Кристиан пристально посмотрел на меня.
— А когда я вернусь домой с семейством Лунде, ты встретишь нас в холле и скажешь: «Прошу вас! Вот клад… я его нашел. Вы все разбогатели, эни-бени-рец — вот и сказочке конец»?
Я вдруг сразу протрезвел. Во всяком случае, мне показалось, что я протрезвел.
— Нет, — сказал я. — Этого я не сделаю. Иначе нам никогда не найти убийцу. Я сделаю совсем другое. Но теперь моя очередь держать мои секреты при себе. Главное — это увидеть их реакцию и понять связь между кладом прабабки Лунде и двумя покушениями…
— Так когда ты выздоровеешь, Кристиан? Когда Люси сможет вернуться домой?
Кристиан покосился на Карла-Юргена.
— Пожалуй, я не вижу другого выхода, как предоставить Мартину свободу действий… стало быть… через два дня ты сможешь отпраздновать свое выздоровление, Кристиан.
— Если твой эксперимент удастся, тем лучше… Но меня это не радует, — сказал Кристиан.
— Почему, Кристиан?
— Потому что всегда страшно видеть, как человек сбрасывает маску и перестает быть человеком.
На другой день с утра мне пришлось опохмелиться пивом, иначе я не мог бы заниматься с Викторией.
Урок я вел довольно бездарно, но все-таки с грехом пополам довел его до конца.
Потом я вернулся к себе в комнату, встал у окна и, глядя на городской пейзаж., освещенный тусклым мартовским светом, задумался. Вчерашняя оптимистическая уверенность, навеянная виски, уже покинула меня. Не то чтобы я передумал, но я понятия не имел, как подступиться к злосчастному чердаку.
Два поколения семьи Лунде рылись на чердаке каждую свободную минуту — стало быть, сомнений нет: клад запрятан на совесть.
А что, если он припрятан как-то по-особому и этот особый способ связан с особым устройством чердака?
Не лучше ли посоветоваться с архитектором?
Я вдруг подумал, что, наверное, единственная, действительно умная мысль из всех, что приходили мне в голову за последние сутки, это именно мысль об архитекторе, и осенила она меня, когда я стал трезв как стеклышко. Что может быть проще: конечно, надо посоветоваться с архитектором.
Но знакомых архитекторов у меня не было.
И вдруг я вспомнил одного — Корнелиус… Корнелиус… Как же его фамилия? Фамилию я никак не мог вспомнить. Дело-то ведь было давнее. Помню, он плохо успевал по-норвежски. Но зато рисовал афиши для праздников, а на переменах—карикатуры на учителей. Помню, как я однажды скрепя сердце потребовал, чтобы он стер с доски карикатуру на меня самого.
Несколько лет спустя я прочел, что он получил первую премию на каком-то архитектурном конкурсе и служит в Государственном управлении строительства и недвижимости. Государственное управление строительства и недвижимости… Бедняга! До чего же унылое, бюрократическое название!
Я поставил машину на Вергеланнсвайен против дома номер один и вошел в подъезд.
В первом этаже на стене висела таблица с длинным списком имен и должностей. Мне пришлось обратиться к девице в окошечке.
— Я не могу разобраться в этом списке, — сказал я. — Объясните мне, пожалуйста, где мне найти тех, кто чертит?
Девушка оторвалась от книги. Это была блондинка с голубыми глазами и приветливым выражением лица.
— Здесь теперь никто не чертит. Но, если вам нужен архитектор, они все находятся на третьем и на шестом этажах. На третьем этаже — больницы, тюрьмы и посольства. На шестом — университеты и прочие учебные заведения.
Она пыталась говорить как исконная жительница Осло, но в ее говоре отчетливо ощущался бевердалский диалект. Девушка снова уткнулась в книгу.
Я поднялся на третий этаж и стал искать в длинном списке имен моего бывшего ученика Корнелиуса. Но такого имени в списке не оказалось. Как видно, Корнелиус не имел никакого отношения к больницам, тюрьмам и посольствам. Я поднялся на шестой этаж. И снова изучил список имен. Были в нем архитекторы и главные архитекторы, и даже один начальник отдела. Но ни одного из них не звали Корнелиусом.
Ну что ж, раз я здесь, поговорю с кем-нибудь другим.
Я остановил свой выбор на начальнике отдела, все равно, если я начну с рядового архитектора, он скорее всего пошлет меня к старшему, а тот перебросит меня к начальнику отдела. На это уйдет уйма времени. А я спешу.
— Можно поговорить с начальником отдела? — спросил я у молоденькой особы, сидевшей за стеклянной перегородкой.
