Суперинтендант, оправясь от потрясения, сурово спросил:
– Помните вы хоть что-то из того, что делали, или просто доставляете мне удовольствие цитированием?
– Конечно, помню, – раздраженно ответил Кеннет. – Невозможно повторять и повторять сагу, не запомнив ее. Может, вы хотите спросить, не выдумал ли я все это? Разумеется, нет! Я бы придумал что-нибудь получше. Что-нибудь поистине блестящее. Собственно говоря, мы с сестрой состряпали отличную историю, но решили не прибегать к ней по причине умственного напряжения. Если что-то придумываешь, то непременно забываешь какие-то подробности и тебе приходится несладко.
– Рад, что вы это понимаете, – сухо сказал Ханнасайд. – Ваша память способна вернуться к третьему июня?
– А сегодня какое? – спросил Кеннет, готовый помочь, но осторожный.
– Сегодня, мистер Верекер, девятнадцатое.
– Тогда вряд ли. Смотря что нужно вспомнить. Нет, если хотите спросить, что я в тот день ел на завтрак, выходил ли на прогулку или…
– Я хочу спросить, помните ли, что написали единокровному брату письмо с просьбой дать или одолжить пятьсот фунтов.
– Я написал его третьего числа?
– Вы помните, что написали это письмо, хотя не помните даты?
– Ну да, – ответил Кеннет. – Я бранил себя за это письмо с тех пор, как узнал об убийстве. Джайлс, разве я не говорил тебе, что этот мерзавец сохранил мое письмо?
– Помните, что написали ему второе письмо – предположительно получив его отказ послать вам какие-то деньги?
Кеннет нахмурился:
– Нет, боюсь, что не помню. Я написал еще одно письмо?
Суперинтендант раскрыл блокнот и достал из него лист бумаги.
– Это не оно, мистер Верекер?
Кеннет подался вперед, чтобы заглянуть в него, и расхохотался.
– О господи, да! Прощу прощения! Я совершенно о нем забыл.
– Вы со злости написали единокровному брату, что вам доставит громадное удовольствие свернуть ему шею…
– Гнусную шею, – поправил Кеннет.
– Да, вы употребили слово «гнусную». Ваше желание было таким сильным, что вы написали о нем, а потом совершенно об этом забыли?
– Забыл о том, что написал, – ответил Кеннет. – О желании свернуть ему шею не забывал. Не настолько плохая у меня память.
– Так. То есть у вас это острое желание сохранялось?
Джайлс сделал легкий предупреждающий жест, но Кеннет заговорил раньше:
– Оно напоминало о себе всякий раз, когда я вспоминал о единокровном. Но это было только прекрасной мечтой. Я не мог этого сделать. Арнольд был так силен, что в одиночку я бы с ним не справился.
Возникла краткая пауза. Потом суперинтендант сказал:
– Понятно. Кажется, вы говорили, что собираетесь жениться? – Кеннет кивнул. – Давно вы заключили помолвку, мистер Верекер?
– Месяца три назад.
– Можно спросить, когда вы собираетесь вступить в брак?
– Думаю, что нет, суперинтендант, – сказал Джайлс, повернувшись и задев плечами облицовку камина.
– Вы должны давать своему клиенту те советы, какие сочтете нужным, мистер Каррингтон, но этот вопрос будет задан.
– Пусть спрашивает о чем хочет, – сказал Кеннет. – Не возражаю. Я ничего не имею против полиции. Я не знаю, когда вступлю в брак. У моей невесты есть религиозные предрассудки.
– Что-что? – переспросил удивленный суперинтендант.
Кеннет рассеянно махнул трубкой.
– Религиозные предрассудки. Почтение к мертвым. Она против того, чтобы «с похорон на брачный стол пошел пирог поминный». «Ромео и Джульетта», – добавил он.
– «Гамлет», – холодно поправил суперинтендант.
– Все равно Шекспир.
– То есть ваша невеста хочет отложить бракосочетание до тех пор, когда кончится траур?
– Нет. Она прекрасно знает, что я не стану носить траура.
– Мистер Верекер, вы до субботы назначали дату бракосочетания или нет?
– Нет.
– Хочу задать вам очень прямой вопрос, который не понравится вашему адвокату, – сказал Ханнасайд с легкой улыбкой. – День свадьбы не назначен из-за денежных затруднений?
– Не нужно беспокоиться о моем адвокате, – дружелюбно заметил Кеннет. – Раз все так очевидно, я не буду этого отрицать. Дело в деньгах. Моей невесте не нравится квартира в задней части дома на третьем этаже. Хотя теперь, со смертью Арнольда, этот вопрос отпадает.
– Конечно, – уверенно согласился Джайлс. – Такая квартира далеко не дом на Итон-плейс.
Кеннет вынул изо рта трубку.
