Ознакомительная версия.
Или он добрый и злой одновременно, как Марта Дженнингс. Ты помнишь ее, Карцо? Безобразную и очень ласковую толстую женщину, которой твоя мама иногда поручала присматривать за тобой, когда ты был маленьким. Она пахла мимозой и мусором из мешка, который был оставлен под жарким солнцем. Запах мимозы был слабым, а запах мусора сильным. Хочешь знать, почему от нее исходили два настолько противоположных запаха?
– Замолчи!
– Она взяла в свой дом двоих приемных детей – умственно отсталых малышей, которые никому не были нужны. Отсюда запах мимозы. А мусором мамаша Дженнингс пахла потому, что, когда ее муж вечером возвращался домой, воняя спиртным, мамаша Дженнингс включала телевизор на максимальную громкость, чтобы не слышать, что муж делал с младшей приемной дочкой в дальней комнате.
– Ты когда-нибудь заткнешься?
Молчание. Потом Калеб снова начинает говорить:
– А Рон Келберт? Ты помнишь этого старого подонка? Конечно нет. Ты не можешь о нем помнить: тебе было всего восемь лет. А все-таки? Он был высокий и худой, в круглых очках и с длинными волосами. Ты случайно коснулся его в очереди в кино, когда он проходил мимо тебя и твоего отца, чтобы купить несколько билетов на свободные места. Он вонял аммиаком так, что ты едва не лишился чувств. Так пахнут убийцы детей. За два года он изнасиловал и зарыл в землю живыми четырнадцать малышей.
Карцо закрывает глаза и вспоминает тот день. Когда он дотронулся до руки Рона Келберта и запах этого человека проник в его носовые пазухи, он так побледнел, что отец вывел его из очереди и заставил сесть на скамью.
– Да, теперь ты вспомнил. Проклятый Рон Келберт! В тот день он тоже почувствовал, что ты что-то заметил. И пристально смотрел на тебя, пока твой папа занимался тобой. У него даже возникла мысль сделать тебя своей пятнадцатой жертвой, но он передумал, когда увидел, что ты забираешься в пикап своего отца, чтобы ехать домой. Ты смотрел на него через окно, пока машина отъезжала. Ты это помнишь?
Да, Карцо это помнил. Он смотрел на Келберта. А убийца смотрел на него и махал ему рукой.
– Хочешь знать, почему в тот вечер он решил не убивать тебя?
– Нет!
– А все-таки я тебе это скажу. Он не убил тебя потому, что в очереди, как раз перед тобой и твоим отцом, стояла девочка по имени Мелисса. Белокурая девочка с косами, совершенно во вкусе Келберта. Вот почему, проходя мимо вас, он подошел ближе: он хотел вдохнуть запах волос Мелиссы. Потом он дождался, пока в зале погаснет свет, и усыпил Мелиссу и ее мать хлороформом. Хочешь узнать, сколько еще детей он убил до того, как был арестован? Жаль, что ты ничего не сказал в тот вечер.
– Никто бы мне не поверил.
– Это верно.
Снова молчание.
– А еще был Барни.
– Кто?
– Барни Клифорд, твой друг детства, у которого ты просиживал все вечера, субботы и воскресенья. Вы любили друг друга, как братья. Вы вместе буянили и делились друг с другом всем, что имели. У вас все было общее – и радости, и горести. Девочки тоже…
И не только девочки. Или я ошибаюсь, святой отец?
– Замолчи!
Калеб присвистнул.
– Ради всех демонов ада скажи, Карцо, ты был влюблен в Клифорда? Вот так новость! И как далеко зашли ваши отношения?
– Заткнись!
– Извини, что коснулся тяжелого воспоминания. Так ты стал священником из-за этого, верно?
– Барни погиб в автомобильной катастрофе, когда ему было двадцать лет. Да, я был влюблен в него. После этого я поступил в семинарию.
– Его убил я. Это было необходимо. Кстати, он сейчас здесь, с нами. Хочешь поговорить с ним?
– Иди ты на хрен! – отвечает отец Карцо и сжимает кулаки, услышав из неподвижных губ Зверя голос своего друга:
– Привет, дружище! Все путем?
– Хватит, Калеб! Не заставляй меня зря терять время. Ты отлично знаешь, что это не Барни.
Калеб вздыхает.
– О’кей, вернемся к нашему разговору. Итак, ты поступил в семинарию и стал священником. Потом ты научился распознавать запахи и стал экзорцистом в Конгрегации Чудес – лучшим из всех. Ни один демон не может тебе сопротивляться, кроме меня. Да и я… не совсем могу. Помнишь нашу последнюю встречу в Абиджане? Ты задал мне тяжелую работу, ты даже едва не победил меня. Именно тогда я понял, что ты готов. И поэтому я создал случаи одержимости, гораздо точнее нацеленные на то, чтобы привлечь тебя на Амазонку.
– А как же Манаус?
– Что «Манаус»?
