Нечестно по отношению к ней, но есть вещи, с которыми я пока не готов разобраться. Может быть, я трус. Как говорит моя мать, все мужчины трусы, когда речь заходит об этом. Мать прислала еще денег. По крайней мере от нее хоть какая-то польза.
Фрэнк не отпускает моего взгляда. Она улыбается, словно знает какой-то секрет. Сколько раз я видел подобные улыбки! Момент перед триумфом.
Наверное, я зашел слишком далеко. Надо было провести черту. Отступить, отстраниться. Именно об этом подумал я, когда она наклонилась ко мне, коснулась моих губ нежнейшим поцелуем.
Господи, она такая сладкая, словно тающее на языке лакомство; теплое дыхание, теплая кожа… Забытое, запретное удовольствие. Я почувствовал, что сдаюсь. Она придвинулась еще ближе, тяжело, прерывисто дыша, обняла меня. Мои руки скользнули под одежду и принялись жадно и требовательно исследовать горячее податливое тело.
И тут до нас донесся крик. Он пронизывал темноту, разрушая очарование момента. Конор. Мой сын.
Как холодный душ. Как грубое пробуждение. Мой сын.
– Постой, – прошипел я, отталкивая Фрэнк.
– Сэм! Ну Сэм! – не отпускала она.
Я схватил ее за руки.
– Остановись, – повторил я. – Прекрати!
Ее лицо некрасиво скривилось. Она не понимала.
– Сэм, все хорошо. Мы оба этого хотим!
Эти мольбы оказались отвратительными. Наваждение спало.
– Фрэнк, ты не понимаешь!
– Нет, Сэм, – возразила она, – единственное, чего я не понимаю, – это ты и Мерри. Посмотри на нее. Посмотри, как она относится к Конору. Сэм, послушай, ей все это не нужно. Это все неправильно! Это все неправильно, то, что она здесь, – это неправильно!
Я сжал ее лицо ладонями. Крепко сжал – возможно, даже слишком крепко. Она попыталась вырваться.
– Фрэнк, послушай.
Она извивалась, пытаясь освободиться, но я не отпускал.
– Мерри и Конор – единственное, что для меня имеет значение. Не ты! Понимаешь? Ты никогда ничего для меня не будешь значить!
Она посмотрела на меня, как будто я нанес ей смертельную рану. Щеки ее покраснели и увлажнились.
Оказавшись на кухне, я налил себе стакан воды и выглянул в окно. Фрэнк по-прежнему была на лужайке. Она откинулась на спину и уставилась на звезды.
– Черт! – прошипел я. – Вот идиотка!
Дом был погружен во тьму. Плач стих. Я тихонько скользнул в детскую, надеясь увидеть, что Мерри там, с ним, утешает его. Но ребенок был один. Он крепко спал, тихо, медленно посапывая в своем сереньком комбинезончике. Мой сын. Мое сокровище. Единственное, что имеет значение.
В кармане раздался сигнал телефона.
Снова Малин. Не сдается.
«Придешь завтра?»
Я коснулся рукой лба Конора и вернулся на кухню.
Во дворе Фрэнк все еще лежала неподвижно, как надувная игрушка для бассейна, которую забыли, бросили на лужайке за ненадобностью.
Я сплюнул в раковину. Шлюха. Пытается соблазнить женатого мужчину. Семейного человека.
Пришло еще одно сообщение от Малин. «В 10?» Я подумал о ее лице, о мягкой улыбке, о глазах цвета шоколада, с таким теплым взглядом. О запахе свежесрезанных цветов и горячего кофе, о ее духах и смехе. Она ассоциировалась у меня с нежными объятиями.
Нет. Достаточно. Все они одинаковые. Кровь пульсировала в висках. В душе всколыхнулась паника.
«Прости, не могу», – набрал я в ответ.
Я еще долго стоял в темноте. «Я пытаюсь, – сказал я сам себе. – По крайней мере пытаюсь».
Сэм
Новый день. Новый день. Я еще раз обдумал то, что сказала мне Малин. И записался в центр планирования семьи и репродукции в Уппсале. Просто на всякий случай.
Мне надоело ждать. Ждать – и не получать того, чего хочется. Пора взять на себя ответственность за свою жизнь, перестать обвинять всех остальных. Малин не раз говорила мне об этом. И в ее устах это звучало разумно и необидно. Она редкая женщина. Она дала мне гораздо больше, чем я ей. И это тоже нужно исправить.