— Пожалуйста, дверь за вашей спиной.
Я предполагал, что мне придется пробиваться через несколько приемных с энергичными секретаршами. Но я ошибся. Я сразу очутился в кабинете начальника отдела. «Университеты и прочие учебные заведения» — работенка, не соскучишься.
Он сидел за огромным письменным столом, и вид у него был самый будничный. Ни белого художнического балахона, ни художественного беспорядка. Даже галстук был завязан как полагается.
— Мартин Бакке, — представился я. — Доцент Мартин Бакке. Я хотел бы побеспокоить вас по личному вопросу.
— Прошу вас. Садитесь, пожалуйста.
Кабинет был большой и на удивление старомодный. Темные панели красного дерева с плинтусом из вест-индского кедра. Большой круглый стол для совещаний, письменный стол, множество книжных полок, на стенах картинки с изображением старых локомотивов и автомобилей. Гм, гм!
Окна кабинета выходили прямо на Королевский замок. Глядя на его спокойные чистые линии, я вспомнил громоздкий зловещий дом полковника Лунде.
Начальник отдела перехватил мой взгляд.
— Классицизм, — сказал он. — Строительство закончено в 1848 году по эскизам кандидата юридических наук Ханса Дитлева Францискуса фон Линстова.
Я не знал, с чего начать. Я внимательно пригляделся к начальнику отдела. Ему, наверное, было под пятьдесят. Он снова поразил меня своей обыденностью.
— Речь идет о старом чердаке… — начал я.
— К сожалению, при всем моем желании я не могу брать частные заказы. Добавлю — к большому моему сожалению, ибо старые чердаки необычайно меня занимают. Их архитектура на редкость интересна.
У меня не было сомнений: я напал на того, кого искал.
— Знакомы ли вам старые постройки Холменколлосена? — спросил я.
Его глаза за стеклами очков блеснули.
— Еще бы! Это очень интересные сооружения. Построены они в конце прошлого века. Норвежский романтизм в сочетании со швейцарским стилем.
Он обернулся и наугад снял с книжной полки брошюру.
— Я могу одолжить вам номер журнала «Санкт-Халлвард». В нем как раз напечатана статья об этих постройках.
Я почувствовал, что пора приоткрыть карты.
— Я ищу клад, спрятанный на чердаке, — объяснил я. — Не я первый занялся поисками. Два поколения обыскивали этот чердак.
— А что там должно быть?
— Не знаю.
— И на чердаке полным-полно всяких сундуков, полок, старой одежды, разрозненной посуды и манекенов?
— Совершенно верно, — признал я.
Архитектор вздохнул.
— Хотел бы я взглянуть на этот чердак… — сказал он.
— Он в точности такой, как вы его описали, — сказал я. — Но мы… то есть я… мы не можем найти то, что ищем. А я решил во что бы то ни стало это найти. Как я уже сказал, мы все обшарили. Наверно, клад, который мы ищем, сравнительно небольшого размера.
— Какого именно?
— Не знаю.
— Примерно величиной с небольшую железную шкатулку или старинную шкатулку для рукоделия?
У него была на редкость живая фантазия.
— Наверно, да.
Архитектор выпрямился на стуле, взял карандаш Он начал делать набросок.
Он рисовал его в перевернутом виде, так, чтобы мне, сидевшему напротив, было удобней смотреть — сам же он видел его вверх ногами.
— …половицы идут вот так. В те времена доски настилали очень широкие. Но потолок над самыми крайними досками был так низок, что их даже нельзя было прибить гвоздями. Их просто пригоняли заподлицо — вот так…
Я затаил дыхание. Он поглядел на свой рисунок.
— Если бы уж я стал прятать что-нибудь на таком чердаке, я выбрал бы место для тайника между двумя стропилами — я имею в виду вот эти косые балки — в узком пространстве под одной из неприбитых досок пола. Наверняка в этот низкий чердачный угол задвинуты всякие ящики и сундуки. Отодвиньте их. Но я полагаю, что крайние половицы с годами осели и намертво приросли к своему месту. Поэтому лучше всего запастись гвоздодером.
— Чем-чем?
Он посмотрел на меня с удивлением, потом улыбнулся.
— Ах да, конечно. Откуда вам знать наш профессиональный жаргон. Пойду-ка спрошу, не найдется ли у наших ребят гвоздодера, чтобы дать вам на время…
Начальник отдела исчез. Пошел узнать, не найдется ли у его ребят для меня гвоздодера. Я начал пересматривать свое отношение к бюрократам. А может, этот просто был счастливым исключением? К тому же он архитектор, А архитекторам, не в пример другим бюрократам, не приходится заниматься крючкотворством.