– Я запер тебя в трупе отца Джакомино. Как ты сумел оттуда выбраться?
– Дождался, пока Джакомино умер, и отпустил его душу, чтобы она предстала перед тем, другим.
– Кем другим?
– Перед тем спесивым стариком, который столько веков насмехается над вами.
– То есть Богом?
– Да. Я не имею права произносить его имя.
– И что было дальше?
– У твоего Джакомино душа, видимо, была чернее, чем угольная жила.
– Он был осужден?
– Осужден бесповоротно. Это лишило силы твой обряд, снявший с него проклятие. Поэтому я смог освободиться из его трупа.
– Ты хочешь сказать, что Бог не отпускает людям грехи, которые священники прощают им на земле?
– Как ты наивен, Карцо! Меня это удивляет. Старик ненавидит вас, а вы этого даже не замечаете. Посылая на землю Своего Сына, Он имел план для людей. Но Он проиграл. С тех пор Он интересуется вами не больше, чем океан каплями воды, из которых состоит. Хочешь, я скажу тебе, что происходит после смерти?
– Скажи.
– После смерти это начинается снова.
– Что начинается?
– Мертвые здесь, вокруг вас. Они все рядом с вами. Они живут, не видя вас. Они не помнят вас. Они живут другой жизнью, и это все. Это и есть проклятие – не умирать, а вечно начинать жить снова. Ты хочешь поговорить со своей мамой? В своей новой жизни она – умственно отсталая девочка, маленькая приемная дочь Марты Дженнингс.
– Пошел ты на хрен, Калеб!
190
Поезд мчится сквозь ночь. Его швыряет из стороны в сторону. Раздается скрежет.
– Итак, Карцо, как специалист по изгнанию духов из людей будет изгонять духа из себя самого?
– Я приветствую Вас, благодатная Мария, Господь с Вами…
– И проклят плод чрева Вашего Янус. Перестань, Карцо, это смешно!
Калеб заливается смехом.
– Ты всерьез думаешь, что сумеешь прогнать меня словами?
– Верую в единого Бога Отца всемогущего…
– Я верю в вечную Бездну, основу всех вещей и всех невещей, единственную создательницу миров видимых и невидимых.
– Отче наш, иже еси на небеси…
– Бог в Аду, Карцо. Он управляет демонами, Он управляет проклятыми душами, Он управляет призраками, которые блуждают во тьме.
Силы покидают отца Карцо, его совесть словно растворяется. Он знает: если он сейчас прекратит борьбу, он проиграет. Именно этого и хочет Калеб – чтобы Карцо сдался. Тогда Калеб сможет навсегда захватить контроль над его душой. Бессмертный дух поселится в мертвом теле. В трупе, который Калеб оставит на пустыре или на дне колодца, когда ему станет не нужен облик Карцо. Священник перечитывает в уме страницы с текстом обряда Сумерек, которые он листал в склепе манаусского собора. Только этот обряд может подействовать на такого могущественного духа, как Калеб.
– Тебе не будет от этого никакой пользы, Карцо.
Священник вздрагивает: Вор Душ читает его мысли. Нет, Калеб думает одновременно с ним.
– Хочешь, я скажу тебе почему?
– Нет.
– Потому что твоя вера мертва, Карцо.
– Ты лжешь.
– Она умерла, когда ты любовался фресками в ацтекском храме. Она умерла в тот момент, когда ты встал на колени передо мной и поклонился имени Сатаны. Она умерла, когда ты покинул Марию во тьме.
– Мария…
– Смирись, тут ты ничего не можешь сделать.
Нет, он еще может что-то. По крайней мере, он может попытаться. Он закрывает глаза и сосредоточивается изо всех сил. Калеб вздрагивает от неожиданности и удивления:
– Что это ты делаешь, Карцо?
Священник шарит во мраке, который наполняет ум Калеба. И замечает вдали маленький огонек. Это пламя свечи, которое дрожит в темноте. Чем сильнее он сосредоточивается, тем крупнее становится этот язычок огня. Он освещает стены ниши, которая отгорожена от внешнего мира стеной. Внутри ниши – Мария. Она снова закрыла глаза, лицо кажется спящим. Ее слезы блестят в свете свечи.
191
Трещит воск. Свеча теперь горит так слабо, что ее пламя стало всего лишь оранжевой точкой в темноте. Мария слышит голос матери Изольды. Уже много часов старая монахиня просит Бога избавить ее от страданий. Но матери Изольде не удается умереть.
Старая монахиня засыпает, но вдруг слышит шаги на лестнице. Она прислушивается. Это голос сестры Брагансы, она зовет свою настоятельницу. Башмаки мертвой шуршат по камням: Браганса спускается по ступеням. Она принюхивается к воздуху. Она останавливается у подножия лестницы. Она больше не плачет. Тишина. Мария задыхается. Оранжевый свет погас. Темнота смыкается вокруг монахини, которая бесшумно всхлипывает.
Ознакомительная версия.
