— А вы уверены,— спросил он,— что капитан Загари не на привязи? Убеждены ли вы, что он не ведет двойную игру?
— По правде говоря, я испытываю к нему смешанное чувство,— признался Фредерик.— Когда он говорит о благородстве дела, продиктовавшего ему определенную позицию, я вспоминаю о том, что передо мной восточный офицер, преисполненный честолюбия, который ни перед чем не остановится ради быстрого возвышения. К тому же он принадлежит к хорошо нам известному классу буржуазии, традиционными чертами которой в этом регионе являются корыстолюбие и продажность. Хотя я и провел с ним два полных дня, у меня почти не было времени, чтобы, как говорят, по-настоящему его прощупать. Во время нашего похода по пустынным холмам мы берегли силы, момент для разговоров был не самый подходящий. Позже мы практически не оставались одни. Я рассчитываю на сегодняшний вечер, чтобы чистосердечно побеседовать с моим спутником перед тем, как вместе приняться за поиски таинственного доктора Равено.
Но я не забываю о двух обстоятельствах: во-первых, авантюра стоила капитану карьеры и жизни его зятю, ему самом} едва удалось унести ноги. Во-вторых, когда дело приняло дурной оборот, он сразу же приказал своей сестре укрыться во французском посольстве. Отсюда следует, что, хотя бы в этой части, мы можем ему поверить.
— Все это совершенно очевидно, — согласился Бернар Кассегрен,— и я прекрасно понимаю, в какой ситуации вы оказались.
— Конечно,— сказал Фредерик.— Если я подчинюсь переданному вами предписанию и вернусь в Париж, то мне грозят санкции, которых будет требовать министерство иностранных дел, стремясь снять с себя ответственность, а Франция на арабской встрече на высшем уровне в Каире окажется в положении обвиняемого.— При этом на его лице появилась грустная улыбка.— Никогда еще,— добавил он,— высшие интересы государства не переплетались с моими личными интересами. У меня есть только один выход, чтобы отмыться самому и спасти репутацию Франции: найти Равено до 15 числа, разоблачить весь заговор и… обезвредить «бомбу» замедленного действия.
На Кассегрена это произвело впечатление.
— Так вот, господин полк… О! простите,— воскликнул он.— Не сердитесь на меня, никак не могу избавиться от привычки. Не стоит и говорить, что я целиком на вашей стороне. Отдавайте приказания, я готов к исполнению.
— Благодарю вас,— искренне сказал Лемуан. — Ваша помощь мне, вероятно, понадобится. Пока мне хватит дорожных чеков, но не исключено, что мне все же придется опереться на тыловое обеспечение — главное средство ведения войны.
— Господин полковник… извините… Фредди,— тепло отозвался владелец гаража,— двери моего дома всегда открыты для вас: к вашим услугам, уверяю вас, вполне сносная кухня и самый широкий кредит. Слава богу, у нас есть кое-какие резервы. А пока я готов предоставить в ваше распоряжение машину. «Фиат-1500». Приличный итальянский автомобиль. Скажете, как он вам…
Было почти 18 часов, когда Фредерик Лемуан проехал перед собором Святой Троицы в замечательной во всех отношениях машине, которую ему предоставил Бернар Кассегрен.
Удалось ли Осману Загари добиться политического убежища в Эфиопии? Ответ на этот вопрос он, возможно, получит, вернувшись в гостиницу. А пока он сделал крюк, чтобы заехать по одному адресу. Предварительно он отыскал на предоставленном Кассегреном плане города точное местоположение филиала специализированного учреждения ООН Всемирной организации здравоохранения. К величайшему удивлению, в справочнике ВОЗ он обнаружил швейцарского подданного доктора Эмиля Равено. Вот только он находился по службе в Пакистане, а умело проведенный опрос ответственных работников африканского департамента ВОЗ убедил Фредерика в том, что врач никогда не бывал в Судане.
Он вернулся в отель «Гион Империаль», размышляя об организаторах невероятной интриги и о версии, предложенной Загари старейшине деревни в провинции Эритрея. Повсюду ловкое смешение правды и лжи. Возникни у Загари идея навести справки о докторе Равено, он нашел бы его имя в ежегоднике ВОЗ и, очевидно, подумал бы, что врач направлен в Хартум… или устроил все так, чтобы его туда послали.
Ухоженные роскошные парки в английском стиле и гармонично вписывающиеся в тропическую растительность лужайки отделяли шикарный отель от столичной суеты.
