– Право, сэр, вы либо умеете читать чужие мысли… либо вам, а не мне следовало бы вести то дело, – с неподдельным восхищением сказал суперинтендант и, в очередной раз отказавшись от чая – к немалому облегчению Найджела, ибо заварки почти не осталось, а ему хотелось выпить шестую чашку, – вышел из комнаты.
До обеда Стрейнджуэйс ходил по спортивным площадкам школы. Пытался, без особого, впрочем, успеха, представить себе, как они выглядели в День спорта, – беговые дорожки, флаги, зрители, стога сена. Сунул нос в кладовку Маулди и прикинул, как там могло обстоять дело с мешками. Кто-то их передвигал. Кто? Убийца? Но в таком случае зачем ему вообще понадобилось переносить тело на сенное поле? Почему, почему, да потому, дурачина несчастный, что ему надо было выиграть время. Он знал, что в кладовку, скорее всего, заглянут до начала соревнований, а на поле почти наверняка нет. Он знал. Ты уже исходишь из того, что убийца знаком с внутренним распорядком школы. Но, даже если согласиться с этим, главный вопрос остается без ответа. Когда все это было проделано? Ты веришь, что Майкл и его молодая возлюбленная невиновны; хорошо, в таком случае остается время между тринадцатью тридцатью и четырнадцатью тридцатью. Первые пятнадцать минут исключаются, если только убийство не было совершено, пока Гриффин и Маулди оставались на Большой площадке. Это было сочтено невозможным. Но так ли это? По словам Армстронга, стены, окружающие сенное поле, достаточно высоки, чтобы за ними можно было скрыться, и выходит, убийца был вполне способен сделать свое дело, оставаясь невидимым. Но все равно надо учитывать то обстоятельство, что либо преступник, либо жертва, либо они оба, направляясь из школы к сенному полю, оставались в поле зрения. Разумеется, Гриффин и Маулди могли в тот или другой момент отвернуться, но вряд ли убийца готов был на это рассчитывать – в конце концов, он же не от одного борта к другому бросается во время качки. Убийца, способный так хорошо замести следы, – явно не из тех, кто в самый критический момент полагается на удачу.
Думай. В самом ли деле два тридцать – точное время? По медицинским показаниям смерть наступила не позднее четырех. А может, убийство было все же совершено не во время состязаний? Право, если разумным кажется предположить, что преступник не стал бы рисковать, полагая, что его могут увидеть двое, то уж тем более дико думать, будто он рискнул быть увиденным двумястами, или сколько их там было, зрителями. Допустим, убийство произошло вовсе не у стога сена, а тело перенесли туда позднее. Скажем, во время всеобщего чаепития. Тогда следует признать, что преступник – человек не из школы, потому что местонахождение и учеников, и учителей после чая и до отхода ко сну известно. Все это прекрасно, но зачем, во имя всех святых, кому-то понадобилось тащить тело на территорию школы и прятать его в стогу сена? Бред какой-то. Стог сена. Зачем он вообще понадобился? Вот где надо копать. Если удастся понять, ради чего было совершено убийство или хотя бы почему тело было спрятано именно здесь, в таком необычном месте, в таком людном месте, в таком невероятном месте, ключ к загадке будет найден.
Найджел неторопливо пошел назад к школе, нарочно отодвигая этот критически важный вопрос в сторону и ставя на его место другие, не столь важные, в надежде на то, что вскоре он сам угнездится где-то в глубинах сознания и в свой час прорастет ответом. К тому же в непродолжительном времени его внимание оказалось привлечено к иным актуальным делам. Найджел был после обеда в комнате Майкла, когда в дверь раздался настойчивый стук, и в комнате оказалось чье-то тело, скорость появления которого в подготовительных школах обычно свидетельствует о том, что ему придала ускорение чья-то посторонняя сила, источнику которой не хотелось быть первым. Тело покрыло расстояние в несколько футов и при ближайшем рассмотрении оказалось Анструтером. За ним следовал Стивенс, всячески старавшийся сделать вид, что не имеет никакого отношения к бесцеремонному вторжению однокашника.
– Извините, сэр, – хором произнесли оба, и оба же остановились, дружно залившись краской.
– Говори ты, Стивенс, – предложил Анструтер.
– Извините, сэр, можем мы сказать несколько слов мистеру Стрейнджуэйсу?
– Пожалуйста, – дружелюбно улыбнулся Майкл старосте, отмечая про себя, насколько не сходится его природная скромность со сдержанной и тоже естественной надменностью, которая исходит от его тщедушной фигуры.
