Я сдержала усмешку. Первым делом, придя в себя после похищения Нелл, Ирен потащила меня на Монмартр, в кафе, где художник достаточно потрепанного вида, посасывая абсент, выслушал наши долгие, путанные и весьма противоречивые описания Джеймса Келли, также известного полиции Парижа как Джек-потрошитель, и в конце концов нарисовал эскиз, который удовлетворил нас обеих.
Хотя портрет был рукописным, художнику удалось передать пристальный, напряженный взгляд, какой бывает на фотографиях. Лишь этот взгляд и указывал, что модель несколько не в себе.
Продавец билетов ткнул огрубелым пальцем в прозрачный целлулоид, защищающий лицо Келли:
– Я видел похожего парня. Говорите, это ваш брат? У него не было денег на билет, но он настаивал на том, что ему необходимо добраться до Франкфурта как можно скорее.
– О, Гортензия! – тяжело вздохнула Ирен. – Генри снова увлекся азартными играми! И это после того, что он обещал нашей матушке… Сэр, я прошу у вас прощения за поведение моего брата. Если вы подскажете, куда он подевался, мы сможем его найти и оплатим его билет.
– Подевался? – Билетер с подозрением уставился на нас, будто мы были серийными убийцами. – Известно куда. Во Франкфурт уехал. Вчера вечером. Похоже, потратил на билет свой выигрыш, потому что заплатил за проезд горстью монет.
Ирен медленно кивнула, пока я снова упрятала в рамку отвратительное лицо Джеймса Келли, пусть лишь временно.
Теперь ясно, куда пошли тяжело заработанные медяки погибшей торговки цветами: на билет Джеймса Келли в другой город, где он снова будет бесчинствовать.
Пока я с горечью обдумывала эту мысль, Ирен купила два билета до Франкфурта на поезд, отбывающий через полчаса.
– Кажется, ваш брат на шаг впереди, – заметил на прощание мужчина, – и забыл обещания, данные своей матери.
Отойдя от окошка кассы, мы проследовали к одной из жестких деревянных скамеек, которые растянулись по всей платформе, и присели.
Дул прохладный ветер. От киоска с каштанами в футах пятидесяти от нас исходил аромат орехов со специями.
– Тебе нужно освежиться перед отправлением? – заботливо спросила Ирен. Иногда она вела себя необычайно практично для бывшей примадонны.
Я осталась сидеть рядом с ней:
– В такой поездке не до свежести.
Она не спорила.
Глава двенадцатая
Пробка и свеча
Галифакс весь из камня,
И Хептонстолл из камня.
В Галифаксе много красавиц,
В Хептонстолле – ни одной.
Старинный детский стишок Из записок доктора Джона УотсонаМеня как ветерана зарубежных войн не должен был удивить скорый приезд полиции и та оперативность, с которой они под моим присмотром передали изувеченное, но еще живое тело санитарам скорой помощи.
И все же я испытал куда больше мук, чем в хаосе сражений. Разумеется, я не желал расставаться со своей пациенткой, но власти обращались со мной не менее грубо, чем с любым из тех зевак, что скоро собрались вокруг, громко судача о Джеке-потрошителе.
Еще сильнее меня поразило, когда пара полисменов приказала мне подождать инспектора и дала понять, что мои медицинские навыки, помимо оказанной на месте преступления помощи, больше здесь не понадобятся.
Я даже не мог упомянуть имени Шерлока Холмса, которое иногда действует на людей магическим образом – хотя чаще оно срабатывает в других кругах Лондона, не в полицейских. Но здесь была даже не лондонская полиция, потому что у Уайтчепела свое (позволю себе добавить, необыкновенно тупоголовое) подразделение стражей порядка.
Итак, я, снедаемый волнением, ждал в прежде темном дворе, теперь освещенном целым созвездием ламп, и наблюдал, как мостовая терпеливо сносит ботинки стольких полицейских, что Холмс воззвал бы к Небесам от подобного нелепого расходования сил.
Холмс. Где же он? Насколько я понимал, полиция явилась благодаря тому, что мой друг нашел и предупредил дежурного постового. Я слышал перекличку пронзительных свистков, подававших знак об опасности, подобно переполошенным птицам, но ничего не знал о Холмсе.
– Так вы говорите, вас зовут доктор Уотсон, сэр?
– Я не говорю. Это действительно мое имя. Я доктор Уотсон из Паддингтона.
– Вы проделали долгий путь из Паддингтона, сэр, в такой поздний час. Ваша жена знает, что вы здесь?
– Разумеется, она в курсе! Врачам часто приходится отправляться на вызовы поздно вечером.