– Пусть все сразу будет ясно. Ничто не заставит меня жить в этом шикарном особняке или хотя бы в похожем на него! Это окончательно, и можешь передать это Виолетте вместе с моими поздравлениями.
– Хорошо. А где ты собираешься жить?
– Там, где живу. Если Виолетта хочет жемчужных ожерелий, парчовую постель и «роллс-ройс», она их получит, но это все. Я категорически отказываюсь менять свои привычки. – Кеннет встал и откинул локон со лба. – Еще можешь сказать ей, – продолжил он, и глаза его ярко вспыхнули, – что эти руки, – он раздвинул пальцы вытянутых рук, – стоят больше всех паршивых денег Арнольда, и когда память о нем исчезнет в веках, люди все еще будут говорить обо мне!
Чарлз Каррингтон посмотрел на Ханнасайда: как тот воспринял эту неожиданную вспышку. Ханнасайд пристально смотрел на Кеннета, не произнося ни слова. Кеннет с вызовом смотрел на своих собеседников.
– Вот чего вы еще не поняли! – заговорил он. – Я мог бы убить Арнольда, потому что ненавидел его, терпеть не мог его жадность и вульгарный вкус, но не ради паршивых двухсот пятидесяти тысяч фунтов!
– Вам не нужны его двести пятьдесят тысяч фунтов? – небрежно спросил Ханнасайд.
– Не задавайте нелепых вопросов, – огрызнулся Кеннет. – Конечно, нужны! Кто бы от такого отказался?
Ханнасайд встал.
– Из моих знакомых никто, это уж точно. У меня пока больше нет вопросов, как нелепых, так и не очень.
– Отлично, – подвел итог Кеннет. – Тогда я ухожу. Джайлс, не забудь заглянуть вечером. И помни об угрожающей мне нищете! По словам Мергатройд, она уже у двери. До свидания, дядя. Передавайте привет тете Дженет.
– Мне тоже нужно идти, – сказал Ханнасайд, когда за Кеннетом закрылась дверь. – Мистер Каррингтон, я могу поступать с этим письмом так, как сочту нужным?
Чарлз Каррингтон кивнул:
– Будьте благоразумны, суперинтендант. По-моему, это качество вам присуще.
Ханнасайд улыбнулся.
– Надеюсь, – сказал он и обратился к Джайлсу: – Надеюсь увидеться с вами завтра на дознании.
Джайлс протянул ему руку:
– Я непременно приду.
Ханнасайд обменялся с ним рукопожатием и тепло, по-дружески посмотрел на молодого человека.
– Если обнаружится что-то интересное, я вам сообщу.
Как только он вышел, Чарлз Каррингтон отодвинулся от письменного стола вместе с креслом.
– Так, так, так, – произнес он. – Это, конечно, пустая, но забавная трата моего времени.
– У меня было желание попросить Кеннета поискать другого адвоката, – проворчал Джайлс.
Чарлз Каррингтон вновь принялся рыться в ворохе бумаг на столе.
– Чепуха! – воскликнул он. – Этот парень либо неисправимо правдивый юный осел, либо блестящий актер. Джайлс, он заставил твоего суперинтенданта поломать голову. Более того, и тебя тоже. Как ты думаешь, он совершал это убийство или нет.
– Понятия не имею. Не знаю даже, способен ли он на это. Кеннет – странный человек. Удивительно хладнокровный.
– На убийство он вполне способен. Но совершил его или нет, не могу понять. Черт возьми, где мои очки?
Заместитель управляющего компании «Шен-Хиллз майн» мистер Гарольд Ферфекс принял суперинтенданта Ханнасайда с взволнованной почтительностью и охотно позволил ему расспросить кое-кого из служащих. Мистер Ферфекс был худощавым, невысоким, довольно нервным человеком среднего возраста. На тайну смерти Арнольда Верекера никакого света он пролить не смог.
– Видите ли, – говорил он с подавленным видом, – очень многие недолюбливали мистера Верекера. Он был суров, очень суров! Я… я полагаю, мне он доверял. Хочется думать, что да. Мы никогда не ссорились. Временами он бывал со мной резок, но я знал его много лет и, думаю, понимал. Ужасно, что его убили, просто ужасно. И возможно, из-за того, что кто-то не смог примириться с его вспыльчивостью.
От мисс Миллер, секретарши Арнольда Верекера, толку было больше. Эта деловитого вида женщина неопределенного возраста не отводила от суперинтенданта холодных, умных глаз и отвечала на его вопросы спокойно, с оттенком презрения. Она назвала точное время появления Арнольда Верекера в кабинете в субботу утром, зачитала список встреч, какие у него были назначены, и описала его визитеров.
– В двадцать пять минут одиннадцатого, – оживленно сказала она, – мистер Верекер вызвал мистера Мезурье. Тот находился в его кабинете двадцать семь минут.
– Вы очень пунктуальны, мисс Миллер, – вежливо отметил суперинтендант.
