– Видит бог, мне как раз она-то довольно часто и приходила, – пробормотал Мартин.
– Мистер Лэм, я выдвигаю гипотезы ради того, чтобы поразвлечься, ну и чтобы скрыть тревогу. Полагаю, мы можем быть уверены, что Семеро с Голгофы расправились с последней своей жертвой.
В этом выказывании доктор Эшвин был прав примерно наполовину.
На протяжении четырех дней, последовавших за этой встречей в понедельник вечером, никаких событий не произошло. Мартину нанес еще один визит сержант Каттинг, понравился он ему на этот раз больше, чем прежде, ответил на множество вопросов, особенно касающихся возможной связи между Полом Ленноксом и доктором Шеделем – сержант явно начал несколько серьезнее воспринимать Семерых с Голгофы. Мартин был на двух занятиях по санскриту, более или менее успешно справившись под конец с чтением эпизода «Нала»; однако же его общение на этих занятиях с доктором Эшвином свелось всего-навсего к разговорам о таких предметах, как соотносительный вклад Райдера Хаггарда и Эндрю Лэнга в работу над совместно написанным ими романом «Мечта мира» или удивительные успехи не по возрасту развитой Элизабет. «В школе она объясняет соученикам, что такое санскрит, – писала ее мать. – Я сама слышала, как она говорит одной девочке: «произносится нана нана нана» – и это язык!».
– Я тоже иногда пишу письма, – заметил доктор Эшвин, складывая записку, отрывок из которой только что зачитал. – Вас может весьма заинтересовать ответ, который я ожидаю из библиотеки Чикагского университета.
После окончания занятий в среду Мартин подошел к доктору Лешину.
– Я слышал от мисс Грисуолд, что миссис Лешина заболела. Надеюсь, ничего серьезного?
– Нет, нет, мистер Лэм, благодарю вас, просто неважно себя почувствовала. Разнервничалась после всей этой истории с мистером Ленноксом, но это так понятно. Сейчас она в доме отдыха в графстве Мэрин.
– Передайте ей, пожалуйста, мои соболезнования, – смущенно сказал Мартин и долго еще проклинал себя за то, что сморозил такую глупость.
В пятницу утром Лупе Санчес получила сообщение, что отцу ее – генералу – гораздо хуже, и она засобиралась на субботу в Лос-Анджелес.
В пятницу вечером Мартин и Мона пошли посмотреть фильм, номинированный на Оскар. Продолжался он сто десять минут и, несмотря на участие трех звезд, обоим показался невыносимо скучным (коротко говоря, премия у режиссера в кармане).
– Да нет, спасибо, не стоит, – покачала головой Мона в ответ на предложение Мартина освежиться где-нибудь в баре. – После такого фильма лучше всего освежиться на воздухе. Пошли погуляем.
Они неспешно зашагали вверх по Банкрофт-стрит, миновали Международный дом, вышли на Панорамик-вэй, и все это время Мартин превозносил мексиканские фильмы, столь высокомерно третируемые американскими критиками, которые явно предпочитают совершенную чушь вроде той, что они только что посмотрели. В момент, когда они проходили мимо дома Синтии, лекция, которую Мона слушала с похвальным терпением, была прервана появлением Алекса Брюса.
– Привет, – окликнул он их. – Идете гулять в такую безлунную ночь?
– Луна не всегда так уж необходима, – негромко проговорила Мона.
– Наверное, да. А иногда так и просто мешает. Мы только что поговорили с Синтией, – добавил он, обращаясь к Мартину.
– И?..
– Полагаю, историю можно считать законченной. Мы нынче вроде как назвали вещи своими именами. Выпили по паре стаканчиков, это сняло напряжение, и сказали друг другу все, что давно хотели сказать. Так что, Мартин, если у тебя шевелились какие-нибудь идеи насчет того, что, женившись на деньгах Вудов, я сыграю роль Мецената при молодых честолюбивых авторах, то об этом можно забыть.
– Очень жаль, Алекс. Но, наверное, вы с Синтией из тех, кто просто не подходит друг другу.
– Возможно, – пожал плечами Алекс. – Однако это еще не повод, чтобы занимать кого-то своими проблемами. «А те, кто вламывается в дверь, свиданье чье-то нарушая…»[71], ну, в общем, дальше ты помнишь. Я тоже хочу прогуляться, мозги проветрить, но вам свою компанию навязывать не буду. К тому же я люблю ходить быстро, иногда даже возникает ощущение, будто убегаю от чего-то…
– «Но за спиной, я слышу, мчится…»[72], – продекламировал Мартин.
