– Вы даже не знаете, что ищете и можно ли там вообще что-то найти. Если же брать в целом, каково ваше мнение об «Оливковой ветви»?
– Предприятие определенно мутное, – медленно ответила Виктория.
– Мутное, да. Но не фиктивное?
– Не знаю. Людей так легко подкупить идеями культуры! Понимаете…
– Вы имеете в виду, что во всем, так или иначе связанном с культурой, люди многое принимают на веру и не проявляют такой дотошности, как в случаях с благотворительными и финансовыми проектами? Это верно. И я нисколько не сомневаюсь, что в этой сфере много подлинных энтузиастов. Но не используется ли сама организация как прикрытие для чего-то другого?
– Думаю, там идет активная коммунистическая пропаганда, – поделилась своими наблюдениями Виктория. – Эдвард тоже так считает. Он даже дал мне почитать Карла Маркса и теперь ждет моей реакции.
Дэйкин кивнул.
– Интересно. И что? Какая реакция?
– Пока никакой.
– Как насчет Рэтбоуна? Он – настоящий?
– Вообще-то, я думаю… – с сомнением начала Виктория.
– Видите ли, всерьез меня беспокоит именно он, – сказал Дэйкин. – Фигура заметная. Допустим, там готовится коммунистический заговор – у студентов и юных революционеров мало шансов выйти на президента. Против уличных бомбометателей принимаются полицейские меры. Другое дело – Рэтбоун. Он человек известный, филантроп, занимается благотворительностью. Может тесно контактировать с высокопоставленными визитерами. Вот о нем хотелось бы разузнать побольше.
Да, подумала Виктория, все завязывается на Рэтбоуне. В Лондоне, при первой встрече, несколько недель назад, Эдвард вскользь упомянул о том, что там что-то «нечисто». А если причиной, всколыхнувшей его сомнения, был какой-то конкретный случай или даже слово? Ведь мозг, в представлении Виктории, работает именно так. Недоверие, неясное сомнение не возникают сами по себе – в их основе всегда лежит какая-то причина. Если заставить Эдварда сосредоточиться, направить мысли в прошлое, возможно, они и смогли бы отыскать тот факт или случай, который и возбудил его подозрения. Ровно таким же образом и она сама должна постараться и вспомнить, что так ее удивило, когда она вышла на балкон в отеле и увидела сидящего на солнышке сэра Руперта Крофтона Ли. Да, она полагала, что путешественник находится в посольстве, а не в отеле, но одного этого было явно недостаточно, чтобы вызвать то отчетливое ощущение невероятности происходящего! Ей надо вернуться и перебрать в памяти события того утра, а Эдварда заставить сделать то же самое в отношении начального периода его сотрудничества с доктором Рэтбоуном. При следующей встрече она так ему и скажет. Вот только выбрать удобный момент не так-то просто. Сначала Эдвард был в Персии, теперь, хотя и вернулся, ситуация легче не стала. В «Оливковой ветви» о каком-либо приватном общении не могло быть и речи – обстановка там царила такая, словно на стенах все еще висели плакаты времен последней войны: «Les oreilles enemies vous écoutent»[14]. В армянском доме, куда ее приняли на положении пансионера, об уединении тоже не стоило и думать. «По правде говоря, – подумала Виктория, – ради того, чтобы видеть Эдварда столько, сколько я вижу его здесь, уезжать из Англии вовсе не стоило!»
Впрочем, события ближайших дней показали, что она не совсем права.
Эдвард подошел к ней с несколькими исписанными от руки листками.
– Доктор Рэтбоун хотел бы, чтобы ты отпечатала это прямо сейчас. Пожалуйста, обрати особое внимание на вторую страницу – там довольно трудные арабские имена.
Виктория со вздохом вставила в машинку чистый лист и привычно застучала по клавишам. Почерк у доктора Рэтбоуна был довольно разборчивый, и она уже поздравляла себя с тем, что сделала меньше ошибок, чем обычно. Отложив в сторону верхний лист, Виктория перешла к следующему и сразу поняла, что имел в виду Эдвард, когда просил обратить особое внимание на вторую страницу. К ней была приколота написанная им от руки записка:
Завтра утром, около одиннадцати, выйди на прогулку вдоль Тигра, возле Бейт-Мелек-Али.
Завтра была пятница – выходной по местной традиции. Настроение устремилось вверх, как ртуть в градуснике. Она наденет свой голубовато-зеленый пуловер. И надо обязательно сходить в парикмахерскую – вымыть волосы с шампунем. В доме, где она жила, такая процедура была недоступна.
– А им это нужно, – пробормотала Виктория вслух.