– Удобно, не так ли, сэр? Какое дело привело вас сюда, в неблизкий Уайтчепел?
– Не мое собственное дело, если быть точным.
– Вот как?
– Это дело моего друга.
– И он?..
– В настоящий момент отсутствует.
– Но был здесь ранее?
– Да, конечно. Мы вдвоем обнаружили бедную женщину.
– Значит, вдвоем? И где он, вы говорите?
– Я ничего не говорю. Я послал его предупредить вас, пока сам присматривал за… пациенткой.
– Но вы сказали, что это было его дело.
– Да, так и есть… хотя он не врач.
– Тогда как же он может браться за подобные «дела»?
– Ох, в самом деле, вы впустую тратите время! А на месте преступления топчется целая толпа, уничтожая улики, которые там еще могут оставаться!
В этот момент я услышал, как вдали раздался пистолетный выстрел.
Допрос был прерван: все полицейские завертели головами, пытаясь прикинуть расстояние и калибр пули.
Я ужасно испугался, что это мой старый армейский «Адамс» – верный, точный и оглушительный.
– Холмс! – выпалил я в страхе за жизнь друга.
– Холмс? Это имя вашего сообщника?
– Черт возьми! Ясное дело, нет. Нет у меня никаких сообщников, я о Шерлоке Холмсе, консультирующем детективе. Наверняка вы слышали о нем.
– Вот уж вряд ли, – возразил вялым голосом с акцентом кокни безвестный полицейский.
Я застонал:
– Мне необходимо поговорить с инспектором Лестрейдом!
– Его мы тоже должны знать?
– Он из Скотленд-Ярда, – громко и уверенно добавил я, придя в совершенное отчаяние.
– Лестрейд уже близко, – раздался знакомый голос, резкий и властный. – А также этот жалкий человек, которого я схватил в шести улицах отсюда, в столь же мрачном и укромном дворе, как тот, где мы стоим.
Холмс, лицо которого было перепачкано сажей и украшено невесть откуда взявшимся темнеющим фингалом, втащил хмурого съежившегося человека в свет лампы, от которого тот прищурился.
Никогда в жизни я так не радовался присутствию настоящего злодея. Разумеется, я имею в виду человека, которого держал Холмс.
Слава богу, мы вернулись на Бейкер-стрит уже далеко за полночь, так что миссис Хадсон пропустила наше появление. Меня передергивает от мысли о том, что подумала бы почтенная уроженка Шотландии о непотребных делах Холмса, увидь она состояние его одежды.
Впрочем, мое дежурство возле раненой девушки, пока я ждал приезда полиции и скорой помощи, чтобы они забрали ее, в отличие от погони Холмса за его добычей, никак не отразились на моем внешнем виде.
Холмс настоял, чтобы инспектор Лестрейд – когда он наконец прибыл на место и широким жестом освободил нас от роли подозреваемых и свидетелей – послал за нами, если бедняжка сможет говорить, и допросил нас вместе с ней. А пока сил у нас хватало только доплестись до дома. Я сделал остановку и телеграфировал Мэри, чтобы она не беспокоилась, поскольку не видел смысла возвращаться в Паддингтон, коль скоро мне снова нужно быть в городе.
Должен сказать, что мы вползли наверх по ступеням дома 221-б торжественно и молчаливо.
Холмс оставил меня в гостиной, чтобы я поместил стеклянные стопки иностранного производства на его химический столик, пока сам он удалился в спальню, пытаясь привести себя в порядок. Артефакты в склянках казались мне теперь ненужными, ведь женщина и нападавший найдены; мне – но не моему жадному до знаний другу-детективу.
Через несколько мгновений Холмс вернулся, переодетый в свой любимый мышиного цвета халат; радостно напевая что-то бессвязное, он выложил свой курительный набор на каминную полку, рядом с персидской туфлей.
– Похоже, мне представится одна из самых редких возможностей, которые открываются лишь малому числу смертных, – объявил он.
– Что за возможность, Холмс?
– Шанс допросить жертву Потрошителя… или, по крайней мере, жертву какого-то другого убийцы на почве похоти. Не говоря уже о подозреваемом на роль самого Потрошителя. Я рад, что вы были рядом в эту ночь, дружище, не в последнюю очередь из-за ваших медицинских навыков. На сей раз у меня есть свидетель моего невинного появления на месте преступления! Как вы находите Уайтчепел?
– Дыра, грязная дыра. Я знал, что меня ожидает, но когда увидел тамошние закоулки своими глазами, мне вспомнилась легендарная калькуттская «черная дыра»[37].