Вульф поджал губы:
– Что еще ты выяснил?
– Больше ничего. Это все, о чем вы просили.
– Ладно. Приемлемо. Нам с Фрицем нужно приготовить гвинейского цыпленка, а времени в обрез. Подумай сам, что случится, если ты приведешь сюда мистера Корригана или даже всех этих адвокатов? Я покажу ему карандашные значки, а он станет отрицать, что когда-либо их видел. Я спрошу, кто еще имел доступ к письму, и услышу в ответ: любой из них. На все это уйдет минут пять. А потом что?
– Чушь. Раз уж вам так неохота работать в воскресенье и подмывает непременно помахать кием, давайте подождем до завтра. Но на кой черт отдавать письмо Кремеру?
– Потому что в одном отношении он не уступает мне и даже превосходит. Адвокатам станет ясно, как давно уже ясно мне, что я был прав, предположив, что кто-то из их конторы связан с убийствами трех человек. Этот кто-то уже испугался, а полицейский инспектор способен испугать его еще больше и заставить раскрыться. Отнеси письмо мистеру Кремеру и не приставай ко мне. Бильярд для меня не развлечение, сам знаешь: это тренировка.
Он решительно шагнул к холодильнику.
Я уже собрался было пару часов полистать вечерние газеты, но потом решил, что такая ребяческая выходка, предпринятая в отместку Вульфу, ничего не даст. К тому же было неясно, куда он гнет. Может быть, он и в самом деле хотел предаться чревоугодию и поиграть на бильярде вместо того, чтобы впрячь мозг в работу, а может, он он что-то задумал. Он нередко замышлял какую-то хитрость, не посвящая меня в свой план, так что я мог допустить, что и на сей раз он неспроста решил передать злополучное письмо Кремеру, а не пускать его в ход самому. Преодолевая пешком пятнадцать кварталов до Двадцатой улицы под студеным мартовским ветром, грозившим отморозить мне правую щеку, я невольно подумал, что от этой погоды можно ждать и более подлой выходки, например дождя или снега.
Кремера на месте не оказалось, зато был Пэрли Стеббинс. Он усадил меня на стул в торце своего стола и выслушал мой рассказ. Я выложил все без утайки, умолчав только о том, каким путем мы выяснили, что это был почерк Корригана, поскольку не видел смысла втягивать Бланш в эту историю. Я просто сказал, что у нас есть основания полагать, что почерк очень похож на почерк Корригана. Пэрли знал, что роман Бэйрда Арчера назывался «Не надейтесь…». Он пошарил вокруг, пытаясь найти Библию, чтобы проверить третий стих сто сорок пятого псалма, но безуспешно. Настроен Пэрли был скептически, хотя и по другому поводу.
– Значит, говоришь, Вульф увидел письмо вчера? – уточнил он.
– Совершенно верно.
– И ничего не предпринял?
– Совершенно верно.
– И он не спрашивал об этом ни Корригана, ни остальных?
– Опять угадал!
– Тогда в чем же дело?
– Понятия не имею. Мы выполняем свой гражданский долг.
Пэрли скептически фыркнул:
– Чтобы Вульф подбросил такой лакомый кусочек, сам его не отведав? Еще чего!
– Если не нравится, – с достоинством заявил я, – я заберу письмо назад, а там посмотрим, может, удастся раздобыть для тебя что-нибудь похлеще. Тебя устроит подписанное собственноручно признание убийцы с указанием дат и мест преступления?
– Меня устроит заявление за твоей подписью с указанием, как вы раздобыли письмо.
– Сочту за честь, если у тебя найдется приличная пишущая машинка.
Принесли же мне то, что я и ожидал, – видавший виды «Ундервуд» примерно моего возраста. Я потребовал новую ленту, которую они в конце концов откопали.
Дома я привел в порядок кое-какие конторские дела и устроился поудобней полистать воскресные газеты. Время от времени в комнату вваливался Вульф и утаскивал на кухню очередную порцию газет. Около полудня он вошел, водрузился в свое кресло и затребовал у меня полный отчет о встрече с мисс Дьюк. Видимо, дальнейшая судьба гвинейского цыпленка уже не вызывала у него беспокойства. Я повиновался, втайне рассчитывая, что меня посвятят в стратегию операции, если таковая разработана, но удостоился лишь сухого кивка.
На этом воскресная программа была исчерпана, если не считать того, что после обеда я был приглашен сыграть на бильярде и набрал двадцать девять очков, а после ужина мне было велено передать Солу, Фреду и Орри, чтобы они собрались к одиннадцати утра.
Когда Вульф спустился из оранжереи, вся троица уже дожидалась его в кабинете: Сол Пензер, маленького роста, но жилистый, в заношенном коричневом костюме; Фред Даркин, круглолицый и румяный, с наметившейся лысиной, занявший красное кожаное кресло по праву старшего по возрасту; и Орри Кетер, коротко подстриженный, с квадратным подбородком и выглядевший достаточно молодо, чтобы играть в регби. Сначала Вульф заслушал Фреда, потом Орри, а Сола оставил напоследок.