– Мы сочли своим долгом, сэр, – обратился подросток к Стрейнджуэйсу, – сообщить, что утром в день убийства Вимиса за столом старосты зашел о нем разговор.
Найджелу стоило некоторого труда сдержать улыбку при столь торжественном зачине, и Стивенс продолжал:
– Видите ли, сэр, в последнее время он превратился в чистое наказание, мерзкий клещ, право, и нам показалось, что пора его укоротить.
Майкл беспокойно поежился. Не дай бог, выяснится, что все это была слишком далеко зашедшая шутка. И что затеял ее именно Стивенс.
– Конечно, сами мы ничего не могли предпринять. Перси – мистер Вэйл – вряд ли стал бы на нашу сторону, если бы мы пожаловались на школьника, подначивающего учителя. Так что мы решили попросить разобраться с ним моего брата и его шайку.
– Ну и как, попросили?
– Я потолковал с братом во время перемены, и он пообещал, что вместе с парой-тройкой ребят отделает его после соревнований. Они называют себя «Черным Пятном», это нечто вроде тайного общества. Ребяческая затея, конечно, но им вроде нравится. – Стивенс говорил с некоторой долей снисходительности, как взрослый со взрослым, но в то же время в голосе его угадывалась чисто детская тревога. В этот момент Стрейнджуэйс мог запросто проиграть сражение. Встань он в строгую позу ментора или, того хуже, попытайся высмеять всю эту историю, как чувствительный Стивенс навсегда залез бы в свою скорлупу и нить событий, которая в конечном счете привела к раскрытию преступления, даже не начала бы разматываться. Но Стрейнджуэйс не был ни моралистом, ни слепцом.
– Ясно, – сказал он, – действительно вы с братом могли бы попасть в неловкое положение, и, я думаю, ты совершенно прав, рассказав мне все. И конечно, тебе совершенно не о чем беспокоиться. Мне и в голову не приходит считать тебя или брата убийцами. Но если у тебя есть еще что сообщить, был бы чрезвычайно признателен, и, можешь быть уверен, дальше меня это не пойдет, если только я не сочту совершенно необходимым поставить в известность полицию.
– Очень любезно с вашей стороны, сэр. – Стивенс расплылся в благодарной улыбке. – Конечно, мой брат ни в чем не виноват. Но лучше бы он сам к вам пришел. Не то чтобы он испугался, но… как бы это сказать… решил, что вы сделаны из того же теста, что и этот полисмен Джонни.
– Я с большим удовольствием поговорил бы с твоим братом; как насчет второй половины дня?
– Сегодня его оставили после уроков, но он мог бы зайти к вам перед чаем, скажем, в половине пятого, если вам это удобно.
– А может, со мной выпьет чаю? Это возможно организовать?
– Уверен, будет только рад, сэр. Только вот не знаю, позволит ли мистер Вэйл, – с сомнением в голосе добавил Стивенс.
– Это я возьму на себя, – с непритворной мрачностью проговорил Стрейнджуэйс, и Стивенс с Анструтером вышли из комнаты, с робким восхищением поглядывая на Найджела. Они не подозревали, что вложили ему сейчас в ладонь один конец длинной и запутанной нити.
Глава 8
Посвящение в детективы
Стрейнджуэйс ожидал чаепития с некоторым любопытством. Он сходил в деревню, купил более или менее съедобное печенье и изрядное количество шоколада, а по возвращении отправился на поле для крикета, пребывая в том приятном состоянии эстетического подъема, смешанного с сосредоточенностью профессионала, которое любитель крикета разделяет только с любителем музыки и рыбаком. Посреди Большой площадки катали шары лучшие одиннадцать и противостоящая им вторая команда, усиленная Гриффином и Тивертоном. Во второй раз с момента появления в школе Найджел понял, что такое мастерство: Рэнч продемонстрировал его на уроке, Тивертон – на площадке. Этот человек был прирожденным крикетистом. Наблюдая за тем, как он со свойственной ему небрежностью расправляется с иными отнюдь не бездарными игроками, Найджел почувствовал, что готов, вне всяких доводов разума, исключить Тивертона из круга подозреваемых. Просто человек, владеющий клюшкой так, как он, не способен совершить столь гнусное и трусливое убийство. Кажется, прошло совсем немного времени, на протяжении которого Найджел, словно выпав из времени, оставался наедине с голубым небом, зеленой травой и красивой игрой, как он взглянул на часы и убедился, что до начала чаепития осталось всего десять минут.
Он поспешил, поставил кипятиться воду, выложил на стол еду и принялся ждать гостя. На самом деле их оказалось двое. Стивенс Второй сунул голову в дверь, в упор посмотрел на Стрейнджуэйса и спросил:
