– Ну почему же, я успел услышать, как двое учеников только что дифирамбы вам не пели…
– Правда? – Симс так и расцвел. – Это очень приятно. Боюсь, у вас сложится обо мне не лучшее мнение – разве можно, мол, придавать значение такой ерунде? Но для нас, учителей, это как глоток свежего воздуха – видеть, что твои труды не напрасны.
Найджелу удалось тактично пресечь начало неизбежно надвигающегося разговора по душам, и, убедившись лишний раз, что о послании «Черного Пятна» знают только Симс, Рэнч и Эванс, он удалился. Пора было посвятить во вновь открывшиеся обстоятельства суперинтенданта Армстронга. Тот за последние два дня был в школе лишь однажды, хотя на посту неизменно оставался, к общему неудовольствию учителей, констебль – чтобы, по словам Гриффина, «никто из нас не смылся отсюда». Армстронг явно предоставил право следующего хода Стрейнджуэйсу. Найджел спросил миссис Вэйл, не подбросит ли она его перед чаепитием в Стевертон. Геро охотно согласилась. Доныне она встречалась с ним только в общей компании, и у нее постоянно возникало ревнивое желание сравнить меру своего воздействия на Майкла с его.
Найджел ощутил за ее готовностью оказать услугу некую настороженность – ей, подумалось, не нравится то, что я способен сделать для Майкла больше, чем она, – и попытался рассеять ее.
– Как ваш муж? – спросил он.
– Ничего нового. Мир, в котором он живет, утратил фундамент, но ничего, он поставит новый, если, конечно, родители не начнут забирать детей из школы.
В голосе Геро прозвучала горечь, и Найджела внутренне передернуло. Ему не нравился в женщинах показной цинизм, точно так же, как нравилась естественная, ненавязчивая ирония. Отсюда и подчеркнутая уклончивость, с какой он ответил на ее вопрос, как продвигается расследование дела. Геро раздраженно стиснула ладонями руль и резко свернула за угол.
– Насколько я понимаю, вам не нравится ветреность современных женщин. Неужели вы не понимаете, что муж больше ничего для меня не значит? Ни-че-го. Я люблю Майкла, и наплевать мне на все, лишь бы он был счастлив.
– Да, я знаю, что вы любите Майкла и что никто, кроме вас, не сделает его счастливым. Но мне представляется, что ваше равнодушие к мужу – это скорее пожелание, нежели свершившийся факт. Не бывает так, чтобы два человека прожили друг с другом несколько лет и между ними не сложились некие отношения, которые не могут вдруг просто раствориться в воздухе. На самом деле вы злитесь на самое себя, что не можете порвать связь между собой и мужем.
– Ваша взяла, мистер Стрейнджуэйс… Найджел, – сказала Геро, касаясь его руки. – Похоже, вы многое про меня знаете и, уверена, извините мою несдержанность. Все это ужасно. Настоящий кошмар. Представьте себе: вот Майкл, он протягивает ко мне руки, я ему бесконечно нужна, я бросаюсь к нему, но у меня вязнут ноги, как в мокром песке. Скажите, ведь его пока ни в чем не подозревают?
– Боюсь, под подозрением вы оба. Видите ли, версия вашей виновности – единственная, опирающаяся на факты, которые имеются к настоящему моменту у суперинтенданта Армстронга. Правда, сейчас у меня есть сказать ему нечто такое, что может заставить его переменить мнение. Между прочим, мне придется немного задержаться. Так что не надо меня ждать, вернусь автобусом.
– Нет-нет, дождусь. Но что заставляет вас быть уверенным в нашей непричастности к этому делу?
– Выходит, не такой уж хороший из меня детектив, – рассмеялся Найджел. – Будь я, как положено, бесстрастным, хладнокровным, с научным складом ума, сыщиком, вы бы точно оказались у меня под колпаком. Но я всегда доверяю друзьям больше, чем фактам.
– Вы такой славный, Найджел. Я больше не буду вас ревновать.
Вскоре они доехали до полицейского участка, откуда их послали к Армстронгу домой. Геро договорилась вернуться за ним через сорок пять минут, и он направился к суперинтенданту. Не раскрывая деталей, предшествующих его открытиям, Найджел передал содержание разговора, коему стал свидетелем в Эджворт-Вуде, записки, отобранной учителем в классе, ритуалов «Черного Пятна» и, наконец, своей беседы с Симсом. Армстронг сразу пришел к тем же выводам, что и он.
– О, я с самого начала подозревал, что кое-кто из школьников знает больше, чем говорит. Но я подозревал, а доказали вы, за что я весьма вам признателен. Главный констебль начинает проявлять нетерпение, хотя никаких иных направлений расследования, кроме тех, что наметил я, пока предложить не готов. Что ж, теперь появилась возможность сделать следующий ход. Начну с того, что нынче же вечером заеду прощупать эту самую Розу. А потом, когда она расколется, примемся за Рэнча. Сейчас, пожалуй, более или менее ясно, что после двух он либо был у Розы, либо совершал преступление. Хотя вопрос все равно остается – как ему это удалось? Мы ведь как будто сошлись на том, что оно не могло произойти после часа сорока пяти, когда на площадке появились Гриффин и Маулди.