– Что ты сказала? – Катерина, работавшая за соседним столом с циркулярами и письмами, оторвалась от бумаг и настороженно посмотрела на нее.
Виктория торопливо скомкала записку.
– Хочу волосы помыть, – беспечно ответила она, – а парикмахерские здесь такие грязные, что и не знаю, куда пойти.
– Да, грязные, и вдобавок дорогие. Но я знаю одну девушку, которая хорошо моет волосы. У нее и полотенца всегда чистые. Я отведу тебя к ней.
– Очень мило с твоей стороны.
– Пойдем завтра.
– Нет, завтра не получится.
– Почему? Завтра же выходной.
Катерина уставилась на нее, словно подозревая в чем-то, и Виктория почувствовала, как поднимается в ней уже привычная неприязнь к коллеге.
– Собираюсь прогуляться, подышать свежим воздухом. Здесь так тесно и душно…
– А где ты будешь гулять? В Багдаде для прогулок мест нет.
– Что-нибудь найду.
– Лучше сходить в кино. Или интересную лекцию послушать.
– Нет, я хочу погулять. Мы, в Англии, любим гулять на воздухе.
– Вы, англичане, такие гордецы и зазнайки… А на самом деле ничего собой не представляете. Нам плевать на англичан.
– Попробуешь плюнуть на меня, вот тогда и узнаешь, почем фунт лиха, – отрезала Виктория, не в первый уже раз удивляясь тому, с какой легкостью в «Оливковой ветви» разгораются страсти.
– А что ты сделаешь?
– Увидишь.
– Зачем ты читаешь Карла Маркса? Ты же ничего не понимаешь. Ты слишком глупая. Думаешь, тебя примут в Коммунистическую партию? Ты же политически несознательная.
– А почему бы не почитать? Он ведь писал для таких, как я, трудящихся.
– Ты – не трудящаяся. Ты – буржуйка. Печатать и то толком не умеешь. Посмотри, сколько ты делаешь ошибок.
– Даже самые умные люди не всегда правильно пишут, – с достоинством возразила Виктория. – И как тут работать, если ты постоянно отвлекаешь?
Она с бешеной скоростью отстучала очередную строчку и с досадой обнаружила, что забыла переключить регистр, из-за чего получила длинный ряд восклицательных знаков, цифр и скобок. Вынув испорченный лист, Виктория вставила другой и взялась за работу с должным старанием, после чего отправилась с готовым результатом к доктору Рэтбоуну.
– Шираз в Иране, а не в Ираке… тем более не в Эраке, – пробормотал тот, бегая глазами по строчкам. – Вазит, а не Вузл… э… спасибо, Виктория.
Она уже выходила, когда доктор окликнул ее:
– Вам нравится здесь, Виктория?
– Да, доктор Рэтбоун, конечно, нравится.
Темные глаза пытливо смотрели на нее из-под густых бровей, и под этим пристальным взглядом она снова почувствовала себя неуютно.
– Боюсь, мы вам недоплачиваем.
– Неважно. Мне нравится работать.
– Правда?
– Да. Я чувствую, что занимаюсь чем-то по-настоящему значительным.
Она смело посмотрела в темные пытливые глаза.
– И вам хватает… на жизнь?
– Да, вполне. Жилье обходится дешево – я снимаю комнату у армян. Так что все хорошо.
– В Багдаде сейчас большая нехватка машинисток, – сообщил доктор Рэтбоун. – Думаю, я могу предложить вам лучшее место, чем то, которое вы сейчас занимаете.
– Но я не хочу менять свою работу.
– С вашей стороны было бы благоразумнее согласиться.
– Благоразумнее? – Виктория даже запнулась.
– Именно так я и сказал. Примите как предупреждение… и совет.
Теперь в его тоне прозвучала явная угроза.
Виктория сделала большие глаза:
– Я действительно вас не понимаю.
– Иногда благоразумнее не соваться в то, чего не понимаешь.
Сомнений уже не осталось – он угрожал ей. Тем не менее Виктория продолжала смотреть на него чистыми, невинными глазами.
– Зачем вы пришли сюда? Из-за Эдварда?
Девушка вспыхнула от негодования.
– Конечно же нет! – возмущенно ответила она.
Доктор Рэтбоун покачал головой:
– Эдварду еще только предстоит достичь чего-то. Пройдет много-много лет, прежде чем он сможет быть полезен вам. На вашем месте я бы выкинул его из головы. И, как я сказал, вы уже сейчас можете получить хорошее место с приличным заработком и перспективами. К тому же будете среди своих.
Он не спускал с нее глаз, так и сверлил взглядом. Что это? Какая-то проверка?
– Но мне действительно нравится в «Оливковой ветви», – произнесла Виктория с притворным пылом.
