После этого Майло замолчал. В зале, где все сидели неподвижно, стояла мертвая тишина. Зрители, все как один, повернулись лицом к свидетелю, не скрывая охватившего их ужаса и открыто выражая ему сочувствие.
Селина Херрис походила теперь на призрак – она как будто стала тоньше, сразу погрузившись в безмерную печаль, а на лице у нее больше не оставалось и следа прежней дерзкой заносчивости.
– Когда я пришел в себя, – продолжил повествование Рэйвенсбрук, – и убедился, что мне больше ничто не угрожает, я наклонился к Кейлебу и попытался нащупать у него пульс. Из его раны обильно текла кровь, и я опасался, что его уже не удастся спасти. Потом, повернувшись к двери, я принялся стучать, вызывая охранников. Один из них открыл камеру и выпустил меня. Остальное вам, очевидно, уже известно.
– Вы правы, милорд, – согласился коронер. – Мне больше незачем вас беспокоить. Позвольте принести вам и вашим близким мои глубочайшие соболезнования в связи с постигшей вас двойной утратой.
– Благодарю вас. – Свидетель повернулся, собираясь уйти.
Гуд тут же поднялся на ноги.
Дознаватель жестом предложил Рэйвенсбруку задержаться, и тот посмотрел на адвоката так, словно увидел врага на поле боя.
– Если вы считаете это необходимым, – неохотно согласился коронер, кивая Эбенезеру.
– Благодарю вас, сэр. – Обернувшись к Майло, Гуд любезно улыбнулся, обнажив при этом все зубы. – Выслушав ваш рассказ, милорд, и зная о нанесенных вам весьма тяжелых ранах… – заговорил он и вдруг сменил тему: – Кстати, вы, надеюсь, уже начали поправляться?
– Да, спасибо, – коротко бросил Рэйвенсбрук.
– Весьма рад. – Эбенезер чуть склонил голову. – Так вот, судя по вашим показаниям, милорд, вы позвали на помощь лишь некоторое время спустя после начала вашей схватки с Кейлебом. Почему вы не закричали сразу? Ведь вы наверняка догадались, что вам угрожает серьезная опасность.
Майло устремил на адвоката пристальный взгляд, и лицо его побледнело еще больше.
– Конечно, я сразу догадался об этом, – ответил он, стиснув зубы столь крепко, что даже Рэтбоун со своего места разглядел обозначившиеся у него на лице мышцы.
– И вы тем не менее не стали звать на помощь, – упорно интересовался Гуд. – Почему?
Лорд теперь смотрел на него с явной ненавистью.
– Я сомневаюсь, что вы это поймете, сэр, иначе не стали бы задавать подобный вопрос, – заговорил он холодно. – Несмотря на все прегрешения, неблагодарность и даже предательство, Кейлеб Стоун оставался для меня сыном. Я надеялся, что сумею как-нибудь уладить все без вмешательства представителей власти. То, что это закончилось именно так, стало для меня величайшей трагедией. Я бы постарался скрывать нанесенные мне раны до тех пор, пока не вышел бы из здания суда. Кейлеб же до конца схватки оставался целым и невредимым.
– Я понимаю, – бесстрастно ответил Эбенезер.
После этого он принялся задавать свидетелю самые разнообразные вопросы, выясняя мельчайшие подробности, а вслед за ним то же самое проделал и Рэтбоун, убедившись, что ему больше нечего рассчитывать на симпатии публики, и истощив запас терпения коронера до опасного предела. Часы показывали уже четверть третьего, когда Оливер наконец прекратил допрос, после чего дознаватель вызвал в качестве свидетеля его самого. Чтобы выслушать показания Рэтбоуна, ему понадобилось всего двенадцать минут.
Гуд, как ни ломал голову, не сумел придумать, о чем еще спросить у коллеги.
В двадцать девять минут пятого коронер вызвал Уильяма Монка, однако тот до сих пор не появился. Оливер потребовал, чтобы сыщика нашли и доставили в зал суда. Однако дознаватель заявил, что поскольку Рэтбоун в интересующее его время находился рядом с Монком, тот своими показаниями все равно не сумел бы добавить ничего существенного.
Эбенезер тоже поднялся, чтобы заявить протест, но и он получил отказ.
Вслед за этим коронер объявил, что дознание возобновится на следующий день.
Рэтбоун и Гуд вышли из здания суда вдвоем, охваченные глубокой тревогой. От Уильяма по-прежнему не поступало никаких известий.
* * *
На следующее утро первой в качестве свидетеля выступала Эстер Лэттерли.
– Мисс Лэттерли. – Коронер посмотрел на нее с благосклонной улыбкой. – Прошу вас, не надо нервничать. Просто постарайтесь отвечать на вопросы как можно более ясно. Если ответ вам неизвестен, скажите об этом без обиняков.
– Да, сэр. – Кивнув, девушка тоже невинно улыбнулась.