– Что ж, придется найти место, где можно спрятаться, вот и все.
Суперинтендант уселся поудобнее и расстегнул ворот рубахи.
– Симс и Эванс тоже знали про записку, – с некоторым сомнением в голосе вновь заговорил он. Найджел сосредоточился на разглядывании кончика своего носа. – Я вот что хочу сказать. Мы, видимо, пришли к одному мнению: убийца отправил сходную записку Вимису, где ему предлагалось никуда не высовываться начиная с двенадцати сорока пяти – в течение ближайшего часа или пока не явится кто-нибудь из «Черного Пятна», или еще что-то в том же роде. И спрятаться ему, как мне кажется, велели в стогу сена, – твердо заключил Армстронг.
– Но сразу туда он попасть не мог, там были Эванс и миссис Вэйл, – столь же твердо возразил Найджел.
– Вы вольны думать, что вам угодно, сэр, – пожал плечами суперинтендант, – но меня вам не переубедить. Эванс знал содержание инструкций «Черного Пятна». Более того, он с самого начала предложил Симсу и Рэнчу уничтожить записку…
– Что абсолютно ничего не доказывает, – резко оборвал его Найджел.
– Вам не следовало так говорить со мной, мистер Стрейнджуэйс, – сдвинул брови Армстронг. – Точно так же тот факт, что мистер Эванс является вашим другом, не свидетельствует, что он не совершал убийства. Так или иначе для него не представляло труда незаметно положить в парту Вимиса записку, где говорилось бы, скажем, что он должен спрятаться в стогу сена сразу после уроков, а затем самому тайком подойти туда в час дня и задушить мальчика…
– Под бурные аплодисменты миссис Вэйл, сидящей в первом ряду трибуны.
– Можете шутить, сколько вам будет угодно, сэр. Хорошо хоть признаете, что у них с мистером Эвансом было чуть не на сто процентов больше возможностей совершить убийство, чем у кого бы то ни было еще. О мотивах я уж не говорю.
– Это я признаю, – устало вздохнул Найджел, – но вам не заставить меня поверить, будто задушил этого несчастного один из них, если вы не подтвердите это показаниями трех, скажем, независимых свидетелей. А что скажете насчет анонимной записки, полученной Уркартом? Каким, скажите на милость, образом мог Эванс узнать про то, что Уркарт транжирит деньги Вимиса?
– Возможно, это обнаружила миссис Вэйл. А может быть, вашими же, сэр, словами говоря, это был выстрел наугад.
– Слишком уж наугад получается. Если убийца не был уверен или почти уверен, что Уркарт занимался грязными делишками, как мог он полагаться на то, что тот сожжет записку?
– Хорошо, но в лес-то, на свидание, Уркарт пошел! Прислуга подтверждает, что дома его не было, а мои люди докладывают, что его машину видели на опушке примерно в час пятьдесят. Между прочим, у Тивертона, Рэнча, Эванса и самого мистера Вэйла – у всех у них есть пишущие машинки.
– Послушайте, – воинственно наклонился вперед Найджел, – давайте предположим – просто ради прояснения ситуации, – что убийство было совершено не Эвансом и не миссис Вэйл и вообще никто никого не убивал до половины второго. Что из этого следует? Прежде всего то, что Вимис не мог оказаться в стогу сена. Это, в свою очередь, означает, что по инструкции он должен был совершить больше, чем одно действо. Мне случайно удалось узнать – тут Найджел заторопился, – что именно заставляет делать ребят компания Стивенса: это главным образом всякие дурацкие розыгрыши. Вопрос: не имело ли место что-нибудь в этом роде в тот злосчастный день?
– Мне, во всяком случае, об этом ничего не известно. Хотя нет, стойте. Откуда появились два лишних барьера? Маулди клянется, что он поставил столько, сколько надо.
– Отлично, Армстронг, в самую точку! Недурной розыгрыш, и он вполне получился, если бы Гриффин не пошел проверить, не промахнулся ли Маулди, как с ним часто случается.
– А может, и впрямь промахнулся, как с ним часто случается? – лукаво улыбнулся суперинтендант.
– Может. А может, и нет. Допустим, нет. Тогда мы можем попробовать восстановить действия Вимиса. До обеда проделать фокус с барьерами он не мог, потому что иные из окон зала, где собираются школьники после уроков, выходят на стадион. По той же причине не мог он этого сделать и после обеда. Стало быть, остается только само обеденное время – окна столовой выходят на противоположную сторону. По моей версии, между двенадцатью сорока пятью и часом Вимис где-то прятался; затем поставил лишние барьеры; снова спрятался и оставался в укрытии до броска к стогу сена – а может, перед тем ему предстояло совершить еще какой-то подвиг. Не исключено также, что ему было велено идти на сенное поле сразу после того, как он управится с барьерами, но выяснилось, что стог занят. В таком случае пришлось подождать и спрятаться в каком-нибудь другом месте, ведь стогов там целых пять.
