У меня было немало пациентов, подобных Шону, но его случай все же исключительный. Подобрать им правильное медикаментозное лечение непросто. Я могу сделать так, чтобы они спустились с небес на землю, но тогда они в этом состоянии и останутся. Если большинство из нас, проходя через подобные возвышенные чувства, рано или поздно возвращаются к привычному образу жизни, то перед такими пациентами всегда стоит выбор. На мой взгляд, их состояние чем-то сродни пагубной зависимости, и выбор в данном случае сводится к тому, хочет ли такой человек вернуться в норму или нет. К чему он больше стремится – к размеренной жизни или же к постоянному возбуждению и эйфории? Лично я, конечно же, выбрал бы первое.
С Шоном я познакомился после того, как он поступил на службу во флот. Тогда ему было всего семнадцать лет, и он, по его собственному выражению, «не переставал радоваться и удивляться жизни». Без конца менял подружек, пил, принимал наркотики, причем еще в школе. Его матери все это до смерти надоело. Двое старших детей вернулись домой – один закончил колледж, второй бросил учебу. Трое младших по-прежнему в чем-то нуждались – их нужно было кормить, гулять с ними, стирать рубашки. Самая старшая сестра в двадцать три года забеременела и стала матерью-одиночкой. А теперь иногда оставляла ребенка матери, чтобы отправиться в офис, где она работала менеджером. Здесь я хочу донести до вас мысль о том, что сам Шон не знал, как справиться со своими проблемами, а никто другой взваливать их на свои плечи не хотел. Поэтому по окончании школы он добровольно пошел служить на флот.
Жизнь военного для Шона стала неплохим вариантом. Требования к физической форме, постоянные тренировки и нагрузки на организм представляли собой своеобразное средство от тревоги. Эндорфины и адреналин, вырабатывающиеся в результате аэробных упражнений, представляют собой химические соединения, улучшающие самочувствие. Это объяснение представляется самым простым. Человеку, пребывающему в состоянии тревоги, существенные физические нагрузки могут принести значительное облегчение. Шон стал одним из лучших и прошел подготовку всего за полтора года. В восемнадцать лет отправился в Ирак и вернулся домой сразу после того, как отпраздновал девятнадцатый день рождения. Родители гордились им, братьев и сестер раздирали два противоречивых чувства – восхищение и зависть. Но в отсутствие образа жизни, ставшего для него привычным, и природного наркотика, вырабатываемого чувством постоянной опасности, на Шона вновь навалилась тревога.
Док, вы когда-нибудь пробовали кокаин? – Он спросил меня об этом, заранее зная ответ. Это Шон так шутил. – Что-то вы разволновались.
Я и сейчас вижу, как он сидит на диване у меня в кабинете, широко расставив ноги и сжав в кулаки руки. Его пробивает дрожь.
Да, все выглядит именно так. Будто какая-то часть вашего тела должна обязательно двигаться, чтобы избавиться от нервного напряжения. Вы не можете спать. Не испытываете голода. И можете часами нести всякую чушь.
– Звучит невесело, – сказал я.
Шон засмеялся.
Знаю, док, знаю. Чашечка чая и хорошая книга. Но не всем дано быть святыми.
– Когда вы принимали кокаин?
Ха! Во всяком случае, не в десятом классе. Я лишь хочу сказать, что все это время чувствовал себя будто после кокаина. Понимаете, проведя в пустыне столько времени, я уже забыл о своих былых ощущениях. Спал там как младенец. И никогда не интересовался, что происходит у меня внутри.
– А как вы себя чувствовали, когда возвращались домой в прошлые разы, до последнего задания?
Хреново, старина, на редкость хреново. Казалось, что я мечусь в клетке, будто дикий зверь в зоопарке. Я просыпался и на короткое время испытывал в душе покой. Но потом в меня вновь заползала тревога, и через какое-то время внутренности чуть не лопались от желчи. Тогда я спрыгивал с кровати, убегал к чертовой матери из дому и бежал до тех пор, пока хватало дыхания. Потом возвращался, целовал маму в щечку, хватал банку пива, спускался в подвал и до дрожи в мышцах таскал тяжести. Пару часов после этого чувствовал себя хорошо. Остальную часть дня проводил за выпивкой. А к травке больше не прикасался. Рисковать не хотелось, понимаете?
– А Тэмми, ваша жена? Вы говорили, что встретили ее во время очередного увольнения. Как она вписалась в эту картину?
Шон улыбнулся и подмигнул.
Ну, здесь я поставил бы на одну доску выпивку и траханье. Пил и одновременно трахался – вот чем я занимался целый день. Просто заходил в какой-нибудь бар и останавливал взор на очередной цыпочке. Проще простого. Я говорю как сущий кретин, но так оно и было. Не знаю, в школе мне так не везло. Может, они жалели меня за то, что вечером мне опять придется возвращаться в часть.