После того как я записался на прием в клинику, я забронировал номер в отеле для нас с Мерри. Чтобы отпраздновать нашу годовщину. Мне хотелось организовать что-то особенное. Чтобы все исправить. Наладить все заново.
Фрэнк еще не вставала, когда я собрался уезжать. Мерри усадила Конора на его детское креслице. Она держалась прохладно. Почти враждебно. Возможно, она видела что-то вчера вечером. Может, истолковала что-то неправильно.
– Я люблю тебя, – сказал я. – Ты ведь это знаешь, верно? – Я прижал ее к себе, поцеловал в губы, скользнул рукой под нижнее белье. – Мы с тобой должны еще раз постараться зачать ребенка, – добавил я. – Кажется, в последнее время мы как-то запустили это дело.
Она улыбнулась. Это то, что она хотела услышать.
– Ну, вот теперь я узнаю мою девочку, – похвалил я. – Вот такой ты мне нравишься.
– Сэмсон Херли, – сказал я администратору у стойки регистрации, когда она дала мне заполнить бланк.
Взять на себя ответственность. Вот что нужно сделать. Больше никакой слабости. Нужно действовать. Да, так и нужно.
Фрэнк только отвлекает. Посторонний шум. Нечто, не имеющее значения. Я вернул администратору заполненный бланк, и она отвела меня в небольшую комнату с приглушенным светом.
Фрэнк. Фрэнк. Ее грудь, упругая на ощупь. Ее тугое, влажное влагалище, такое чертовски влажное; я засовываю туда руку – два пальца, три – и она стонет, пытается схватить мой член прямо через джинсы. Я изнываю от желания, хочу ее, уже представляю, как вхожу в нее все глубже. И она наверняка тоже представляет это себе, извиваясь, подается вперед, заставляя меня просовывать руку все глубже, насколько это возможно.
Фрэнк, Фрэнк, грязная сука.
Так в тишине затемненной кабинки я исторгаю сперму в маленький пластиковый стаканчик.
Фрэнк
Все пропало. Возможно, я поторопилась. Нужно было еще немного подождать. Или нужно было все рассказать. Чтобы Сэм знал, что именно делает Мерри и что она задумала.
О, я не знаю, теперь все так запуталось! Он ведет себя так, будто я все выдумала. Может, так оно и есть?
Но как бы я могла? Я же не слепая. И все видела собственными глазами. Видела слишком многое.
Мое единственное утешение – этот славный, прекрасный ребенок. Конор хоть и не плоть от плоти моей, но я люблю его всем сердцем.
Да, я расскажу все. Я буду ему лучшей матерью, чем она. Я люблю его всей душой. И я подумала, что у меня был шанс… Да что об этом теперь говорить!
Какая же я глупая!
Сэм намеренно старается сделать мне больно, доказывая свою точку зрения. Он не может позволить себе отпустить жену. Он подготовил и организовал для них с Мерри празднование годовщины в городе. А я должна присматривать за ребенком. Всего лишь няня – не более.
– Я уверен, ты не будешь возражать, Фрэнк, – сказал он. – Вы с Коном прекрасно ладите.
Они уехали под вечер, чтобы развлечься «по полной». Он заказал для них праздничный ужин и ночь в отеле. Мерри составила список и прикрепила его на холодильник. Когда кормить, чем и из каких бутылочек, какие препараты применять в случае недомоганий, любимые игрушки и время укладывать спать.
Будто я всего этого не знаю. Будто я не занималась всем этим уже несколько недель.
Я чувствовала себя злоумышленником. После того как они ушли, я прошлась по всем ящикам и шкафам в доме. И я нашла противозачаточные таблетки, спрятанные в мешочке в глубине ящика для нижнего белья Мерри. Еще одна интересная деталь, о которой Сэм наверняка даже не догадывается.
Перебрала все ее нижнее белье. Простые, скучные трусы и лифчики из хлопка, вылинявшие от частых стирок. Неудивительно, что Сэма так и тянет на сторону. В нижнем ящике обнаружила коробку с письмами и несколькими фотографиями. Фото ее отца, Сэма в студенчестве – он был запечатлен в каком-то экзотическом месте, рядом со странным человеком, покрытым не то золой, не то серой глиной. Фото ее матери, судя по виду, явно сделано в какой-то фотостудии.