– Вы выходили из здания суда после судебного заседания, когда охранник Бейли сообщил вам, что в здании находится раненый, которому необходимо оказать медицинскую помощь, – это так? – Коронер явно не собирался позволить свидетельнице распространяться, пересказывая всю историю целиком собственными словами, заранее решив передать ее содержание в предельно сжатом виде.
Рэтбоун потихоньку выругался.
– Если Монк не появится через час, все будет кончено, – заявил Гуд. – Где его черти носят?! Сегодня есть утренний поезд из Чилверли? Может, мне следует поискать его?
Оливер в отчаянии огляделся по сторонам.
– Я отправлю за ним секретаря, – ответил он своему коллеге.
– Мистер Рэтбоун? – нахмурившись, сделал замечание коронер.
– Прошу прощения, – угрюмо извинился тот.
Дознаватель снова обернулся к Эстер:
– Мисс Лэттерли?
– Да? – отозвалась медсестра.
– Будьте добры, отвечайте на вопрос.
– Извините, сэр. О чем вы спрашивали?
Очень медленно коронер повторил только что заданный им вопрос.
– Да, сэр, – ответила девушка. – Я присутствовала на суде вместе с леди Рэйвенсбрук.
После этого она подробно рассказала обо всем: о том, как выходила из зала, как ее нашел Бейли, как Энид отреагировала на услышанное и как заволновалась она сама, что она сказала кучеру и по какой причине, как еще она могла поступить и почему этого было нельзя делать… Не забыла свидетельница и сообщить, что Энид не сомневалась в том, что с ней ничего не случится и что она спокойно доедет до дома одна. Потом мисс Лэттерли во всех подробностях описала, как они с Бейли прошли через несколько залов для судебных заседаний и как она, наконец, добралась до камер для подсудимых. Неоднократные попытки коронера остановить этот безудержный поток слов ни к чему не приводили: свидетельница как будто перестала его замечать.
Исподволь поглядывая в сторону Гуда, Рэтбоун заметил, что его лицо с каждой минутой принимает все более удивленное, если не сказать ошеломленное, выражение.
– Да, – мрачно проговорил дознаватель. – Благодарю вас. Что вы увидели, когда оказались рядом с камерами, мисс Лэттерли? Пожалуйста, постарайтесь ограничиться лишь существенными подробностями.
– Как вы сказали? – переспросила девушка.
– Постарайтесь говорить о том, что действительно важно, мисс Лэттерли!
– О чем, сэр?
– О том, что является важным, мисс Лэттерли! – объяснил коронер очень громким голосом.
– Важным в каком смысле, сэр?
На этот раз дознавателю пришлось сделать над собой немалое усилие, чтобы сдержаться.
– В смысле обстоятельств гибели Кейлеба Стоуна, мадам, – процедил он сквозь зубы.
– Боюсь, я не знаю, что в этом смысле является важным, – ответила Эстер, сохраняя на лице абсолютно бесстрастное выражение. – Я бы сказала, на основе собственных наблюдений, что он испытывал просто неимоверную ненависть в отношении человека, некогда являвшегося его опекуном – я имею в виду лорда Рэйвенсбрука, – что он был готов любой ценой, не побоявшись даже окончить жизнь на виселице… Это, конечно, ужасная смерть, я вам скажу… Нанести ему серьезные раны или даже убить его. Извините. У меня получилась очень сложная фраза. Может, мне следует сказать все по-другому…
– Нет! – Голос коронера сорвался на крик, а потом он тяжело вздохнул. – В этом нет необходимости, мисс Лэттерли. Я вполне разобрался в том, что вы имели в виду, даже если для меня остались неясны причины, заставившие вас сделать подобное заявление.
Медсестра тут же пустилась в рассуждения насчет причин, натолкнувших ее на только что высказанные умозаключения, по-прежнему не обращая внимания на коронера, делавшего отчаянные попытки заставить ее замолчать. Зрителям показалось, что она была туговатой на ухо, а то и вовсе почти глухой. Эстер подробно описала, в каком состоянии находился лорд Рэйвенсбрук в момент ее прихода, вдаваясь в каждую мелочь с поистине медицинской обстоятельностью и с видом знатока, подкрепляя свои слова примерами из почерпнутого ею во время Крымской войны опыта, когда ей не раз приходилось оказывать помощь находящимся в шоке солдатам. Потом она приступила к описанию нанесенных Майло ран, принялась объяснять, как они выглядели, как она их обрабатывала, как ей пришлось воспользоваться сорочкой Рэтбоуна и почему для этой цели не годились рубашки конвойных. При этом девушка не забыла принести Оливеру извинения за нанесенный ущерб и выразить надежду, что Рэйвенсбрук возместит ему эту потерю. Покончив с этой темой, она, не переводя дыхания, принялась рассказывать о том, как лорд воспринял ее лечение. К половине первого мисс Лэттерли еще не добралась до того момента, когда она открыла дверь камеры и увидела тело Кейлеба Стоуна.