С одеждой были проблемы. Нужно было сохранять в тайне то, что она жива, поэтому ни о каких бутиках не могло быть и речи – скрывай не скрывай лицо, там ее мигом опознают. Кто-нибудь капнет журналистам, и через час об этом будет знать весь город. Поэтому Игорь накануне повез ее в большой магазин одежды, где никому ни до кого не было дела. Галина поначалу ужасалась тому, что висит на стойках, пока Игорь не сжал больно ее руку и не прошипел, чтобы не выделывалась, а брала, что есть. В душе Галя не могла с ним не согласиться – какая ей в данном случае разница? Лишь бы, как говорится, костюмчик сидел, а сколько там он стоит, для ее завтрашнего появления совершенно не важно. Но отчего-то хотелось капризничать и дуться.
С Игорем отношения у них были не очень. С Вафлей-то они жили душа в душу – распивали по вечерам чаи с печеньем и играли в шахматы. Отец научил ее играть еще в детстве. Игорь приезжал часто и все больше хмурился, на них глядя, шипел и придирался к ней по пустякам. Вафля только посмеивался, его невозможно было вывести из себя. Галина же сжала зубы и решила терпеть до конца.
И вот наступило двадцатое октября. Утром она едва не расплакалась, когда Вафля преподнес ей букет роз.
– У тебя же день рождения, – сказал он, – да еще дата круглая.
– Спасибо тебе, Вафля, дорогой. – Она обняла его и поцеловала куда-то в ухо.
За этим и застал их появившийся в клинике Игорь, чтобы отвезти Галину к Стейницу. И не сумел совладать со своим лицом, так что Галина все поняла. Он просто ревнует ее к Вафле, отсюда его брюзжание и мрачные взгляды.
– Это Мак розы заказал, – простодушно пояснил Вафля.
Галя хотела сказать что-то хорошее, но Игорь заторопился, заворчал, что они опоздают, потому что могут быть пробки, и он ни за что не отвечает.
В машине они молчали, только выходя, она сказала ему:
– Спасибо тебе за все!
– Удачи тебе, – произнес он и отвернулся.
И вот теперь она стояла на пороге кабинета, глядя на всех, кто там находился. Альберт Францевич – как всегда сдержанный и невозмутимый, мать, бледная, накачанная транквилизаторами, плохо воспринимающая все вокруг, и Груздев, ошеломленный ее появлением.
Да… картина называется «Не ждали».
– Этот человек – я, – проговорила она спокойно.
– Как?! – вскрикнул Сергей Михайлович и вскочил со своего места. – Что?! Не может быть!
За спиной Галины показался охранник, и Груздев почти упал в кресло, нервно сжав руки. Стейниц кивнул охраннику, и тот безмолвно скрылся за дверью.
Тут вскочила Елена Павловна.
Метнувшись к дочери, она дотронулась до нее, словно не верила, что перед ней живой человек, и воскликнула срывающимся голосом:
– Ты?! Ты жива?! Но как же… я видела этот ужасный обгорелый труп… я думала, что это ты…
– Ты же видишь, мама, я жива!
– Но где ты была? Куда ты пропала? Почему ты не дала мне знать? Я так страдала, так страдала!
– Извини, мама, я не могла с тобой связаться. Со мной много всего случилось. – Она бросила за спиной матери быстрый взгляд на Груздева. – Я действительно едва не погибла и на какое-то время потеряла память. Потом память ко мне вернулась, и я смогла связаться с Альбертом Францевичем…
– Почему с ним, а не со мной?! – простонала мать.
– Это долго объяснять, мама! – твердо сказала Галина.
– Долго? – Мать повернулась к Сергею Михайловичу, словно ожидала, что он ей все объяснит, но тот сидел с отрешенным и растерянным лицом, глядя прямо перед собой. Удар, который ему нанесли, был слишком силен.
– Ну что ж, – нарушил молчание Альберт Францевич. – Галина Леонидовна, прошу вас, садитесь. Теперь, когда все заинтересованные лица собрались, мы можем приступить к оглашению документа… Сергей Михайлович, вам нехорошо?
Груздев действительно выглядел так, как будто только что увидел привидение. Впрочем, в каком-то смысле так оно и было.
– Нет, все в порядке… – проговорил он невнятно. – Конечно, давайте начинать…
– Я, как доверенное лицо, – начал Стейниц, – уполномоченное господином Басмановым, приступаю к оглашению составленного им приложения к завещанию. Удостоверяю, что конверт с документами не поврежден, печати на нем целы…
С этими словами Альберт Францевич продемонстрировал присутствующим конверт с сургучными печатями, взял со стола нож для разрезания бумаг и аккуратно вскрыл конверт.
На стол выпал лист гербовой бумаги и еще один конверт – небольшой и тонкий.