Присовокупив то, о чем они поведали, к тому, что мы уже знали из полицейских архивов, от девушек и руководства конторы, а также с учетом результатов субботнего общения с Бланш, можно было заключить, что про Леонарда Дайкса нам известно почти все. Рассказывая вам о нем, я мог бы исписать добрых пятьдесят страниц, и вы бы знали тогда не меньше нашего, но что толку? Если кто-то из тех, кто его знал, и имел представление о том, кто убил Дайкса и почему, то он предпочитал об этом умалчивать. Сол, Фред и Орри были прекрасными сыщиками, но и им не удалось ничего добиться, хотя расспросили они всех, кого можно было, кроме разве что сестры Дайкса, живущей в Калифорнии. Вульф продержал их до самого обеда и лишь тогда отпустил. Сол, который, как и я, терпеть не может приходить с пустыми руками, предложил поработать еще день-другой на свой страх и риск, но Вульф не согласился.
После их ухода Вульф сидел и смотрел перед собой целых три минуты, прежде чем отодвинул кресло и встал, хотя Фриц уже приглашал обедать. Испустив тяжелый вздох, он прорычал, чтобы я следовал за ним. Едва мы вернулись в кабинет после обеда, за которым никто не проронил ни слова, как в дверь позвонили, и я пошел открывать. Те случаи, когда я испытывал радость при виде стоявшего на крыльце полицейского, можно пересчитать по пальцам, но это был как раз тот случай. Появись здесь даже скромный патрульный, это все равно значило бы, что что-то случилось или случится, но на крыльце стоял инспектор Кремер собственной персоной. Я открыл, пригласил его войти, повесил пальто и шляпу и провел в кабинет, даже не удосужившись сообщить Вульфу о его приходе.
Кремер поздоровался с Вульфом, и тот пробурчал в ответ что-то невнятное. Инспектор сел, вынул из кармана жилета сигару, осмотрел ее, зажал между зубами, переложил из стороны в сторону, пробуя, где лучше, после чего вынул ее изо рта.
– Я раздумываю, с чего начать, – пробормотал он.
– Могу я помочь? – вежливо осведомился Вульф.
– Да. Но я обойдусь. Во-первых, сразу предупреждаю: кричать и топать ногами я не стану. Это не поможет, потому что я сомневаюсь в том, что могу к чему-нибудь прицепиться. Наша договоренность все еще в силе?
– Конечно. А в чем дело?
– Тогда просветите меня насчет одной мелочи. Когда вы решили обманным путем натравить нас на Корригана, почему вы выбрали именно его?
Вульф помотал головой:
– Вам придется начать снова, мистер Кремер. На первой попытке вы промахнулись. Никакого обмана…
Кремер грубо прервал его, для верности присовокупив крепкое словцо.
– Я сказал, что кричать не стану, – продолжал он, – и не собираюсь, но судите сами. Вы обнаружили письмо с карандашными значками – первая серьезная улика в этом деле, которая связывает кого-то из адвокатской конторы с Бэйрдом Арчером, а следовательно, c убийцей. Находка воистину бесценная. Использовать ее вы могли по-разному, но предпочли переслать письмо мне. Сегодня утром я направил туда лейтенанта Роуклиффа. Корриган признал, что почерк напоминает его собственный, но категорически отрицал, что сделал эту пометку, видел ее или знает, что она означает. Остальные тоже все отрицали. – Кремер склонил голову набок. – Много раз я сидел здесь и развесив уши выслушивал ваши гипотезы, основанные на куда более скудных предпосылках, чем моя. Не знаю, как вы заполучили образец почерка Корригана, но это, конечно, несложно. Я так же не знаю, кто из вас с Гудвином нацарапал эти значки на письме, да и плевать. Главное, что один из вас. Я хочу лишь знать, для чего? Вы слишком умны и ленивы, чтобы проделывать такие фокусы лишь из любви к искусству. Потому-то я и не кипячусь и не брызгаю слюной. Вы, безусловно, на что-то рассчитывали. На что именно?
Он снова вставил в рот сигарету и стиснул ее зубами.
Вульф внимательно посмотрел на него.
– Проклятье! – с сожалением сказал он. – Боюсь, что так мы ничего не добьемся.
– Почему, черт побери? По-моему, я рассуждаю вполне здраво.
– Согласен. Но мы не можем найти общего языка. Вы согласны меня слушать, только если я признаю, что мистер Гудвин или я сделали эту пометку на письме, подделав почерк Корригана. И не станете слушать, если я отвергну вашу гипотезу и предложу взамен свою, которая сводится к тому, что пометка и впрямь сделана с обманной целью, но не нами. Или выслушаете?