Я ни капли не сомневался в его словах. Чтобы привлекать женщин, Шон обладал всем необходимым.
Думаю, я просто проявил беспечность. И когда в следующий раз вернулся на побывку, у меня уже были жена и ребенок.
По моему убеждению, Шон Логан, несмотря на свою сексуальную распущенность, был очень хороший человек. И не только потому, что женился на матери своего ребенка. Шон был боец. Он сражался за свою жизнь, за здравость своего ума. В его глазах единственное, что могло сделать жизнь терпимой, это ощущение, что ты кому-то нужен, поэтому он приходил домой, когда ему велели, и делал все, чтобы любить жену и окружать заботой ребенка.
Но в этой ситуации его стал одолевать страх, хотя и совсем не так, как других мужчин, героев известных вам историй, страдающих от ПТСР или «подсевших на иглу» высокого уровня адреналина в крови. Такие по большей части перед тем, как уйти воевать, вели абсолютно нормальный образ жизни. В случае с Шоном все было с точностью до наоборот. Он стремился к войне, дабы убежать от себя.
Тэмми описывала это так:
Я люблю его. И прошу вас в этом не сомневаться. Нет, серьезно – я бы умерла, если бы он хоть на мгновение заподозрил, что я не влюбилась в него с первого взгляда, как бы глупо это ни звучало. Вы даже представить себе не можете, на что был похож тот день. Шел дождь, было жарко и влажно. Мы с друзьями отправились выпить пива и поиграть в бильярд. Была суббота, и кроме этого заняться особо было нечем. Шон сидел в баре, рассказывал о каком-то сумасшедшем розыгрыше, который он устроил в Ираке своему дружку. Его смех заполнял собой весь зал. Он никогда не задерживался на всякой ерунде, ему неизменно хотелось, чтобы люди смеялись. Одной-единственной историей и своей потрясающей улыбкой этот человек мог поднять настроение целому залу. Я вошла, и он сразу меня заметил. На мгновение осекся, но поскольку аудитория замерла в ожидании, тут же продолжил, не спуская с меня глаз. Тогда я еще об этом не знала, но когда он решает чего-то достичь, то тут же превращается в питбуля. И не отпустит добычу до тех пор, пока не добьется желаемого. В тот день он захотел меня.
Тэмми была симпатичной женщиной, кареглазой, с длинными белокурыми волосами. Когда я с ней познакомился, ей исполнилось всего двадцать четыре, и мне кажется, что она неплохо чувствовала себя в ипостаси как матери, так и жены Шона. Мне стало интересно, что в своем рассказе в качестве сравнения она использовала питбуля. Эти псы, говорят, не разжимают челюстей до тех пор, пока животное, которое они схватили зубами, не испустит дух. Я не пытался узреть в этом что-то особенное. Питбуль в обиходе стал настоящим символом, и большинство людей до конца не понимают, что имеют в виду, когда используют это выражение. В то же время Тэмми выглядела так, будто из нее вышла вся жизнь. Рассказ о более интимных подробностях ее взаимоотношений с Шоном давался ей с трудом, но я чувствовал, что они очень важны, и поэтому приложил массу усилий, чтобы ее успокоить.
Ну хорошо. Итак, я, вероятно, тоже с ним флиртовала. Перехватила его взгляд и тут же отвела глаза в сторону. Обычное дело, так делают все женщины. Глупо, да? Сейчас я замужем, у меня есть ребенок, и все, что было тогда, кажется глупым и смешным. Хотя прием сработал. – Лицо Тэмми приняло игривое выражение, и я тут же увидел в ней женщину, на которую Шон обратил внимание тем дождливым днем.
Закончив рассказ, он извинился, взял свой бурбон с пивом и направился прямо к нашему столику. На его лице застыла бесстыдная улыбка, будто говорившая: «Я пришел сюда, чтобы оттрахать тебя, и не уйду до тех пор, пока не добьюсь своего». Это может прозвучать оскорбительно, но он походил на озорного мальчишку, в то время как я превратилась в безмолвный труп. Шон подошел к музыкальному автомату, поставил песню Дэвида Боуи Let’s Dance и пригласил меня на танец. Вы знаете эту композицию? «Надень свои красные туфельки…» Я всем телом ощущала его руки – сначала на спине, потом его ладонь скользнула на бедро, а пальцы другой зарылись в мои волосы. Раньше я никогда не испытывала рядом с мужчиной чего-то подобного. Ощущение было такое, будто его снедала какая-то отчаянная, первозданная потребность, удовлетворить которую могу одна только я.