Фредерик поинтересовался у администратора о господине Османе Загари. Экс-капитан еще не вернулся. Об этом свидетельствовал ключ от номера 434 на четвертом этаже, висевший в отведенной ячейке. Фредерик взял ключ с биркой 432, но он просто неспособен был ждать в номере, не в силах вынести своего бессилия и безделья. Он устроился в баре-мезонине, расположенном на антресолях, откуда открывался восхитительный вид на парк и подъезд к отелю в форме полумесяца, по которому ежеминутно подкатывали все новые автомобили. Он заказал бокал белого чинзано и сегодняшнюю газету в надежде отыскать свежую информацию о положении в Хартуме.
В 19 часов, когда лужайки «Гион Империаль» вспыхнули от лучей заходящего солнца, он решил подождать еще четверть часа, прежде чем направиться в Управление безопасности для наведения справок о Загари.
В 19 часов 10 минут такси вскарабкалось по склону, ведущему к фасаду гостиницы, проехало на повороте мимо припаркованной громоздкой американской машины, остановилось у главного входа. Из такси вышел Осман Загари. Он нагнулся к окну дверцы, чтобы рассчитаться с водителем.
Дальнейшее произошло с калейдоскопической быстротой. Из кустарника выскочили два человека с платками на лицах и бросились на лужайку. Человек в светлом костюме у автомобиля оказался в фокусе перекрестного огня. Разыгравшаяся сцена казалась тем более ирреальной, что в климатизированный и звуконепроницаемый бар-мезонин не проникали уличные шумы.
Осман Загари покачнулся, опустился на колени, подобно завершившему переход верблюду, и рухнул на гравий аллеи, а на его костюме распустились алые цветы.
Тут из зарослей выскочил третий высокого роста человек в фетровой шляпе с полями, закрывающими лицо. Он наклонился над трупом, с невероятной ловкостью ощупал его, перевернул, разочарованно развел руками и в несколько прыжков присоединился к двум виртуозам стрельбы из автомата, уже садившимся в американский автомобиль.
В тот же момент машина рванулась с места и в две секунды скрылась за поворотом аллеи.
Вся трагедия разыгралась менее чем за минуту. В баре-мезонине никто этого даже не заметил, за исключением Фредерика, неотступно следившего за такси, на котором подъехал экс-капитан суданской армии.
Шофер такси, спотыкаясь, вышел из машины. Во время покушения он получил ранение, чем и приковал к себе внимание и заботу сбежавшихся очевидцев. Здесь были портье, молодой посыльный, садовник, оставивший свои цветы, водитель сдающейся внаем машины. Когда через несколько минут полиция прибудет на место происшествия, на блюстителей порядка обрушится не менее четырех противоречащих друг другу версий.
Фредерик пребывал в оцепенении, как громом пораженный неслыханной смелость нападения. Он сознавал собственное бессилие, не будучи в состоянии даже сообщить хоть сколько-то приемлемые приметы убийц. Он даже не мог сказать, были ли автоматчики европейцами или африканцами. Что же касается третьего налетчика, профессионально обыскавшего труп Загари, он был высокого роста, одет по-европейски; в темно-сером костюме, в шляпе с широкими полями — вот и все, что успел заметить полковник.
Француза привела в замешательство молниеносная реакция врага. Загари провел в Аддис-Абебе не более шести часов, более четырех из которых — в полицейских учреждениях. Но этого, однако, оказалось достаточно, чтобы отыскать его и казнить без суда и следствия. Лемуан почувствовал глубокое уныние. Итак, он намеренно последовал за шурином генерала Салах Эддин Мурада, стал его сообщником в убийстве двух суданских офицеров, пошел на непомерный риск, взяв на себя управление вертолетом, чтобы остаться рядом с уцелевшим свидетелем, способным пролить свет на антифранцузский заговор, и в результате оказался в одиночестве, лишенный своего единственного козыря. Отныне Загари никогда больше не заговорит…
Теперь у входа в «Гион Империаль» собралось человек двадцать. Шофера такси уложили на газон. Над ним заботливо склонился человек, встав на одно колено. Группа любопытных, оживленно обсуждающих происшествие, заслоняла поверженное тело Османа Загари.
Новость о драме достигла даже оазиса свежести и тишины в баре-мезонине. Бармен оставил стойку и подошел в сопровождении нескольких клиентов к окну, их носы расплющились об оконное стекло.
Лемуан в оцепенении оставался на своем месте, инстинктивно пытаясь найти объяснение разыгравшейся драме. Могли ли суданцы располагать в Эфиопии достаточно мощной агентурной сетью, чтобы уничтожить человека, едва он спустился с трапа самолета? Или, может быть, еще кто-то был заинтересован в его молчании?