– Вот-вот, что-то подобное. Ладно, пока. – И Алекс зашагал к подножию холма, да так быстро, что Мартину невольно вспомнились другие строки:
Так путник, чей пустынный путь
Ведет в опасный мрак,
Раз обернется и потом
Спешит, ускорив шаг,
Назад не глядя, чтоб не знать,
Далек иль близок враг[73].
И Мартин с Моной двинулись вдоль дороги, где не горели фонари, и, тесно прижавшись друг к ругу (что логически вытекало из всей ситуации), назад не глядя, не заметили кого-то крадущегося по пятам Алекса Брюса.
В отсутствие луны холмы покоились в мирной тьме. Остановились Мона с Мартином ровно там, где в воскресенье разговаривали на испанском. Сейчас же они говорили – если говорили вообще – на странной смеси просторечного английского с просторечным испанским, что наилучшим образом соответствовало моменту. И Мартин, явно игнорируя им же приведенное первое правило детектива, был бесконечно счастлив.
Все произошло мгновенно и неожиданно, посреди долгого страстного поцелуя. Сначала на дорожке послышались шаги, затем возникла быстро шагающая фигура, далее послышался выстрел, фигура упала на землю, а на противоположной стороне дорожки мелькнула чья-то длинная тень. События развивались столь стремительно и непонятно, что Мартин не успел осознать происходящего и тем не менее, не давая Моне удержать себя, импульсивно метнулся туда, где он заметил тень.
Здравый смысл, в данный момент отключившийся, должен был бы заставить его почувствовать облегчение: тень не выстрелила и не растворилась в темноте. Напротив, бросилась к нему. Его обхватили мощные руки. Мартин не был искушен в поединках, да и физически не силен – в отличие от противника. Но все же, не лишенный ловкости и смутно помнящий приемы джиу-джитсу, он под конец долгой изнурительной борьбы сумел произвести на тень некоторое впечатление, по крайней мере заставить выругаться на беглом немецком с выраженным швейцарским акцентом.
– Курт! – выдохнул Мартин, и тень отступила.
– Мартин! Du! Um Gottes willen!..[74]
Они пытались разглядеть друг друга, но было слишком темно. Подозрение… Настороженность… Страх… Курт с грустью потрогал большой палец руки – он сильно болел.
– Выстрелили откуда-то издалека, с твоей стороны тропинки, – вымолвил он наконец.
– Да, но кто?.. Почему?.. – Собравшись с мыслями, Мартин, повернулся к лежащему на тропинке телу. Над ним склонились две женские фигуры.
– Я услышала, как по тропинке кто-то бежит, – повернулась Мона к подошедшим Курту и Мартину. Во второй девушке последний, приглядевшись, опознал Лупе Санчес.
– В таком случае преследовать не имеет смысла, – сказал Мартин. – Кто бы то ни был, пока мы с Куртом упражнялись в силе и ловкости, он давно мог укрыться где-нибудь в лощинах.
– Помимо выстрела есть еще кое-что, – добавила Мона и протянула Мартину булыжник, завернутый в перевязанный резинкой лист бумаги.
Мартин не нуждался в подсказке насчет знака, который увидит, развернув бумагу, как не понадобилось ему зажигать спичку, чтобы в лежавшем на земле человеке узнать Алекса Брюса.
ИНТЕРЛЮДИЯ
– Слушай, но это же метод Вэнса! – воскликнул я. – Ты убиваешь их одного за другим и…
– Боюсь, – задумчиво проговорил Мартин, – боюсь, впервые на протяжении всего повествования я должен признать себя виновным в нагнетании мелодраматизма, за каковой, бывало, укорял Холмс доктора Ватсона. Видишь ли, Алекс Брюс не был мертв.
– Нет? – с некоторым, признаю, разочарованием переспросил я.
– Нет. – Мартин сделал глоток ликера «Грэнд Мэринер» и, дождавшись, пока официант уберет остатки десерта, продолжал: – Пуля всего лишь поцарапала ему висок, хотя сознание он потерял. Но тот факт, что в него стреляли, важен в любом случае, выжил он или погиб. То есть важен с точки зрения повествовательной интриги. А так мне было бы, конечно, очень жаль потерять такого друга, как Алекс.
– Ну и что было потом? – нетерпеливо спросил я.
– Потом? Ничего.
– Как это ничего?
– А вот так. Ничего. Если оставить в стороне две-три детали, которые Эшвин назвал бы вспомогательными, я изложил тебе все дело. Помнишь, пересказывая содержание того дурацкого романа об убийствах в поезде, я обратил твое внимание на слова, сказанные детективом своему напарнику-простаку: «Теперь в вашем распоряжении все факты. Посмотрим, извлечете ли вы из них те же выводы, что и я». У нас с тобой как раз тот самый случай.