– Разрешите огласить этот документ, – торжественно произнес адвокат.
Груздев издал какой-то звук, Стейниц бросил на него быстрый взгляд и продолжил:
– «Я, Басманов Леонид Петрович, гражданин Российской Федерации, такого-то года рождения, проживающий там-то, находясь в здравом уме и твердой памяти, настоящим документом удостоверяю свою последнюю и окончательную волю, которая должна быть объявлена в день, когда моей дочери Галине исполнится двадцать пять лет.
Моя воля заключается в том, чтобы из имеющихся у меня финансовых средств выплатить моей жене Елене Павловне Басмановой такую-то сумму на содержание, – адвокат назвал внушительную, но не чрезмерную сумму, – а также оставить в ее распоряжении принадлежащую нам городскую квартиру по такому-то адресу. Кроме того, я распоряжаюсь выплатить следующим людям и организациям определенные этим документом суммы». – Дальше перечислялись несколько старых сотрудников и две-три благотворительные организации.
После этого перечня адвокат сделал паузу, перевел дыхание и продолжил:
– «Все денежные средства, материальные и нематериальные активы и объекты недвижимости, оставшиеся после перечисленных выплат, я оставляю своей дочери Галине Леонидовне Басмановой. В том числе я оставляю ей принадлежащий мне контрольный пакет акций банка «Норд-вест» с правом решающего голоса в совете директоров».
При этих словах Сергей Михайлович снова издал какой-то странный придушенный звук.
– В чем дело, Сергей Михайлович? – Адвокат взглянул на Груздева. – Вам нехорошо? Может быть, воды?
– Мне хорошо… – отмахнулся тот. – Мне просто прекрасно… продолжайте, прошу вас!
– А я, собственно, уже закончил, – благожелательно проговорил Альберт Францевич. – Документ оглашен законным порядком и вступает в силу с сегодняшнего дня.
– Если я правильно поняла, – подала голос Галина, – теперь я – законный владелец банка?
– Да, вы все правильно поняли, Галина Леонидовна, – подтвердил адвокат.
– Тогда, как владелец банка, – Галина повернулась к Сергею Михайловичу, – как новый владелец банка, я прошу вас назначить на завтра заседание совета директоров. И еще – я намерена немедленно провести аудиторскую проверку деятельности банка за последние три месяца. За время, прошедшее со смерти моего отца…
Груздев снова издал придушенный звук, но затем справился с собой и глухо проговорил:
– Хорошо, Галина Леонидовна… я соберу совет директоров и приглашу аудиторов…
– Нет, Сергей Михайлович, я намерена провести независимый аудит, подчеркиваю – независимый, и я уже нашла для этой цели надежную фирму…
– Вы? – испуганно вскрикнул Груздев. – Но как вы ее нашли? Вы ведь в этом… извините…
Он замолчал, Галина усмехнулась и произнесла:
– Вы хотели сказать, что я в этом не разбираюсь? Но вы, кажется, забыли, что я училась в Высшей финансовой школе, прослушала там соответствующий курс и прошла практику в одном из ведущих банков Швейцарии. Кроме того, знающие люди помогли мне найти подходящих аудиторов. – При этих словах она бросила быстрый взгляд на Альберта Францевича.
Груздев охнул, прикрыл глаза и вжался спиной в кресло. У него больше не было слов.
– Постойте, – заговорила вдруг Елена. – А как же я?
Галина с удивлением заметила, что мать смотрит теперь совсем не отрешенно, глаза ее блестят, лицо пылает.
Елена повернулась к Груздеву:
– Сергей, ты говорил мне, что я не должна беспокоиться о будущем… но теперь… теперь я осталась нищей! Я осталась бездомной! Меня вышвырнули на улицу!
– Да замолчи ты! – раздраженно отмахнулся от нее Груздев. – Тебе не на что жаловаться… Твой муж все же позаботился о тебе, оставил тебе содержание и квартиру…
– Содержание?! Квартиру?! – взвизгнула Елена. – Да это содержание немногим больше пенсии по старости…
– Всего лишь раз в двадцать больше! – язвительно процедил Сергей Михайлович и отвернулся.
– А квартира… квартира… она… она всего лишь трехкомнатная! Как в ней можно жить?
– Мама, но тебе и не придется, – усталым голосом проговорила Галина. – Ты можешь спокойно жить, как жила, в нашем доме…
– Да?! И чувствовать себя приживалкой?
– Да что ты такое говоришь! И вообще, сейчас не время это обсуждать!
– Я знаю, что я говорю! – Лицо Елены покрылось красными пятнами, она ткнула пальцем в дочь: – Я знаю, это ты! Это твои интриги! Это ты подговорила Леонида… это ты наговорила ему на меня… на нас с Сергеем Михайловичем…
