не злился. Он просто устал от меня.
— Ты когда-нибудь станешь солидным человеком?
— Нет, — сказал я. — Скучно быть солидным.
— Ох, Сашка, Сашка! Бить тебя некому.
— Займись.
— Поздно уже, — с сожалением сказал Виктор и расправил свои внушительные плечи. — А относительно Левита учти: пустое занятие. И еще учти: за разработку Злотникова мы с тебя спросим. Строго спросим. Ясно?
— Так точно, товарищ Сухоруков. Прикажете надеть штаны?
— Оставляю это на ваше усмотрение, товарищ Белецкий. Вам лучше знать нравы постояльцев «Марселя».
Расстались мы дружески, но взаимно недовольные друг другом. Я ему представлялся фантазером и болтуном, а он мне — формалистом. Видимо, каждый из нас частично был прав…
XXXКогда мы возвращались из «Загородного» (Левит остался в ресторане), Злотников говорил мне, что Борис Арнольдович увлекается нумизматикой и у него большая коллекция старинных монет. Я тогда сказал, что, наверно, смог бы раздобыть для него «константиновский рубль». Коллекционеры знают, какая это редкость. Константин был прямым наследником Александра I. Еще при жизни царя министр финансов тайно распорядился отчеканить на Петроградском монетном дворе пробные монеты с изображением Константина по «штампе» медальера Рейхеля. Всего было изготовлено шесть или восемь рублей. Константин императором так и не стал. И рубли с его изображением были недосягаемой мечтой каждого нумизмата. Я рассчитывал, что Злотников передаст мое предложение Левиту и я стану у того самым желанным гостем. Но шли дни, а Левит с приглашением не торопился…
Может быть, Злотников просто забыл о нашем разговоре?
Как бы то ни было, но установить контакт с Левитом мне не удалось. И самое главное — я не был до конца уверен, что этот контакт мне нужен… Сухоруков был из числа тех людей, которые всегда оказываются правыми. А что, если он прав и на этот раз? Какие у меня, в конце концов, основания предполагать, что разработка Левита не пустая трата времени?
В нарушение существующих правил, я пошел в уголовный розыск. К счастью для меня, Виктора с утра не было. В секретной части я переговорил с составителем досье на Левита, а затем занялся изучением материалов по убийству в полосе отчуждения железной дороги. Мне казалось, что это дело я знаю почти наизусть. И все же я обнаружил в нем документ, который навел меня на некоторые размышления. Этот документ я знал и раньше, но как-то не придавал ему особого значения, считая его несущественным, мало что дающим следствию. Теперь же я прочел его совсем по-новому. И мысль, на которую он меня натолкнул, показалась мне настолько дикой и несуразной, что я не решился ее высказать даже Илюше.
Мой кабинет был занят одним из сотрудников активной части, и я штудировал дело в кабинете Фреймана. Илюша, чтобы не мешать мне, приютился у Савельева. Он всегда отличался деликатностью. К концу рабочего дня он позвонил мне.
— Принимаешь визитеров?
— Только рыжих.
Через минуту он уже был в кабинете. Закрыв на ключ дверь («От соблазна»), он по своей старой привычке оседлал стул и спросил:
— Нашел что-нибудь интересное?
— Да нет, пожалуй, ничего…
— Так…
Илья слез со стула, прошелся по комнате. У него было какое-то странное лицо.
Ознакомительная версия.
